Неточные совпадения
Появились кокотки и кокодессы; мужчины
завели жилетки
с неслыханными вырезками, которые совершенно обнажали грудь;
женщины устраивали сзади возвышения, имевшие преобразовательный смысл и возбуждавшие в прохожих вольные мысли.
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он
с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти
женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту
проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы
женщин и в особенности их права на труд, но жил
с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей
с мужем заботы, как получше и повеселее
провести время.
После долгих слез состоялся между нами такого рода изустный контракт: первое, я никогда не оставлю Марфу Петровну и всегда пребуду ее мужем; второе, без ее позволения не отлучусь никуда; третье, постоянной любовницы не
заведу никогда; четвертое, за это Марфа Петровна позволяет мне приглянуть иногда на сенных девушек, но не иначе как
с ее секретного ведома; пятое, боже сохрани меня полюбить
женщину из нашего сословия; шестое, если на случай, чего боже сохрани, меня посетит какая-нибудь страсть, большая и серьезная, то я должен открыться Марфе Петровне.
Клим остался
с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался
свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то
женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
Тогда Самгин, пятясь, не
сводя глаз
с нее,
с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело
женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом
с нею — себя
с растрепанной прической,
с открытым ртом на сером потном лице.
В чистеньком городке, на тихой, широкой улице
с красивым бульваром посредине, против ресторана, на веранде которого, среди цветов, играл струнный оркестр, дверь солидного, но небольшого дома, сложенного из гранита, открыла Самгину плоскогрудая, коренастая
женщина в сером платье и, молча выслушав его объяснения,
провела в полутемную комнату, где на широком диване у открытого, но заставленного окна полулежал Иван Акимович Самгин.
Клим Самгин, прождав нежеланную гостью до полуночи,
с треском закрыл дверь и лег спать, озлобленно думая, что Лютов, может быть, не пошел к невесте, а приятно
проводит время в лесу
с этой не умеющей улыбаться
женщиной.
Остаток вечера он
провел в мыслях об этой
женщине, а когда они прерывались, память показывала темное, острое лицо Варвары,
с плотно закрытыми глазами,
с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые
с правой стороны, они открывали три неприятно белых зуба,
с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый толстым слоем снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над могилой, только что зарытой.
Весь этот день был днем постепенного разочарования для Обломова. Он
провел его
с теткой Ольги,
женщиной очень умной, приличной, одетой всегда прекрасно, всегда в новом шелковом платье, которое сидит на ней отлично, всегда в таких изящных кружевных воротничках; чепец тоже со вкусом сделан, и ленты прибраны кокетливо к ее почти пятидесятилетнему, но еще свежему лицу. На цепочке висит золотой лорнет.
Бабушка
с почтением и
с завистью, а Райский
с любопытством глядел на стариков, слушал, как они припоминали молодость, не верил их словам, что она была первая красавица в губернии, а он — молодец и
сводил будто
женщин с ума.
Ей жаль мужика, который едва тащит мешок на спине. Она догадывается, что вон эта
женщина торопится
с узлом заложить последний салоп, чтоб заплатить за квартиру и т. д. Всякого и всякую
провожает задумчиво-заботливый взгляд Софьи.
Она была отличнейшая
женщина по сердцу, но далее своего уголка ничего знать не хотела, и там в тиши, среди садов и рощ, среди семейных и хозяйственных хлопот маленького размера,
провел Райский несколько лет, а чуть подрос, опекун поместил его в гимназию, где окончательно изгладились из памяти мальчика все родовые предания фамилии о прежнем богатстве и родстве
с другими старыми домами.
Из тех трех
женщин, которые шили, одна была та самая старуха, которая
провожала Маслову, — Кораблева, мрачного вида, насупленная, морщинистая,
с висевшим мешком кожи под подбородком, высокая, сильная
женщина,
с короткой косичкой русых седеющих на висках волос и
с волосатой бородавкой на щеке.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось в нем
с новой силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за счастье сочла бы выдти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой
женщине, и она не могла подождать и
завела шашни
с фельдшером», думал он,
с ненавистью глядя на нее.
— И отлично! Теперь вам остается только действовать, и я буду надеяться на вашу опытность. Вы ведь пользуетесь успехом у
женщин и умеете
с ними дела
водить, ну вам и книги в руки. Я слышал мельком, что поминали Бахареву, потом дочь Ляховского…
Многие из теснившихся к нему
женщин заливались слезами умиления и восторга, вызванного эффектом минуты; другие рвались облобызать хоть край одежды его, иные что-то причитали. Он благословлял всех, а
с иными разговаривал. Кликушу он уже знал, ее привели не издалека, из деревни всего верст за шесть от монастыря, да и прежде ее
водили к нему.
