Неточные совпадения
Лицо ее было закрыто вуалем, но он обхватил радостным взглядом особенное, ей одной свойственное движение походки, склона
плеч и постанова головы, и тотчас же будто электрический ток
пробежал по его телу.
Зимними вечерами приятно было шагать
по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на
плече легко
бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
А Лютов неестественно, всем телом, зашевелился, точно под платьем его,
по спине и
плечам, мыши
пробежали. Самгину эта сценка показалась противной, и в нем снова, но еще сильнее вспыхнула злость на Алину, растеклась на всех в этой тесной, неряшливой, скудно освещенной двумя огоньками свеч, комнате.
А Гапон проскочил в большую комнату и забегал, заметался
по ней. Ноги его подгибались, точно вывихнутые, темное лицо судорожно передергивалось, но глаза были неподвижны, остеклели. Коротко и неумело обрезанные волосы на голове висели неровными прядями, борода подстрижена тоже неровно. На
плечах болтался измятый старенький пиджак, и рукава его были так длинны, что покрывали кисти рук.
Бегая по комнате, он хрипло выкрикивал...
Самгин видел в дверь, как она
бегает по столовой, сбрасывая с
плеч шубку, срывая шапочку с головы, натыкаясь на стулья, как слепая.
Ветер нагнал множество весенних облаков, около солнца они были забавно кудрявы, точно парики вельмож восемнадцатого века.
По улице воровато
бегали с мешками на
плечах мужики и бабы, сновали дети, точно шашки, выброшенные из ящика. Лысый старик, с козлиной бородой на кадыке, проходя мимо Самгина, сказал...
Крылатая женщина в белом поет циничные песенки, соблазнительно покачивается, возбуждая, разжигая чувственность мужчин, и заметно, что женщины тоже возбуждаются, поводят
плечами; кажется, что
по спинам их
пробегает судорога вожделения. Нельзя представить, что и как могут думать и думают ли эти отцы, матери о студентах, которых предположено отдавать в солдаты, о России, в которой кружатся, все размножаясь, люди, настроенные революционно, и потомок удельных князей одобрительно говорит о бомбе анархиста.
Она с тихой радостью успокоила взгляд на разливе жизни, на ее широких полях и зеленых холмах. Не
бегала у ней дрожь
по плечам, не горел взгляд гордостью: только когда она перенесла этот взгляд с полей и холмов на того, кто подал ей руку, она почувствовала, что
по щеке у ней медленно тянется слеза…
Он пожимал
плечами, как будто озноб
пробегал у него
по спине, морщился и, заложив руки в карманы, ходил
по огороду,
по саду, не замечая красок утра, горячего воздуха, так нежно ласкавшего его нервы, не смотрел на Волгу, и только тупая скука грызла его. Он с ужасом видел впереди ряд длинных, бесцельных дней.
И вдруг из-за скал мелькнул яркий свет, задрожали листы на деревьях, тихо зажурчали струи вод. Кто-то встрепенулся в ветвях, кто-то
пробежал по лесу; кто-то вздохнул в воздухе — и воздух заструился, и луч озолотил бледный лоб статуи; веки медленно открылись, и искра
пробежала по груди, дрогнуло холодное тело, бледные щеки зардели, лучи упали на
плечи.
Минутами разговор обрывается;
по его лицу, как тучи
по морю,
пробегают какие-то мысли — ужас ли то перед судьбами, лежащими на его
плечах, перед тем народным помазанием, от которого он уже не может отказаться? Сомнение ли после того, как он видел столько измен, столько падений, столько слабых людей? Искушение ли величия? Последнего не думаю, — его личность давно исчезла в его деле…
Потом он захотел тем же способом ознакомиться и со своею собеседницею: взяв левою рукой девочку за
плечо, он правой стал ощупывать ее волосы, потом веки и быстро
пробежал пальцами
по лицу, кое-где останавливаясь и внимательно изучая незнакомые черты.
Коля вырвался, схватил сам генерала за
плечи и как помешанный смотрел на него. Старик побагровел, губы его посинели, мелкие судороги
пробегали еще
по лицу. Вдруг он склонился и начал тихо падать на руку Коли.
Вот однажды сижу я на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то
пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил глаза. Внизу,
по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на
плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.
