Неточные совпадения
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того,
еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал
принести свой новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему
принесли суп, и попросил
еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.
Сереже было слишком весело, слишком всё было счастливо, чтоб он мог не поделиться со своим другом швейцаром
еще семейною радостью, про которую он узнал на гулянье в Летнем Саду от племянницы графини Лидии Ивановны. Радость эта особенно важна казалась ему по совпадению с радостью чиновника и своей радостью о том, что
принесли игрушки. Сереже казалось, что нынче такой день, в который все должны быть рады и веселы.
— А, ты так? — сказал он. — Ну, входи, садись. Хочешь ужинать? Маша, три порции
принеси. Нет, постой. Ты знаешь, кто это? — обратился он к брату, указывая на господина в поддевке, — это господин Крицкий, мой друг
еще из Киева, очень замечательный человек. Его, разумеется, преследует полиция, потому что он не подлец.
Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все
еще каждый
приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек».
Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать:
принес правителю дел красную, [Красная — ассигнация в десять рублей.] да и дело в шляпе, а теперь по беленькой, да
еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство!
— Что ж, ведь этак разговаривать сухо, — сказал Хлобуев. — Эй, Кирюшка! принеси-ка
еще другую бутылку шампанского.
Искоса бросив
еще один взгляд на все, что было в комнате, он почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и
принести лично свое почтение.
Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить;
приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть
еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический.
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем
еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке
принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
А если видишь
еще, с какой целью все это творится, как вокруг тебя все множится да множится,
принося плод да доход.
Карл Иваныч одевался в другой комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и
еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос одной из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала мне, что она
принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы успеть вымыть ее ко времени. Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
— Я вам, Алена Ивановна, может быть, на днях,
еще одну вещь
принесу… серебряную… хорошую… папиросочницу одну… вот как от приятеля ворочу… — Он смутился и замолчал.
— Сайку я тебе сею минутою
принесу, а не хошь ли вместо колбасы-то щей? Хорошие щи, вчерашние.
Еще вчера тебе оставила, да ты пришел поздно. Хорошие щи.
Вошли Алина и Дуняша. У Алины лицо было все такое же окостеневшее, только
еще более похудело; из-под нахмуренных бровей глаза смотрели виновато. Дуняша
принесла какие-то пакеты и, положив их на стол, села к самовару. Алина подошла к Лютову и, гладя его редкие волосы, спросила тихо...
По воскресеньям, вечерами, у дяди Хрисанфа собирались его приятели, люди солидного возраста и одинакового настроения; все они были обижены, и каждый из них
приносил слухи и факты,
еще более углублявшие их обиды; все они любили выпить и поесть, а дядя Хрисанф обладал огромной кухаркой Анфимовной, которая пекла изумительные кулебяки. Среди этих людей было два актера, убежденных, что они сыграли все роли свои так, как никто никогда не играл и уже никто не сыграет.
Вошел кудрявый парень в белой рубахе, с лицом счастливого человека,
принес бутылку настойки янтарного цвета, тарелку моченых яблоков и спросил, ангельски улыбаясь, — не прикажут ли
еще чего-нибудь.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него явится позыв познакомиться с ним; он ищет, просит книги, и если
принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться идея о предмете;
еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит, глядя апатически в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Когда же Штольц
приносил ему книги, какие надо
еще прочесть сверх выученного, Обломов долго глядел молча на него.
Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько ни ошибался он в людях, сколько бы ни ошибся
еще, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулось основание добра и веры в него. Он втайне поклонялся чистоте женщины, признавал ее власть и права и
приносил ей жертвы.
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев
приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он
еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
— Да постой, дай деньги, я мимо пойду и
принесу; мне
еще надо кое-куда сходить.
— Ну,
еще и в старом походит, — сказала Агафья Матвеевна, — а деньги понадобятся на хозяйство. Солонины запасем, варенья вам наварю… Пойти посмотреть,
принесла ли Анисья сметаны… — Она встала.
— Я не мешаюсь ни в чьи дела, Татьяна Марковна, вижу, что вы убиваетесь горем, — и не мешаю вам: зачем же вы хотите думать и чувствовать за меня? Позвольте мне самому знать, что мне
принесет этот брак! — вдруг сказал Тушин резко. — Счастье на всю жизнь — вот что он
принесет! А я, может быть, проживу
еще лет пятьдесят! Если не пятьдесят, хоть десять, двадцать лет счастья!
Но все-таки он
еще был недоволен тем, что мог являться по два раза в день,
приносить книги, ноты, приходить обедать запросто. Он привык к обществу новых современных нравов и к непринужденному обхождению с женщинами.
Он засмеялся и ушел от нее — думать о Вере, с которой он все
еще не нашел случая объясниться «о новом чувстве» и о том, сколько оно счастья и радости
приносит ему.
Не проходило почти дня, чтоб Тит Никоныч не
принес какого-нибудь подарка бабушке или внучкам. В марте, когда
еще о зелени не слыхать нигде, он
принесет свежий огурец или корзиночку земляники, в апреле горсточку свежих грибов — «первую новинку». Привезут в город апельсины, появятся персики — они первые подаются у Татьяны Марковны.
