Неточные совпадения
— Теперь дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! «
Проблемы идеализма» — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от
человека? И отвечает: если жизнь личности — бессмысленна, то так же бессмысленны и судьбы человечества, — здорово?
Проблема отношения
человека и общества очень обострилась из-за роли, которую играет социализм в мировой жизни.
На почве такого сознания невозможно разрешение
проблемы отношений
человека и общества.
Как соединить решение
проблемы хлеба для всех
людей,
проблемы, от которой зависит сама жизнь
людей, со свободой, от которой зависит достоинство
людей?
В сущности
проблема социализма, перед которой стоит современный
человек, —
проблема «хлеба» и социальной справедливости — элементарна и относительна.
Сложность
проблемы свободы в ее социальных последствиях в том, что средний
человек масс в сущности не очень дорожит свободой.
Проблема, стоящая перед
человеком, еще сложнее: с механизированной природой не может быть взаимообщения.
Только новое сознание в христианстве, только понимание его как религии не только личного, но и социального и космического преображения, т. е. усиление в христианском сознании мессианства и пророчества, может привести к разрешению мучительной
проблемы отношений
человека и общества.
Экзистенциалисты антирелигиозного типа так низко мыслят о
человеке, так понимают его исключительно снизу, что остается непонятным самое возникновение
проблемы познания, возгорание света Истины.
Требование, предъявленное мне, чтобы я оправдал ссылкой на тексты Священного Писания свою идею о религиозном смысле творчества
человека, было непониманием
проблемы.
Многие сторонники и выразители культурного ренессанса оставались левыми, сочувствовали революции, но было охлаждение к социальным вопросам, была поглощенность новыми
проблемами философского, эстетического, религиозного, мистического характера, которые оставались чуждыми
людям, активно участвовавшим в социальном движении.
Но самая идея вечных адских мук, безобразная и садичная, но представляющая сложную философскую
проблему, в сущности, лишает ценности духовную и моральную жизнь
человека.
Западные культурные
люди рассматривают каждую
проблему прежде всего в ее отражениях в культуре и истории, то есть уже во вторичном.
Проблема вечной судьбы стоит перед всяким
человеком, всяким живущим, и всякая объективация ее есть ложь.
Русские мыслили о всех
проблемах по существу, как бы стоя перед тайной бытия, западные же
люди, отягченные своим прошлым, мыслили о всех
проблемах слишком в культурных отражениях, т. е. в русской мысли было больше свежести и непосредственности.
Интересно, когда
проблему оправдания культуры ставят самые большие русские
люди, которые творили русскую культуру, или ставит интеллигенция, умственно воспитанная на западном научном просвещении.
Но мнения о культуре
людей некультурных или очень низкого уровня культуры не интересны, не ставят никакой
проблемы.
Проблема столкновения личности и мировой гармонии. Отношение к действительности. Значение Гегеля в истории русской мысли. Бунт Белинского. Предвосхищение Достоевского.
Проблема теодицеи. Подпольный
человек. Гоголь и Белинский. Индивидуалистический социализм Белинского. Религиозная драма Гоголя. Письмо Белинского Гоголю. Мессианство русской поэзии: Тютчев, Лермонтов.
Второе и третье течения ставят
проблемы о космосе и
человеке.
Наиболее интересен Н. Михайловский,
человек умственно одаренный, замечательный социолог, поставивший интересные
проблемы, но с очень невысокой философской культурой, знакомый, главным образом, с философией позитивизма.
Загадка о
человеке — вот
проблема, которая с большой остротой им ставится.
Проблема теургии есть
проблема творчества, но не всякого творчества, а того лишь, в котором
человек творит вместе с Богом, творчества религиозного.
В христианстве Гюисманса нет отношения к другим
людям и к человечеству, нет даже этой
проблемы.
Я был бы счастлив, если б книгой этой обострил в современном сознании ряд жгучих религиозно-философских
проблем, особенно в сознании
людей, вступивших на путь религиозно-мистический.