Услужливое воображение, как нарочно, рисовало ему портрет Лизы во весь рост, с роскошными
плечами, с стройной талией, не забыло и ножку. В нем зашевелилось странное ощущение, опять
по телу
пробежала дрожь, но не добралась до души — и замерла. Он разобрал это ощущение от источника до самого конца.
И показывал Матвею жёлтое, искажённое и плачевное лицо, с прикрытыми трусливо глазами. Скрипели половицы, скрипели козловые башмаки девушки, — она
бегала по комнате так быстро, что Матвей видел только тёмную косу, белые
плечи и розовую юбку.
Да и повёл за собою. Ходит быстро, мелкими шажками, шубёнка у него старенькая и не
по росту, видно, с чужого
плеча. Молоденький он, худущий и смятенный; придя к себе домой, сразу заметался, завертелся недостойно сана,
бегает из горницы в горницу, и то за ним стул едет, то он рукавом ряски со стола что-нибудь смахнёт и всё извиняется...
В вестибюле стоял ад; я пробивался среди
плеч, спин и локтей, в духоте, запахе пудры и табаку к лестнице,
по которой
сбегали и взбегали разряженные маски.
Как свежо, светло было отроческое лицо это, — шея раскрыта, воротник от рубашки лежал на
плечах, и какая-то невыразимая черта задумчивости
пробегала по устам и взору, — той неопределенной задумчивости, которая предупреждает будущую мощную мысль; «как много выйдет из этого юноши», — сказал бы каждый теоретик, так говорил мсье Жозеф, — а из него вышел праздный турист, который, как за последний якорь, схватился за место
по дворянским выборам в NN.
Брат Федор, бывший раньше тихим, вдумчивым и чрезвычайно деликатным, теперь, с видом очень занятого и делового человека, с карандашом за ухом,
бегал по амбару, похлопывал покупателей
по плечу и кричал на приказчиков: «Друзья!» По-видимому, он играл какую-то роль, и в этой новой роли Алексей не узнавал его.
Русый и кудрявый парень с расстегнутым воротом рубахи то и дело
пробегал мимо него то с доской на
плече, то с топором в руке; он подпрыгивал, как разыгравшийся козел, рассыпал вокруг себя веселый, звонкий смех, шутки, крепкую ругань и работал без устали, помогая то одному, то другому, быстро и ловко
бегая по палубе, заваленной щепами и деревом. Фома упорно следил за ним и чувствовал зависть к этому парню.
Спустившись в трюмы, бабы насыпали рожь в мешки, мужики, вскидывая мешки на
плечи, бегом
бегали по сходням на берег, а от берега к селу медленно потянулись подводы, тяжело нагруженные долгожданным хлебом.
Он спешно и бодро
бегал по комнатам, твердо постукивая каблуками сапог, хозяйственно покрикивал на прислугу, хлопал крестника
по плечу и утешал его...
Откуда-то взялся серый большой паук, торопливо закосил всеми своими длинными ногами, проворно
пробежал по мертвому лицу и скрылся на
плече в золотых кудрях.
Весь нрав ее изменился; то она вдруг без всякой причины начинала играть,
бегая по двору, что совершенно не шло к ее почтенному возрасту; то задумывалась и начинала ржать; то кусала и брыкала в своих сестер кобыл; то начинала обнюхивать меня и недовольно фыркать; то, выходя на солнце, клала свою голову чрез
плечо своей двоюродной сестре Купчихе и долго задумчиво чесала ей спину и отталкивала меня от сосков.
— Не сердись!.. возразил Юрий; и улыбаясь он склонился над ней; потом взял в руки ее длинную темную косу, упадавшую на левое
плечо, и прижал ее к губам своим; холод
пробежал по его членам, как от прикосновения могучего талисмана; он взглянул на нее пристально, и на этот раз удивительная решимость блистала в его взоре; она не смутилась — но испугалась.
