Неточные совпадения
Бобчинский. Да если этак и государю
придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество,
в таком-то
городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Досада ли на то, что вот не удалась задуманная назавтра сходка с своим братом
в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь во царевом кабаке, или уже завязалась
в новом месте какая зазнобушка сердечная и
приходится оставлять вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки
в тот час, как нахлобучиваются на
город сумерки, детина
в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челядью и плетет тихие речи разночинный отработавшийся народ?
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от дел деревни, ему
пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений. Товары и съестные припасы он закупал
в городе — Меннерс не мог бы похвастаться даже коробком спичек, купленным у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки.
Однажды, года три тому назад, ему
пришлось ночевать на постоялом дворе
в отдаленном уездном
городе.
Ехать
пришлось недолго; за
городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному дому; окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками,
в окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Проводив ее, чувствуя себя больным от этой встречи, не желая идти домой, где
пришлось бы снова сидеть около Инокова, — Самгин пошел
в поле. Шел по тихим улицам и думал, что не скоро вернется
в этот
город, может быть — никогда. День был тихий, ясный, небо чисто вымыто ночным дождем, воздух живительно свеж, рыжеватый плюш дерна источал вкусный запах.
— Я теперь
в город не поспею: на дороге
в трактире
придется; тут все дорого: рублей пять сдерут.
Ни
в пьяном кутеже по трактирам, ни тогда, когда ему
пришлось лететь из
города доставать бог знает у кого деньги, необходимейшие ему, чтоб увезть свою возлюбленную от соблазнов соперника, отца своего, — он не осмеливается притронуться к этой ладонке.
От
города до монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной
в этот час дороге. Почти уже стала ночь,
в тридцати шагах трудно уже было различать предметы. На половине дороги
приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом прокричала...
Раз как-то
пришлось мне ехать с ним вдвоем
в карете за
город.
На другой день около обеда Валентин Осипович перевез жену
в другие номера. Новые номера находились
в центре
города, на Тверской, и были достаточно чисты; зато за две крохотных комнатки
приходилось платить втрое дороже, чем у Сухаревой. Обед, по условию с хозяйкой, был готов.
Недели за три перед тем, как матушке
приходилось родить, послали
в город за бабушкой-повитухой, Ульяной Ивановной, которая привезла с собой мыльца от раки преподобного (
в городском соборе почивали мощи) да банку моренковской мази.
Когда водка вся выходила и
приходилось покупать
в городе новый запас, — наступали самые драматические моменты этой гарнолужской Илиады.
Магнату
пришлось выбраться из
города пешком. Извозчиков не было, и за лошадь с экипажем сейчас не взяли бы горы золота. Важно было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже были за чертой
города, произошла встреча с бежавшими
в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас сил, заявила, что дальше не может идти.
Дорога
в Тайболу проходила Низами, так что Яше
пришлось ехать мимо избушки Мыльникова, стоявшей на тракту, как называли дорогу
в город. Было еще раннее утро, но Мыльников стоял за воротами и смотрел, как ехал Яша. Это был среднего роста мужик с растрепанными волосами, клочковатой рыжей бороденкой и какими-то «ядовитыми» глазами. Яша не любил встречаться с зятем, который обыкновенно поднимал его на смех, но теперь неловко было проехать мимо.
Слава богу, что эти новые припадки
в инвалидной моей ноге случились перед тем
городом, где я нашел попечение дружбы и товарища-лекаря, иначе это могло бы дать развернуться болезни, если бы
пришлось тащиться без помощи все вперед.
И то женатые и
в Чите и
в Петровском заводе настроили дома, которые
пришлось бросить за бесценок, да и по
городам многие покупали и строили и потом бросали.
И
в наших инвалидных рядах после смерти Александра четыре новых креста: Мухановв Иркутске, Фонвизинв Марьине, где только год прожил и где теперь осталась оплакивать его Наталья Дмитриевна, Василий Норовв Ревеле, Николай Крюковв
городе Минусинске. Под мрачным впечатлением современности началось с некролога. Эта статья нынче стала чаще являться
в наших летописях. Ты, может быть, все это давно слышал. Извини, если
пришлось повторить.
Розанов только Евгении Петровне рассказал, что от Альтерзонов ожидать нечего и что Лизе
придется отнимать себе отцовское наследство не иначе как тяжбою. Лизе он медлил рассказать об этом, ожидая, пока она оправится и будет
в состоянии равнодушнее выслушать во всяком случае весьма неприятную новость. Он сказал, что Альтерзона нет
в городе и что он приедет не прежде как недели через две.
Но Розанову недолго
приходилось скучать беспорядком и одиночеством. За последними, запоздавшими журавлями поднялось и потащилось к
городам русское дворянство, и
в одно подлейшее утро Ольга Александровна приехала делать порядок
в розановской жизни.
