Неточные совпадения
Оборванные нищие,
Послышав запах пенного,
И те
пришли доказывать,
Как счастливы они:
— Нас у порога лавочник
Встречает подаянием,
А в
дом войдем, так из
домуПроводят до ворот…
Чуть запоем мы песенку,
Бежит
к окну хозяюшка
С краюхою, с ножом,
А мы-то заливаемся:
«Давать давай — весь каравай,
Не мнется и не крошится,
Тебе скорей, а нам спорей...
― Я
пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот
дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет
к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.
И Левину смутно
приходило в голову, что не то что она сама виновата (виноватою она ни в чем не могла быть), но виновато ее воспитание, слишком поверхностное и фривольное («этот дурак Чарский: она, я знаю, хотела, но не умела остановить его»), «Да, кроме интереса
к дому (это было у нее), кроме своего туалета и кроме broderie anglaise, у нее нет серьезных интересов.
Я до вечера просидел
дома, запершись в своей комнате.
Приходил лакей звать меня
к княгине, — я велел сказать, что болен.
— Я вам расскажу всю истину, — отвечал Грушницкий, — только, пожалуйста, не выдавайте меня; вот как это было: вчера один человек, которого я вам не назову,
приходит ко мне и рассказывает, что видел в десятом часу вечера, как кто-то прокрался в
дом к Лиговским. Надо вам заметить, что княгиня была здесь, а княжна
дома. Вот мы с ним и отправились под окна, чтоб подстеречь счастливца.
Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же
приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они
приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный
дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только
к кошевому, [Кошевой — руководитель коша (стана), выбиравшийся ежегодно.] который обыкновенно говорил...
А во время отлучки и татарва может напасть: они, турецкие собаки, в глаза не кинутся и
к хозяину на
дом не посмеют
прийти, а сзади укусят за пяты, да и больно укусят.
— Если только он будет
дома, — прибавил он. — Фу, черт! В своем больном не властен, лечи поди! Не знаешь, он
к тем пойдет, али те сюда
придут?
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал.
К Зосимову два раза наведывался: нет
дома, да и только! Да ничего,
придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да
к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
«И многие из иудеев
пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услыша, что идет Иисус, пошла навстречу ему; Мария же сидела
дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: господи! если бы ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего ты попросишь у бога, даст тебе бог».
Когда Раскольников
пришел к своему
дому, — виски его были смочены потом, и дышал он тяжело.
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом
доме, — подумал он. — Что это, да никак я
к Разумихину сам
пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я
пришел или просто шел, да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что
к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»
Змея
к Крестьянину
пришла проситься в
дом,
Не по-пустому жить без дела,
Нет, няньчить у него детей она хотела...
Начинало смеркаться, когда
пришел я
к комендантскому
дому. Виселица со своими жертвами страшно чернела. Тело бедной комендантши все еще валялось под крыльцом, у которого два казака стояли на карауле. Казак, приведший меня, отправился про меня доложить и, тотчас же воротившись, ввел меня в ту комнату, где накануне так нежно прощался я с Марьей Ивановною.
Дома на столе Клим нашел толстое письмо без марок, без адреса, с краткой на конверте надписью: «
К. И. Самгину». Это брат Дмитрий извещал, что его перевели в Устюг, и просил
прислать книг. Письмо было кратко и сухо, а список книг длинен и написан со скучной точностью, с подробными титулами, указанием издателей, годов и мест изданий; большинство книг на немецком языке.
Лидия не
пришла пить чай, не явилась и ужинать. В течение двух дней Самгин сидел
дома, напряженно ожидая, что вот, в следующую минуту, Лидия
придет к нему или позовет его
к себе. Решимости самому пойти
к ней у него не было, и был предлог не ходить: Лидия объявила, что она нездорова, обед и чай подавали для нее наверх.
Через трое суток он был
дома, кончив деловой день, лежал на диване в кабинете, дожидаясь, когда стемнеет и он пойдет
к Никоновой. Варвара уехала на дачу,
к знакомым.
Пришла горничная и сказала, что его спрашивает Гогин.
Через несколько дней он снова
пришел к Варваре, но не застал ее
дома; в столовой сидели Гогины и Любаша.
Однажды Клим
пришел домой с урока у Томилина, когда уже кончили пить вечерний чай, в столовой было темно и во всем
доме так необычно тихо, что мальчик, раздевшись, остановился в прихожей, скудно освещенной маленькой стенной лампой, и стал пугливо прислушиваться
к этой подозрительной тишине.