— В лодке у Ивана Матвеича оставил, все из-за того сазана! Он у меня трепетался в руках — я книгу и ноты забыл… Я побегу сейчас — может быть, он
еще на речке сидит — и
принесу…
К этому
еще прибавьте, что всякую покупку, которую нельзя положить в карман, вам
принесут на дом, и почти всегда прежде, нежели вы сами воротитесь.
Алиса
принесла нам чаю, потом мы пошли
еще в столовую опять пить чай с аккомпанементом котлет, рыбы, дичи и фруктов.
Утром вам
приносят чай, или кофе, или шоколад, когда вы
еще в постели.
Якут
принес мне
еще две пары рябчиков и тетерева на завтра.
Сильно бы вымыли ему голову, но Егорка
принес к обеду целую корзину карасей, сотни две раков да
еще барчонку сделал дудочку из камыша, а барышне достал два водяных цветка, за которыми, чуть не с опасностью жизни, лазил по горло в воду на средину пруда.
«Сары, сары не забудьте купить!» — «Это
еще что?» — «Сары — это якутские сапоги из конской кожи: в них сначала надо положить сена, а потом ногу, чтоб вода не прошла; иначе по здешним грязям не пройдете и не проедете. Да вот зайдите ко мне, я велю вам
принести».
Принесли и
еще кружку; я опять попробовал за здоровье старой португалки.
Перед обедом черные
принесли нам убитую ими
еще утром какую-то ночную змею.
Дорога пошла в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны в этих климатах. Каков жар должен быть летом! Хорошо
еще, что ветер с моря
приносит со всех сторон постоянно прохладу! А всего в 26-м градусе широты лежат эти благословенные острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей стороны.
Лганье не
приносит японцам никакой пользы, потому что им в возврат лгут
еще больше; иначе нельзя.
Тут
еще караульные стали передавать ее из рук в руки, оглядывать со всех сторон, понесли вверх, и минут через пять какой-то старый тагал
принес назад, а мы пока жарились на солнце.
Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было
еще изменить всё свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что
приносит на этой службе уже теперь и надеялся
еще больше
приносить в будущем.
— Захотелось нашу мужицкую еду посмотреть? Дотошный ты, барин, посмотрю я на тебя. Всё ему знать надо. Сказывала — хлеб с квасом, а
еще щи, снытки бабы вчера
принесли; вот и щи, апосля того — картошки.
Митя, у которого в руке все
еще скомканы были кредитки, очень всеми и особенно панами замеченные, быстро и конфузливо сунул их в карман. Он покраснел. В эту самую минуту хозяин
принес откупоренную бутылку шампанского на подносе и стаканы. Митя схватил было бутылку, но так растерялся, что забыл, что с ней надо делать. Взял у него ее уже Калганов и разлил за него вино.
Затем
еще через несколько времени опять расшил бы ладонку и опять вынул уже вторую сотню, затем третью, затем четвертую, и не далее как к концу месяца вынул бы наконец предпоследнюю сотню: дескать, и одну сотню
принесу назад, все то же ведь выйдет: „подлец, а не вор.
— Ну да, орехи, и я то же говорю, — самым спокойным образом, как бы вовсе и не искал слова, подтвердил доктор, — и я
принес ему один фунт орехов, ибо мальчику никогда и никто
еще не
приносил фунт орехов, и я поднял мой палец и сказал ему: «Мальчик!
Смердяков поднял и
еще вчера
принес.
— Илюша, я тебе могу
еще одну штуку показать. Я тебе пушечку
принес. Помнишь, я тебе
еще тогда говорил про эту пушечку, а ты сказал: «Ах, как бы и мне ее посмотреть!» Ну вот, я теперь и
принес.
— Какой-то слух был, что вы ее отыскиваете и что когда отыщете ее, то приведете. Смуров что-то говорил в этом роде. Мы, главное, всё стараемся уверить, что Жучка жива, что ее где-то видели. Мальчики ему живого зайчика откуда-то достали, только он посмотрел, чуть-чуть улыбнулся и попросил, чтобы выпустили его в поле. Так мы и сделали. Сию минуту отец воротился и ему щенка меделянского
принес, тоже достал откуда-то, думал этим утешить, только хуже
еще, кажется, вышло…
Хозяин
принес нераспечатанную игру карт и объявил Мите, что уж сбираются девки, жидки с цимбалами прибудут тоже, вероятно, скоро, а что тройка с припасами
еще не успела прибыть.
— Напротив, очень рада. Только что сейчас рассуждала опять, в тридцатый раз: как хорошо, что я вам отказала и не буду вашей женой. Вы в мужья не годитесь: я за вас выйду, и вдруг дам вам записку, чтобы снести тому, которого полюблю после вас, вы возьмете и непременно отнесете, да
еще ответ
принесете. И сорок лет вам придет, и вы все так же будете мои такие записки носить.
Это письмо я получила только на другой день вечером, мне из трактира
принесли, а
еще утром,
еще утром в тот день, я хотела было все простить ему, все, даже его измену!