В нем действительно не дается еще ответа на религиозную
проблему общественности, в которой речь идет столько же о равенстве, сколько и об иерархическом различии человечества, или, иначе выражая ту же мысль, не только о духовном, но и о душевном
человеке, в состав которого входит и его мистическая органичность.
В царственной свободе, предоставленной
человеку, полноте его богосыновства ему предоставлено самое бытие Бога делать
проблемой, философски искать Его, а следовательно, предоставлена и полная возможность не находить и даже отвергать Его, т. е. вместе с философским благочестием заложена возможность и философского нечестия.
Это все та же
проблема рабства
человека.
Это приводит нас к
проблеме эсхатологической, к
проблеме конца истории и, значит, освобождения
человека от рабства у истории.
Обыкновенные учения о бессмертии души, защищаемые спиритуалистической метафизикой, совсем не понимают трагедии смерти, не видят самой
проблемы смерти Бессмертие может быть лишь целостным, лишь бессмертием целостной личности, в которой дух овладевает душевным и телесным составом
человека.
Проблема стоит совсем не так, что цивилизации следует противопоставлять какое-то здоровое и блаженное варварство, какого-то природного
человека или доброго по природе дикаря.
Проблема личности была поставлена с большой остротой в XIX веке такими
людьми, как Достоевский, Киркегардт, Ницше, Ибсен,
людьми, восставшими против власти «общего», против засилия рациональной философии.
Против цивилизации восставали такие
люди, как Ж. Ж. Руссо, как Лев Толстой, их восстание ставит уже более глубокую
проблему.
Это есть
проблема о рабстве
человека и всего творения.
Вся тревожная и запутанная
проблема царства связана с тем, что
человек призван к царствованию.
Проблема теодицеи не разрешима объективирующей мыслью в объективированном миропорядке, она разрешима лишь в экзистенциальном плане, где Бог открывается, как свобода, любовь и жертва, где Он страдает с
человеком и борется с
человеком против неправды мира, против нестерпимых страданий мира.
В этом вся сложность
проблемы свободы и рабства
человека.
Эта же
проблема существует в отношении к злу в каждом отдельном
человеке.
Можно разрешить
проблему свободы, лишив
человека хлеба.
Для всякого чуткого
человека ясно, что невозможно довольствоваться законом, что добро законническое не разрешает
проблемы жизни.
Потеряв сознание вечной и бессмертной жизни,
человек освободил себя от мучительной
проблемы ада, сбросил с себя тяжесть ответственности.
Есть
люди, замученные
проблемой зла и страдания.
Проблеме рая, которая так мучила Достоевского, посвящены «Сон смешного
человека», «Сон Версилова» и в конце уже «Легенда о Великом Инквизиторе».
Чисто духовная и духовно-нравственная
проблема жизни возникает лишь тогда, когда
человек внешне свободен.
Поэтому освобождение
человека от угнетающих и порабощающих его форм общества имеет огромное нравственное и религиозное значение и ставит перед
человеком нравственную и религиозную
проблему в чистом виде.
И если они и трактуют о
проблеме бессмертия, то без углубления
проблемы самой смерти и преимущественно в связи с нравственной ответственностью
человека, с наградами и наказаниями и в лучшем случае с потребностью завершения бесконечных стремлений человеческой личности.
Мы стоим перед основной
проблемой: есть ли сознание — падшее состояние
человека, утеря рая?
Проблема страшно осложняется еще тем, что кроме этики закона и этики искупления есть еще этика творчества, связанная с дарами
человека и с его призванием.
Проблема этики связана с загадкой о
человеке.
Основная
проблема о творчестве не только не была раскрыта и решена христианством, но не была даже поставлена в религиозной глубине, она ставилась лишь как оправдание культуры, т. е. во вторичном плане, а не как
проблема отношения между Богом и
человеком.
Проблема возникает в своей глубине и серьезности для
человека как существа духовного, ставшего перед вечностью.