Неточные совпадения
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка
проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть,
на своих ли местах сторожа, которые стояли
на всех углах, колотя деревянными лопатками в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул в
кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился в свою комнату.
Она требовала ответа о здоровье. Обломов, написав ответ, сам отдал его Никите и прямо из передней выпроводил его
на двор и
провожал глазами до калитки, чтоб он не вздумал зайти
на кухню и повторить там «клевету» и чтоб Захар не пошел
провожать его
на улицу.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря
на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи
завел у себя в доме французскую
кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно, стоило порядочных хлопот: надобно было
провести в ее комнату кран от крана и от котла в
кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит
на эту роскошь, но что ж, это теперь можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
Обшитая своими чиновными плерезами, Марья Степановна каталась, как шар, по дому с утра до ночи, кричала, шумела, не давала покоя людям, жаловалась
на них, делала следствия над горничными, давала тузы и драла за уши мальчишек,
сводила счеты, бегала
на кухню, бегала
на конюшню, обмахивала мух, терла ноги, заставляла принимать лекарство.
Она уж и не пыталась бороться с мужем, а только старалась не попадаться ему
на глаза, всячески угождая ему при случайных встречах и почти безвыходно
проводя время
на кухне.
За работу Н. И. Струнникову Брокар денег не давал, а только платил за него пятьдесят рублей в училище и содержал «
на всем готовом». А содержал так:
отвел художнику в сторожке койку пополам с рабочим, — так двое
на одной кровати и спали, и кормил вместе со своей прислугой
на кухне. Проработал год Н. И. Струнников и пришел к Брокару...
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло в
кухню, к живым людям. Петр Елисеич половину дня
проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме одна, с глазу
на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в слезах.
Когда Катря спускалась в
кухню, Домнушка стороной непременно
сводила разговор
на Аграфену Гущину, о которой доходили самые невероятные слухи.
Дело состояло в том, что с задней стороны, из средины пригорка, бил родник; чувашенин подставил колоду, и как все надворные строения были ниже родника, то он
провел воду, во-первых, в летнюю
кухню, во-вторых, в огромное корыто, или выдолбленную колоду, для мытья белья, и в-третьих, в хлевы, куда загонялся
на ночь скот и лошади.
— Горит, как восковая свечечка
на ветру! —
проводила его мать тихими словами, встала и вышла
на кухню, начала одеваться.
— Правда, что взамен этих неприятностей я пользуюсь и некоторыми удовольствиями, а именно: 1) имею бесплатный вход летом в Демидов сад, а
на масленице и
на святой пользуюсь правом хоть целый день
проводить в балаганах Егарева и Малафеева; 2) в семи трактирах, в особенности рекомендуемых нашею газетой вниманию почтеннейшей публики, за несоблюдение в
кухнях чистоты и неимение
на посуде полуды, я по очереди имею право однажды в неделю (в каждом) воспользоваться двумя рюмками водки и порцией селянки; 3) ежедневно имею возможность даром ночевать в любом из съезжих домов и, наконец, 4) могу беспрепятственно присутствовать в любой из камер мировых судей при судебном разбирательстве.
Кожемякин видел всё это из амбара, сначала ему не хотелось вмешиваться, но когда Боря крикнул, он испугался и
отвёл его в
кухню. Явилась мать,
на этот раз взволнованная, и, промывая руку, стала журить сына, а он сконфуженно оправдывался...
Однажды он особенно ясно почувствовал её отдалённость от жизни, знакомой ему: сидел он в
кухне, писал письмо, Шакир
сводил счёт товара, Наталья шила, а Маркуша
на полу, у печки, строгал свои палочки и рассказывал Борису о человечьих долях.
В прошлые годы Матвей
проводил их в
кухне, читая вслух пролог или минеи, в то время как Наталья что-нибудь шила, Шакир занимался делом Пушкаря, а кособокий безродный человек Маркуша, дворник, сидя
на полу, строгал палочки и планки для птичьих клеток, которые делал ловко, щеголевато и прочно.
— У вас слишком заметное лицо, особенно глаза, это не годится, вам нельзя ходить без маски, без дела. По фигуре, да и вообще, вы похожи
на мелочного торгаша, вам надо
завести ящик с товаром — шпильки, иголки, тесёмки, ленты и всякая мелочь. Я скажу, чтобы вам дали ящик и товару, — тогда вы можете заходить
на кухни, знакомиться с прислугой…
— Вы бы, Настасья Петровна, взглянули
на кухне, — говорит она,
проводив князя. — У меня есть предчувствие, что этот изверг Никитка непременно испортит обед! Я уверена, что он уже пьян…
Как сказали, так и сделали. Настя
провела в сумасшедшем доме две недели, пока Крылушкин окольными дорогами добился до того, что губернатор, во внимание к ходатайству архиерея, велел отправить больную к ее родным. О возвращении ее к Крылушкину не было и речи; дом его был в расстройстве;
на кухне сидел десятский, обязанный следить за Крылушкиным, а в шкафе следственного пристава красовалось дело о шарлатанском лечении больных купцом Крылушкиным.