— Тоже вот и Любаша: уж как ей хочется, чтобы всем было хорошо, что уж я не знаю как! Опять
дома не ночевала, а намедни,
прихожу я утром, будить ее — сидит в кресле, спит, один башмак снят, а другой и снять не успела, как сон ее свалил. Люди
к ней так и ходят, так и ходят, а женишка-то все нет да нет! Вчуже обидно, право: девушка сочная, как лимончик…
Не желая видеть Дуняшу, он зашел в ресторан, пообедал там, долго сидел за кофе, курил и рассматривал, обдумывал Марину, но понятнее для себя не увидел ее.
Дома он нашел письмо Дуняши, — она извещала, что едет — петь на фабрику посуды, возвратится через день. В уголке письма было очень мелко приписано: «Рядом с тобой живет подозрительный, и
к нему
приходил Судаков. Помнишь Судакова?»
Варвара по вечерам редко бывала
дома, но если не уходила она —
приходили к ней. Самгин не чувствовал себя
дома даже в своей рабочей комнате, куда долетали голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим
домом он признал комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно поджидая Самгина, торчал на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
— Тарантьев, Иван Герасимыч! — говорил Штольц, пожимая плечами. — Ну, одевайся скорей, — торопил он. — А Тарантьеву скажи, как
придет, — прибавил он, обращаясь
к Захару, — что мы
дома не обедаем, и что Илья Ильич все лето не будет
дома обедать, а осенью у него много будет дела, и что видеться с ним не удастся…
Он уж перестал мечтать об устройстве имения и о поездке туда всем
домом. Поставленный Штольцем управляющий аккуратно
присылал ему весьма порядочный доход
к Рождеству, мужики привозили хлеба и живности, и
дом процветал обилием и весельем.
— Ну, а если не станет уменья, не сумеешь сам отыскать вдруг свою дорогу, понадобится посоветоваться, спросить — зайди
к Рейнгольду: он научит. О! — прибавил он, подняв пальцы вверх и тряся головой. — Это… это (он хотел похвалить и не нашел слова)… Мы вместе из Саксонии
пришли. У него четырехэтажный
дом. Я тебе адрес скажу…
Он не договорил и задумался. А он ждал ответа на свое письмо
к жене. Ульяна Андреевна недавно написала
к хозяйке квартиры, чтобы ей
прислали… теплый салоп, оставшийся
дома, и дала свой адрес, а о муже не упомянула. Козлов сам отправил салоп и написал ей горячее письмо — с призывом, говорил о своей дружбе, даже о любви…
На третий день Вера совсем не
пришла к чаю, а потребовала его
к себе. Когда же бабушка
прислала за ней «послушать книжку», Веры не было
дома: она ушла гулять.
Это особенно усилилось дня за два перед тем, когда он
пришел к ней в старый
дом с Гете, Байроном, Гейне да с каким-то английским романом под мышкой и расположился у ее окна рядом с ней.
Через неделю после радостного события все в
доме пришло в прежний порядок. Мать Викентьева уехала
к себе, Викентьев сделался ежедневным гостем и почти членом семьи. И он, и Марфенька не скакали уже. Оба были сдержаннее, и только иногда живо спорили, или пели, или читали вдвоем.
Марфенька испугалась. Верочка ничего не сказала; но когда Борис
пришел к двери
дома, она уже стояла, крепко прижавшись
к ней, боясь, чтоб ее не оттащили прочь, и ухватясь за ручку замка.
Она не любила, чтобы
к ней
приходили в старый
дом. Даже бабушка не тревожила ее там, а Марфеньку она без церемонии удаляла, да та и сама боялась ходить туда.
Она была тоже в каком-то ненарушимо-тихом торжественном покое счастья или удовлетворения, молча чем-то наслаждалась, была добра, ласкова с бабушкой и Марфенькой и только в некоторые дни
приходила в беспокойство, уходила
к себе, или в сад, или с обрыва в рощу, и тогда лишь нахмуривалась, когда Райский или Марфенька тревожили ее уединение в старом
доме или напрашивались ей в товарищи в прогулке.
Полины Карповны не было. Она сказалась больною,
прислала Марфеньке цветы и деревья с зеленью. Райский заходил
к ней утром сам, чтобы как-нибудь объяснить вчерашнюю свою сцену с ней и узнать, не заметила ли она чего-нибудь. Но она встретила его с худо скрываемым, под видом обидчивости, восторгом, хотя он прямо сказал ей, что обедал накануне не
дома, в гостях — там много пили — и он выпил лишнюю рюмку — и вот «до чего дошел»!