За день стрелки исправили поломки у нарт, удэгейские
женщины починили унты и одежду. Чтобы облегчить людей, я нанял двух человек
с нартами и собаками
проводить нас до следующего стойбища.
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой день около полудня. Тазы
провожали нас от одной фанзы до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия,
женщины и дети махали ему руками. Он отвечал им тем же. Так от одной фанзы до другой,
с постоянными задержками, мы дошли наконец до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно говоря, очень порадовался.
В деревнях и маленьких городках у станционных смотрителей есть комната для проезжих. В больших городах все останавливаются в гостиницах, и у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату; в ней были дети и
женщины, больной старик не сходил
с постели, — мне решительно не было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его
отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб
отвести душу. Она только теперь в полную меру оценила эту простую, но твердую
женщину, которая в каждый данный момент знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась
с семьей Стабровских и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой могли быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке, и не думала ее защищать.
И всё это совершается
с тем большею легкостью, что свободная
женщина проводит здесь время в полнейшей праздности.
Как сейчас вижу маленькую юрточку на берегу запорошенной снегом протоки. Около юрточки стоят две туземные
женщины — старушки
с длинными трубками. Они вышли нас
провожать. Отойдя немного, я оглянулся. Старушки стояли на том же месте. Я помахал им шапкой, они ответили руками. На повороте протоки я повернулся и послал им последнее прости.
Поэтому, входя в сношение
с богачом, всякий старается как можно более участвовать в его выгодах;
заводя же сношения
с женщиной, имеющей деньги, прямо уже хлопочут о том, чтобы завладеть ее достоянием.
Только
с матерью своею он и
отводил душу и по целым часам сиживал в ее низких покоях, слушая незатейливую болтовню доброй
женщины и наедаясь вареньем.
— Ну, если не разочарованный,то скептык,это еще хуже (выговор Михалевича отзывался его родиной, Малороссией). А
с какого права можешь ты быть скептиком? Тебе в жизни не повезло, положим; в этом твоей вины не было: ты был рожден
с душой страстной, любящей, а тебя насильственно
отводили от
женщин: первая попавшаяся
женщина должна была тебя обмануть.
Завидев незнакомую
женщину, закрывавшуюся тулупом, Основа ушел в свою переднюю избу, а Таисья
провела Аграфену в заднюю половину, где была как у себя дома. Немного погодя пришел сам Основа
с фонарем в руке. Оглядев гостью, он не подал и вида, что узнал ее.
Тут просто действует провидение, и я только должен благодарить бога и добрую
женщину. Теперь подготовляю, что нужно для дороги, и
с полной уверенностью
провожу Аннушку. Может быть, бог даст, и сам когда-нибудь ее увижу за Уралом… Жаль, что я не могу тебе послать теперь письма Дороховой, — впрочем, если Мария Николаевна поедет
с Аннушкой, то я тебе
с нею их перешлю, но только
с тем непременным условием, чтобы ты мне их возвратил. Это мое богатство. Не знаю, за что эта добрая
женщина с такою дружбою ко мне…
Виделся ли ты
с Софьей Григорьевной? Я слышал, что она поехала в Кяхту. Мне было очень приятно
с нею здесь
провести денек. Добрая
женщина, без всяких вычур появления. — И отрадная страничка в наших памятных тетрадях. Я счастлив за
С. Григорьевича.
Он, не долго думая, объяснился
с Беком в том роде, что так как он, Бек, не может позволить ему, Лобачевскому,
завести приватную медицинскую школу для
женщин, которая никому и ничему мешать не может, то, в силу своего непреодолимого влечения к этому делу, он, Лобачевский, не может более служить вместе
с ним, Беком, и просит отпуска.
— А я время
проводил с прехорошенькой
женщиной, — отвечал адъютант и снова самым отчаянным образом зевнул.
Ванька в последнее время тоже
завел сердечную привязанность к особе кухарки, на которой обещался даже жениться, беспрестанно бегал к ней, и жена Симонова (
женщины всегда бывают очень сострадательны к подобным слабостям!)
с величайшей готовностью исполняла его должность.
— A d'autres, mon cher! Un vieux sournois, comme moi, ne se laisse pas tromper si facilement. [Говори это другим, мой дорогой! Старую лисицу вроде меня не так-то легко
провести (франц.)] Сегодня к вам лезут в глаза
с какою-нибудь Медико-хирургическою академиею, а завтра на сцену выступит уже вопрос об отношениях
женщины к мужчине и т. д. Connu! [Знаем! (франц.)]
— Вот видите: и сейчас оне это слово «так» сказали, — хихикнул он, словно у него брюшко пощекотали, — что же-с! в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже в них это нравится-с. Даме мужчина защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама
с своей стороны… хоть бы по части общества: гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать, спеть, время приятно
провести — вот ихнее дело.
