Неточные совпадения
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные
произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не
человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Это было все, что длинный, сухой
человек имел в себе привлекательного, и, однако, за ним все шли и все на него смотрели, как будто на самое замечательное
произведение природы.
Скучно покажется «универсально» образованному
человеку разговаривать с ним в гостиной; но, имея завод, пожелаешь выписать к себе его самого или его
произведение.
Симон Картинкин был атавистическое
произведение крепостного права,
человек забитый, без образования, без принципов, без религии даже. Евфимья была его любовница и жертва наследственности. В ней были заметны все признаки дегенератной личности. Главной же двигательной пружиной преступления была Маслова, представляющая в самых низких его представителях явление декадентства.
Равнодушная, а может быть, и насмешливая природа влагает в
людей разные способности и наклонности, нисколько не соображаясь с их положением в обществе и средствами; с свойственною ей заботливостию и любовию вылепила она из Тихона, сына бедного чиновника, существо чувствительное, ленивое, мягкое, восприимчивое — существо, исключительно обращенное к наслаждению, одаренное чрезвычайно тонким обонянием и вкусом… вылепила, тщательно отделала и — предоставила своему
произведению вырастать на кислой капусте и тухлой рыбе.
По этаким надобностям, может быть выводят и уводят
людей в своих
произведениях твои великие художники, а я, хоть и плохой писатель, а все-таки несколько получше понимаю условия художественности.
А. И. Герцена.)] лица его драм были для нас существующие личности, мы их разбирали, любили и ненавидели не как поэтические
произведения, а как живых
людей.
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей
человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться на публичную выставку своих
произведений — нелегко без особого случая.
Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
Ее ошибка состояла не в презрении ничтожных
людей, а в том, что она принимала
произведения дворцового огорода за все наше поколение.
Герои великих литературных
произведений казались мне более реальными, чем окружающие
люди.
Это было первое общее суждение о поэзии, которое я слышал, а Гроза (маленький, круглый
человек, с крупными чертами ординарного лица) был первым виденным мною «живым поэтом»… Теперь о нем совершенно забыли, но его
произведения были для того времени настоящей литературой, и я с захватывающим интересом следил за чтением. Читал он с большим одушевлением, и порой мне казалось, что этот кругленький
человек преображается, становится другим — большим, красивым и интересным…
Изобилие плодов и
произведений понудило
людей менять их на таковые, в коих был недостаток.
Через три года явилось второе
произведение Островского: «Свои
люди — сочтемся»; автор встречен был всеми как
человек совершенно новый в литературе, и немедленно всеми признан был писателем необычайно талантливым, лучшим, после Гоголя, представителем драматического искусства в русской литературе.
Люди, которые желали видеть в Островском непременно сторонника своей партии, часто упрекали его, что он недостаточно ярко выразил ту мысль, которую хотели они видеть в его
произведении.
Островский умеет заглядывать в глубь души
человека, умеет отличать натуру от всех извне принятых уродств и наростов; оттого внешний гнет, тяжесть всей обстановки, давящей
человека, чувствуются в его
произведениях гораздо сильнее, чем во многих рассказах, страшно возмутительных по содержанию, но внешнею, официальною стороною дела совершенно заслоняющих внутреннюю, человеческую сторону.
Поверьте, что если б Островский принялся выдумывать таких
людей и такие действия, то как бы ни драматична была завязка, как бы ни рельефно были выставлены все характеры пьесы,
произведение все-таки в целом осталось бы мертвым и фальшивым.
Другие, напротив, похваляя его за идеализацию, постоянно оговаривались, что «Своих
людей» они считают
произведением недодуманным, односторонним, фальшивым даже.
Таковы
люди, таковы людские отношения, представляющиеся нам в «Семейной картине», первом, по времени,
произведении Островского.
Тогда действительность отражается в
произведении ярче и живее, и оно легче может привести рассуждающего
человека к правильным выводам и, следовательно, иметь более значения для жизни.
Это не есть сколок с одного из типов, которых несколько экземпляров представлено в лучших наших литературных
произведениях: он не Онегин, не Печорин, не Грушницкий даже, даже вообще не лишний
человек.
Словом, всем присутствовавшим очень понравилось
произведение молодого дилетанта; но за дверью гостиной в передней стоял только что пришедший, уже старый
человек, которому, судя по выражению его потупленного лица и движениям плечей, романс Паншина, хотя и премиленький, не доставил удовольствия.
— И Неведомова позовите, — продолжал Салов, и у него в воображении нарисовалась довольно приятная картина, как Неведомов,
человек всегда строгий и откровенный в своих мнениях, скажет Вихрову: «Что такое, что такое вы написали?» — и как у того при этом лицо вытянется, и как он свернет потом тетрадку и ни слова уж не пикнет об ней; а в то же время приготовлен для слушателей ужин отличный, и они, упитавшись таким образом вкусно, ни слова не скажут автору об его
произведении и разойдутся по домам, — все это очень улыбалось Салову.