На двенадцатый день после этой ночи,
на утренней заре, сыпучей, песчаной тропою, потемневшей от обильной росы, Никита Артамонов шагал с палкой в руке, с кожаным мешком
на горбу, шагал быстро, как бы торопясь поскорее уйти от воспоминаний о том, как родные
провожали его: все они, не проспавшись, собрались в обеденной комнате, рядом с
кухней, сидели чинно, говорили сдержанно, и было так ясно, что ни у кого из них нет для него ни единого сердечного слова.
Барыня.
На много ли?.. Федор Иваныч! Принять от него серебро! Вон сейчас! От него всё. Этот человек меня в гроб
сведет. Вчера чуть-чуть не заморил собачку, которая ничего ему не сделала. Мало ему этого, он же зараженных мужиков вчера в
кухню завел, и опять они здесь. От него всё! Вон, сейчас вон! Расчет, расчет! (Семену.) А если ты себе вперед позволишь шуметь в моем доме, я тебя, скверного мужика, выучу!
Остался он
на станции. Помогал у начальника
на кухне, дрова рубил, двор, платформу мел. Через две недели приехала жена, и поехал Семен
на ручной тележке в свою будку. Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство
заведет, корову, лошадь купит.
Яков
проводил его до станции молча, потом вернулся домой и запряг лошадь, чтобы везти Матвея в Лимарово. Он решил, что
свезет его в Лимаровский лес и оставит там
на дороге, а потом будет говорить всем, что Матвей ушел в Веденяпино и не возвращался, и все тогда подумают, что его убили прохожие. Он знал, что этим никого не обманешь, но двигаться, делать что-нибудь, хлопотать было не так мучительно, как сидеть и ждать. Он кликнул Дашутку и вместе с ней повез Матвея. А Аглая осталась убирать в
кухне.
Ему
отвели над
кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок
на четырех чурбанах — истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить
на нее — не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул
на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим бывало поднимет его, уронит и ухмыльнется.
— Об том-то я и говорю. А впрочем, коли ты за границу едешь, так меня держись. Если
на себя надеяться будешь — одни извозчики с ума
сведут. А я тамошние порядки наизусть знаю. И что где спросить, и где что поесть, и где гривенничек сунуть — всё знаю. Я как приеду в гостиницу — сейчас
на кухню и повару полтинничек. Всё покажет. Обер-кельнеру тоже сунуть надо — первому за табльдотом подавать будут.
В
кухне у нее тараканы, грязные мочалки, вонь, и кухарка, когда печет пирог, прежде чем посадить его в печь, вынимает из своей головы гребенку и
проводит ею борозды
на верхней корке; она же, делая пирожные, слюнит изюминки, чтобы они крепче сидели в тесте.
В
кухне прочистилось; чад унесло; из кухаркиной комнаты, озираясь, вышел робко лавочный мальчик; у него
на голове опрокинута опорожненная корзина. Она закрывает ему все лицо, и в этом для него, по-видимому, есть удобство. Кухарка его
провожает и удерживает еще
на минуту у порога; она молча грозит ему пальцем, потом сыплет ему горсть сухого господского компота, и, наконец, приподнимает у него над головою корзинку, берет руками за алые щеки и целует в губы. При этом оба целующиеся смеются.
После обеда Ваня и Нина слоняются по всем комнатам и томятся. Запрещение ходить в
кухню повергло их в уныние. Они отказываются от сладостей, капризничают и грубят матери. Когда вечером приходит дядя Петруша, они
отводят его в сторону и жалуются ему
на отца, который хотел бросить котят в помойку.
Вера Семеновна между тем незаметно вышла из залы, прошла через
кухню в сени, где ожидала ее горничная, подкупленная графом Сигизмундом Владиславовичем, которая накинула ей
на голову платок, а
на плечи тальму и
проводила по двору до ворот.
Алексей Парфеныч сперва рвал и метал, но пробившись, как рыба об лед, года два в Петербурге и потеряв за это время свою жену, он смирился и обратился снова к Синявину, совершившему с ним «коммерческий оборот». Тот милостиво
отвел ему место
на кухне, а сынишку его, Петра, взял мальчиком в одну из лавок.
Вечером он ушел. Когда перед тем он заглянул в
кухню, тетка стояла
на коленях и гладила сухой рукой шелковистую горячую голову. Вытянув ноги, как палки, собака лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихие и частые стоны. Глаза ее, совсем посеревшие, устремились
на вошедшего, и, когда он осторожно
провел по лбу, стоны сделались явственнее и жалобнее.