—
С ним, конечно, едет Прейн, потом толпа молодежи… Превесело
проведем все лето. Самый отличный случай для твоих первых триумфов!.. Да, мы им всем вскружим голову… У нас один бюст чего стоит, плечи, шея… Да?.. Милочка,
женщине так мало дано от бога на этом свете, что она своим малым должна распорядиться
с величайшей осторожностью. Притом
женщине ничего не прощают, особенно не прощают старости… Ведь так… а?..
Весна. Из-за Зеленой Стены,
с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы — ежеминутно
проводишь по ним языком — и, должно быть, сладкие губы у всех встречных
женщин (и мужчин тоже, конечно). Это несколько мешает логически мыслить.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет
с каждым мгновением. В голове у него сделалось знакомое чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он увидел, что Бек-Агамалов, не
сводя глаз
с женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
Встретила меня сама мать игуменья, встретила
с честью, под образа посадила:"Побеседуем", — говорит.
Женщина она была из себя высокая, сановитая и взгляд имела суровый: что мудреного, что она мужикам за генеральскую дочь почудилась? Начал я
с ней говорить, что не дело она
заводит, стал Асафа-старика поминать. Только слушала она меня, слушала, дала все выговорить, да словно головой потом покачала.
Ни мужчина мужчине, ни
женщина женщине не простили бы этого притворства и сейчас
свели бы друг друга
с ходулей. Но чего не прощают молодые люди разных полов друг другу?
— Смотрите, как будто не его дело! Не умеет влюбить в себя
женщину, а сам
с ума
сводит.
Сведу с Маврикием, и она тотчас про вас начнет вспоминать, — ему вас хвалить, а его в глаза бранить, — сердце
женщины!
— Нет, нет, и того не делайте! — воскликнула Сусанна Николаевна. — Это тоже
сведет меня в могилу и вместе
с тем уморит и мужа… Но вы вот что… если уж вы такой милый и добрый, вы покиньте меня, уезжайте в Петербург, развлекитесь там!.. Полюбите другую
женщину, а таких найдется много, потому что вы достойны быть любимым!
Мы пришли в один из дешевеньких домов «развеселого Кунавина села», нас встретила вороватая старушка. Осип пошептался
с нею, и она
провела нас в пустую маленькую комнату, темную и грязную, как стойло. На койке спала, разметавшись, большая толстая
женщина; старуха толкнула ее кулаком в бок и сказала...
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно
провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая
женщина в черном платье,
с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
…Меня особенно
сводило с ума отношение к
женщине; начитавшись романов, я смотрел на
женщину, как на самое лучшее и значительное в жизни. В этом утверждали меня бабушка, ее рассказы о Богородице и Василисе Премудрой, несчастная прачка Наталья и те сотни, тысячи замеченных мною взглядов, улыбок, которыми
женщины, матери жизни, украшают ее, эту жизнь, бедную радостями, бедную любовью.
Маска оказалась хорошенькой двадцатилетней невинной девушкой, дочерью шведки-гувернантки. Девушка эта рассказала Николаю, как она
с детства еще, по портретам, влюбилась в него, боготворила его и решила во что бы то ни стало добиться его внимания. И вот она добилась, и, как она говорила, ей ничего больше не нужно было. Девица эта была свезена в место обычных свиданий Николая
с женщинами, и Николай
провел с ней более часа.
— Соткнулся я
с женщиной одной — от всей жизни спасение в ней, — кончено! Нет верхового! Не послала. Города построила новые, людями населила хорошими,
завела на колокольню и бросила сюда вот! Ушла! Стало быть, плох я ей…
— Как все распалось, — сказал я. — Вы напрасно
провели столько дней в пути. Достигнуть цели и отказаться от нее — не всякая
женщина могла бы поступить так. Прощайте, Биче! Я буду говорить
с вами еще долго после того, как вы уйдете.
В то время как набившаяся толпа
женщин и мужчин, часть которых стояла у двери, хором восклицала вокруг трупа, — Биче, отбросив
с дивана газеты, села и слегка, стесненно вздохнула. Она держалась прямо и замкнуто. Она постукивала пальцами о ручку дивана, потом,
с выражением осторожно переходящей грязную улицу, взглянула на Геза и, поморщась,
отвела взгляд.
Софья Алексеевна просила позволения ходить за больной и дни целые
проводила у ее кровати, и что-то высоко поэтическое было в этой группе умирающей красоты
с прекрасной старостью, в этой увядающей
женщине со впавшими щеками,
с огромными блестящими глазами,
с волосами, небрежно падающими на плечи, — когда она, опирая свою голову на исхудалую руку,
с полуотверстым ртом и со слезою на глазах внимала бесконечным рассказам старушки матери об ее сыне — об их Вольдемаре, который теперь так далеко от них…