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась
к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что
приходила к нам, ударила мою Олю два раза в щеку и вытолкнула в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном
доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама
к нам
приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „В суд, говорит, на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
— Так вы не знали? — удивилась Версилова. — Olympe! князь не знал, что Катерина Николаевна сегодня будет. Мы
к ней и ехали, мы думали, она уже с утренним поездом и давно
дома. Сейчас только съехались у крыльца: она прямо с дороги и сказала нам пройти
к вам, а сама сейчас
придет… Да вот и она!
Просидев часа четыре с лишком в трактире, я вдруг выбежал, как в припадке, — разумеется, опять
к Версилову и, разумеется, опять не застал
дома: не
приходил вовсе; нянька была скучна и вдруг попросила меня
прислать Настасью Егоровну; о, до того ли мне было!
Еще
к нам
пришел из
дома мальчик, лет двенадцати, и оба они сели перед нами на пятках и рассматривали пристально нас, платья наши, вещи.
Ведь она видит, как тяжело ему было
прийти к ним в
дом, и не понимает, зачем он шел…
— Так я и знала… Она останется верна себе до конца и никогда не выдаст себя. Но ведь она не могла не видеть, зачем вы
пришли к нам? Тем более что ваша болезнь, кажется, совсем не позволяет выходить из
дому.
По дороге
к Ивану пришлось ему проходить мимо
дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В окнах был свет. Он вдруг остановился и решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более недели. Но ему теперь
пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
Что же до Алеши, то исправник очень любил его и давно уже был с ним знаком, а Ракитин, повадившийся впоследствии
приходить очень часто
к заключенному, был одним из самых близких знакомых «исправничьих барышень», как он называл их, и ежедневно терся в их
доме.
Даже до самого этого последнего дня сам Смуров не знал, что Коля решил отправиться
к Илюше в это утро, и только накануне вечером, прощаясь со Смуровым, Коля вдруг резко объявил ему, чтоб он ждал его завтра утром
дома, потому что пойдет вместе с ним
к Снегиревым, но чтобы не смел, однако же, никого уведомлять о его прибытии, так как он хочет
прийти нечаянно.
Я вас просто прошу пойти
к Lise, разузнать у ней все, как вы только один умеете это сделать, и
прийти рассказать мне, — мне, матери, потому что, вы понимаете, я умру, я просто умру, если все это будет продолжаться, или убегу из
дома.
Алеша не заходил уже дня четыре и, войдя в
дом, поспешил было прямо пройти
к Лизе, ибо у ней и было его дело, так как Лиза еще вчера
прислала к нему девушку с настоятельною просьбой немедленно
к ней
прийти «по очень важному обстоятельству», что, по некоторым причинам, заинтересовало Алешу.
— Не мудрено, Lise, не мудрено… от твоих же капризов и со мной истерика будет, а впрочем, она так больна, Алексей Федорович, она всю ночь была так больна, в жару, стонала! Я насилу дождалась утра и Герценштубе. Он говорит, что ничего не может понять и что надо обождать. Этот Герценштубе всегда
придет и говорит, что ничего не может понять. Как только вы подошли
к дому, она вскрикнула и с ней случился припадок, и приказала себя сюда в свою прежнюю комнату перевезть…
Вообще судя, странно было, что молодой человек, столь ученый, столь гордый и осторожный на вид, вдруг явился в такой безобразный
дом,
к такому отцу, который всю жизнь его игнорировал, не знал его и не помнил, и хоть не дал бы, конечно, денег ни за что и ни в каком случае, если бы сын у него попросил, но все же всю жизнь боялся, что и сыновья, Иван и Алексей, тоже когда-нибудь
придут да и попросят денег.
— Как вы смели, милостивый государь, как решились обеспокоить незнакомую вам даму в ее
доме и в такой час… и явиться
к ней говорить о человеке, который здесь же, в этой самой гостиной, всего три часа тому,
приходил убить меня, стучал ногами и вышел как никто не выходит из порядочного
дома.
Но затем, простив ей по неведению, прибавил, «как бы смотря в книгу будущего» (выражалась госпожа Хохлакова в письме своем), и утешение, «что сын ее Вася жив несомненно, и что или сам приедет
к ней вскорости, или письмо
пришлет, и чтоб она шла в свой
дом и ждала сего.
Странная игра случая занесла меня наконец в
дом одного из моих профессоров; а именно вот как: я
пришел к нему записаться на курс, а он вдруг возьми да и пригласи меня
к себе на вечер.
Дома я нашел записку от Гагина. Он удивлялся неожиданности моего решения, пенял мне, зачем я не взял его с собою, и просил
прийти к ним, как только я вернусь. Я с неудовольствием прочел эту записку, но на другой же день отправился в Л.