— Ваши
произведения делают такой фурор, — начал штатский молодой
человек, носящий, кажется, фамилию Кругера.
Душевное состояние его было скверное, и не то, чтобы его очень смутили все эти отзывы: перебрав в голове слышанные им мнения об его
произведении, он очень хорошо видел, что все
люди, получившие университетское образование, отзывались совершенно в его пользу, — стало быть, тут, очевидно, происходила борьба между университетским мировоззрением и мировоззрением остального общества.
Раиса Павловна со своей стороны осыпала всевозможными милостями своего любимца, который сделался ее всегдашним советником и самым верным рабом. Она всегда гордилась им как своим
произведением; ее самолюбию льстила мысль, что именно она создала этот самородок и вывела его на свет из тьмы неизвестности. В этом случае Раиса Павловна обольщала себя аналогией с другими великими
людьми, прославившимися уменьем угадывать талантливых исполнителей своих планов.
Вспомнила слова генерала Аносова и спросила себя: почему этот
человек заставил ее слушать именно это бетховенское
произведение и еще против ее желания?
Положение христианского человечества со своими тюрьмами, каторгами, виселицами, с своими фабриками, скоплениями капиталов, с своими податями, церквами, кабаками, домами терпимости, всё растущими вооружениями и миллионами одуренных
людей, готовых, как цепные собаки, броситься на тех, на кого их натравят хозяева, было бы ужасным, если бы оно было
произведением насилия, но оно есть прежде всего
произведение общественного мнения.
Не потому присоединена Ницца к Франции, Лотарингия к Германии, Чехия к Австрии; не потому раздроблена Польша; не потому Ирландия и Индия подчиняются английскому правлению; не потому воюют с Китаем и убивают африканцев, не потому американцы изгоняют китайцев, а русские теснят евреев; не потому землевладельцы пользуются землей, которую они не обрабатывают, и капиталисты
произведениями труда, совершаемого другими, что это — добро, нужно и полезно
людям и что противное этому есть зло, а только потому, что те, кто имеет власть, хотят, чтобы это так было.
То ли ты делаешь, когда, будучи землевладельцем, фабрикантом, ты отбираешь
произведения труда бедных, строя свою жизнь на этом ограблении, или, будучи правителем, судьей, насилуешь, приговариваешь
людей к казням, или, будучи военным, готовишься к войнам, воюешь, грабишь, убиваешь?
Старик любил Лукашку, и лишь одного его исключал из презрения ко всему молодому поколению казаков. Кроме того, Лукашка и его мать, как соседи, нередко давали старику вина, каймачку и т. п. из хозяйственных
произведений, которых не было у Ерошки. Дядя Ерошка, всю жизнь свою увлекавшийся, всегда практически объяснял свои побуждения, «что ж?
люди достаточные, — говорил он сам себе. — Я им свежинки дам, курочку, а и они дядю не забывают: пирожка и лепешки принесут другой раз».
Критика — не судейская, а обыкновенная, как мы ее понимаем, — хороша уже и тем, что
людям, не привыкшим сосредоточивать своих мыслей на литературе, дает, так сказать, экстракт писателя и тем облегчает возможность понимать характер и значение его
произведений.
Нельзя сказать, чтоб
люди были злы по природе, и потому нельзя принимать для литературных
произведений принципов вроде того, что, например, порок всегда торжествует, а добродетель наказывается.
Ведь законы прекрасного установлены ими в их учебниках, на основании тех
произведений, в красоту которых они веруют; пока все новое будут судить на основании утвержденных ими законов, до тех пор изящным и будет признаваться только то, что с ними сообразно, ничто новое не посмеет предъявить своих прав; старички будут правы, веруя в Карамзина и не признавая Гоголя, как думали быть правыми почтенные
люди, восхищавшиеся подражателями Расина и ругавшие Шекспира пьяным дикарем, вслед за Вольтером, или преклонявшиеся пред «Мессиадой» и на этом основании отвергавшие «Фауста».
Великолепный актер, блестящий рассказчик, талантливый писатель, добрый, жизнерадостный
человек, он оставил яркий след в истории русского театра, перенеся на сцену
произведения наших великих писателей, и не мечтавших, когда они писали, что мысли и слова их, иллюстрируемые живым
человеком, предстанут на сцене перед публикой.
В наше время неудобно забывать, что как выпяленные из орбит глаза некоторых ученых, смущающихся взглядами подающей им жаркое кухарки, обусловливают успех
людей менее честных и менее ученых, но более живых и чутких к общественному пульсу, так и не в меру выпяливаемые художественные прихоти и страсти художников обусловливают успех непримиримых врагов искусства:
людей, не уважающих ничего, кроме положения и прибытка, и теоретиков, поставивших себе миссиею игнорированье
произведений искусства и опошление самих натур, чувствующих неотразимость художественного призвания.