Холодна, равнодушна лежала Ольга на сыром полу и даже не пошевелилась, не приподняла взоров, когда взошел Федосей; фонарь с умирающей своей свечою стоял на лавке, и дрожащий луч, прорываясь сквозь грязные зеленые стекла, увеличивал бледность ее лица; бледные губы казались зеленоватыми; полураспущенная коса бросала зеленоватую тень на круглое, гладкое
плечо, которое, освободясь из плена, призывало поцелуй; душегрейка, смятая под нею, не прикрывала более высокой, роскошной груди; два мягкие шара, белые и хладные как снег, почти совсем обнаженные, не волновались как прежде: взор мужчины беспрепятственно покоился на них, и ни малейшая краска не
пробегала ни
по шее, ни
по ланитам: женщина, только потеряв надежду, может потерять стыд, это непонятное, врожденное чувство, это невольное сознание женщины в неприкосновенности, в святости своих тайных прелестей.
На набережной, поперек ее, во всю ширину, расстилаются сети. На грубых камнях мостовой они кажутся нежными и тонкими, как паутина, а рыбаки ползают
по ним на четвереньках, подобно большим черным паукам, сплетающим разорванную воздушную западню. Другие сучат бечевку на белугу и на камбалу и для этого с серьезным, деловитым видом
бегают взад и вперед
по мостовой с веревкой через
плечи, беспрерывно суча перед собой клубок ниток.
Мухоедов схватил Фатевну за
плечи, вытолкнул из комнаты и дверь затворил на крючок; он несколько минут
бегал по комнате, как зверь в клетке, а потом, остановившись, проговорил с конвульсивной улыбкой...
Благоговейный трепет
пробежал по мне; я весь похолодел и припал к его
плечу… Сердце переполнилось…
Легкий румянец пятнами выступал на ее бледном лице; стан слегка сгибался, невольная томная улыбка не сходила с губ; изредка
пробегала дрожь
по ее побледневшим
плечам; взгляды тихо разгорались и быстро погасали…
Григорий молча сел, глядя на голые, круглые
плечи жены. Самовар бурлил, плескалась вода, Матрёна фыркала,
по коридору взад и вперёд быстро
бегали служители, Орлов
по походке старался определить, кто идёт.
Стоит Семён в тени, осматривая людей невидимыми глазами; на голове у него чёрный башлык, под ним — мутное пятно лица, с
плеч до ног колоколом висит омытая дождём клеёнка, любопытно скользят
по ней отблески огня и, сверкая,
сбегает вода. Он похож на монаха в этой одежде и бормочет, точно читая молитву...
— Прощай, Наташа! Принцесса заколдованная! Фея моя! Душенька! Красавица моя! — рыдала Феничка, покрывая поцелуями лицо и
плечи девочки. — Тебя одну я любила «по-настоящему», а за другими
бегала, дурила, чтоб тебе досадить…
Вода
по его черным волосам
сбегала на спину и
плечи, но он мало обращал на это внимания.
Ананьев покраснел и умолк. Он молча прошелся около стола, досадливо почесал себе затылок и несколько раз судорожно пожал
плечами и лопатками от холода, который
пробегал по его большой спине. Ему уж было стыдно и тяжело вспоминать, и он боролся с собой…
Но почему-то в антрактах у него билось сердце, он, сам того не замечая, как мальчик
бегал по фойе и
по коридорам, нетерпеливо отыскивая кого-то; и ему становилось скучно, когда антракт кончался; а когда он увидел знакомое розовое платье и красивые
плечи под тюлем, сердце его сжалось, точно от предчувствия счастья, он радостно улыбнулся и первый раз в жизни испытал ревнивое чувство.
Поезд уходил. Таня и Токарев высунулись из окна. Мужики
сбегали с платформы. Сторож, размахнувшись, ударил одного из них кулаком
по шее. Мужик втянул голову в
плечи и побежал быстрее. Изогнувшийся дугою поезд закрыл станцию.
Саня поцеловала тетку в
плечо и выбежала из беседки. Ей захотелось
бегать совсем по-детски. Она
пробежала по аллее, вплоть до загиба — и
по второй, и
по третьей —
по всему четырехугольнику, и спустилась опять вниз, к тому дубку, где они сейчас сидели.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса
сбегает по правому
плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся с нею.
Он погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия, в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее горячей мечтой,
сбегает струею
по ее округленным
плечам, плещет жаркою пеною
по лебединой шее, подкатывается волною под грудь, замирающую сладким восторгом; он липнет летучею брызгою к горячим устам ее, и черные кудри целует, и впивается в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.