Произведения поэзии живее, нежели
произведения живописи, архитектуры и ваяния; но и они пресыщают нас довольно скоро: конечно, не найдется
человека, который был бы в состоянии перечитать роман пять раз сряду; между тем жизнь, живые лица и действительные события увлекательны своим разнообразием.
Однако же в этом отношении
произведение искусства находится в гораздо благоприятнейших обстоятельствах, нежели явления действительности; и эти обстоятельства могут заставить
человека, не привыкшего анализировать причины своих ощущений, предполагать, что искусство само по себе производит на
человека более действия, нежели живая действительность.
Произведение искусства — создание жизненного процесса, создание живого
человека, который произвел дело не без тяжелой борьбы, и на
произведении отражается тяжелый, грубый след борьбы производства.
Если бы
произведения искусства возникали вследствие нашего стремления к совершенству и пренебрежения всем несовершенным,
человек должен был бы давно покинуть, как бесплодное усилие, всякое стремление к искусству, потому что в
произведениях искусства нет совершенства; кто недоволен действительною красотою, тот еще меньше может удовлетвориться красотою, создаваемою искусством.
Не говорим пока о том, что следствием подобного обыкновения бывает идеализация в хорошую и дурную сторону, или просто говоря, преувеличение; потому что мы не говорили еще о значении искусства, и рано еще решать, недостаток или достоинство эта идеализация; скажем только, что вследствие постоянного приспособления характера
людей к значению событий является в поэзии монотонность, однообразны делаются лица и даже самые события; потому что от разности в характерах действующих лиц и самые происшествия, существенно сходные, приобретали бы различный оттенок, как это бывает в жизни, вечно разнообразной, вечно новой, между тем как в поэтических
произведениях очень часто приходится читать повторения.
Само собою разумеется, что подобное предприятие могло бы свидетельствовать о едкости ума, но не о беспристрастии; достоин сожаления
человек, не преклоняющийся пред великими
произведениями искусства; но простительно, когда к тому принуждают преувеличенные похвалы, напоминать, что если на солнце есть пятна, то в «земных делах»
человека их не может не быть.
Не говорим уже о том, что явления жизни каждому приходится оценивать самому, потому что для каждого отдельного
человека жизнь представляет особенные явления, которых не видят другие, над которыми поэтому не произносит приговора целое общество, а
произведения искусства оценены общим судом.
Ощущение, производимое в
человеке прекрасным, — светлая радость, похожая на ту, какою наполняет нас присутствие милого для нас существа (Я говорю о том, что прекрасно по своей сущности, а не по тому только, что прекрасно изображено искусством; о прекрасных предметах и явлениях, а не о прекрасном их изображении в
произведениях искусства: художественное
произведение, пробуждая эстетическое наслаждение своими художественными достоинствами, может возбуждать тоску, даже отвращение сущностью изображаемого.).
Вопрос решается тем, что во всех указанных нами случаях дело идет о
произведениях практической деятельности
человека, которая, уклонившись в них от своего истинного назначения — производить нужное или полезное, тем не менее сохраняет свой существенный характер — производить нечто такое, чего не производит природа.
Содержание, достойное внимания мыслящего
человека, одно только в состоянии избавить искусство от упрека, будто бы оно — пустая забава, чем оно и действительно бывает чрезвычайно часто; художественная форма не спасет от презрения или сострадательной улыбки
произведение искусства, если оно важностью своей идеи не в состоянии дать ответа на вопрос: «да стоило ли трудиться над подобными пустяками?» Бесполезное не имеет права на уважение.
Правда, что большая часть
произведений искусства дает право прибавить: «ужасное, постигающее
человека, более или менее неизбежно»; но, во-первых, сомнительно, до какой степени справедливо поступает искусство, представляя это ужасное почти всегда неизбежным, когда в самой действительности оно бывает большею частию вовсе не неизбежно, а чисто случайно; во-вторых, кажется, что очень часто только по привычке доискиваться во всяком великом
произведении искусства «необходимого сцепления обстоятельств», «необходимого развития действия из сущности самого действия» мы находим, с грехом пополам, «необходимость в ходе событий» и там, где ее вовсе нет, например, в большей части трагедий Шекспира.
Причины пристрастия к искусству, нами приведенные, заслуживают уважения, потому что они естественны: как
человеку не уважать человеческого труда, как
человеку не любить
человека, не дорожить
произведениями, свидетельствующими об уме и силе
человека?
Господствующее мнение о происхождении и значении искусства выражается так: «Имея непреодолимое стремление к прекрасному,
человек не находит истинно прекрасного в объективной действительности; этим он поставлен в необходимость сам создавать предметы или
произведения, которые соответствовали бы его требованию, предметы или явления истинно-прекрасные».
Архитектура — одна из практических деятельностей
человека, которые все не чужды стремления к красивости формы, и отличается в этом отношении от мебельного мастерства не существенным характером, а только размером своих
произведений.
В
произведениях поэзии, напротив того, очень дурные дела делают и
люди очень дурные; хорошие дела делают и
люди особенно хорошие.