Но раза два-три
в год он с невероятными лишениями выкраивал из своего нищенского бюджета пять или десять рублей, отказывая себе
в любимой вечерней кружке пива и выгадывая на конках, для чего ему
приходилось делать громадные концы по
городу пешком.
— Были у нас
в городе вольтижеры, — говорила она ему, — только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то
в середину-то бочки не попал, а
в край ее головой ударился, да так как-то
пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..
Рассказывали о блестящем приеме, сделанном ему
в губернском
городе губернатором, которому он
приходился как-то сродни; о том, как все губернские дамы «сошли с ума от его любезностей», и проч., и проч.
Приходилось или уединиться, или присаживаться к девицам, которые или щипали корпию, или роптали на то, что
в наш
город не присылают пленных офицеров.
Приходилось делать
в день лишних четыре конца: на утреннее ученье, потом обратно
в собрание — на обед, затем на вечернее ученье и после него снова
в город.
Город С ***,
в котором мне
пришлось производить следствие, принадлежит к числу самых плохих
городов России.
— А здешний воротила, портерную держит, лавочку, весь мир у него под пятой, и начальство привержено. Сын у него
в школе, так он подарок Людмиле Михайловне вздумал поднести, а она уперлась. Он, конечно, обиделся, доносы стал писать — ну, и
пришлось бежать. Земство так и не оставило ее у себя; живет она теперь
в городе в помощницах у одной помещицы, которая вроде пансиона содержит.
— Мне еще
в первый раз
приходится жить
в уездном
городе, и я совсем не знаю провинциальной жизни, — сказал он.
— Вы теперь несколько дней должны остаться во Франкфурте, — сказала ему Джемма, — куда вам спешить? Веселей
в другом
городе не будет. — Она помолчала. — Право, не будет, — прибавила она и улыбнулась. Санин ничего не отвечал и подумал, что
в силу пустоты своего кошелька ему поневоле
придется остаться во Франкфурте, пока не придет ответ от одного берлинского приятеля, к которому он собирался обратиться за деньгами.
В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами.
—
Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то
в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей и всему полку. И пропал человек… самым подлым образом… Стал попрошайкой… замерз где-то на пристани
в Петербурге.
Мамаша молодого человека была богатейшая помещица соседней губернии, а молодой человек
приходился отдаленным родственником Юлии Михайловны и прогостил
в нашем
городе около двух недель.
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл
в ее лице заметные следы пережитых страданий, а
в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что
в письме этом ему
придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич
в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание,
в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что
в их
городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
— Да,
в наш губернский
город непременно, чтобы видеться с директором гимназии, а может быть, и
в Петербург
придется съездить.
По окончании обеда Мартын Степаныч и Аггей Никитич сейчас же отправились
в путь. Проехать им вместе
приходилось всего только верст пятнадцать до первого уездного
города, откуда Пилецкий должен был направиться по петербургскому тракту, а Аггей Никитич остаться
в самом
городе для обревизования почтовой конторы. Но, как ни кратко было время этого переезда, Аггей Никитич, томимый жаждой просвещения, решился воспользоваться случаем и снова заговорил с Мартыном Степанычем о трактате Марфина.
— Малость, батюшка, совсем малость! Иной раз,
придется, и есть нечего. Того и смотри, с голоду али с наготы помрешь. А лошадки-то нет у нас товар
в город отвезти. Другой год волки съели.
Но для того, чтобы убедиться
в этом, мне
пришлось пережить много тяжелых лет, многое сломать
в душе своей, выбросить из памяти. А
в то время, когда я впервые встретил учителей жизни среди скучной и бессовестной действительности, — они показались мне людьми великой духовной силы, лучшими людьми земли. Почти каждый из них судился, сидел
в тюрьме, был высылаем из разных
городов, странствовал по этапам с арестантами; все они жили осторожно, все прятались.
Изо всех книжных мужиков мне наибольше понравился Петр «Плотничьей артели»; захотелось прочитать этот рассказ моим друзьям, и я принес книгу на ярмарку. Мне часто
приходилось ночевать
в той или другой артели; иногда потому, что не хотелось возвращаться
в город по дождю, чаще — потому, что за день я уставал и не хватало сил идти домой.
В рассказе этом, разумеется, главным образом получили большое место сетования
города о несчастьях протопопа, печаль о его отсутствии и боязнь, как бы не
пришлось его вовсе лишиться.
— Есть циркуляр, чтоб всякой швали не пускать, а он по-своему, — жаловался Передонов, — почти никому не отказывает. У нас, говорит, дешевая жизнь
в городе, а гимназистов, говорит, и так мало. Что ж что мало? И еще бы пусть было меньше. А то одних тетрадок не напоправляешься. Книги некогда прочесть. А они нарочно
в сочинениях сомнительные слова пишут, — все с Гротом
приходится справляться.
Дети, как и взрослые, производили впечатление людей, которые поселились
в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко.
Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде на дворах густо росли сорные травы, ветер заносил
в огороды их семена, гряды овощей
приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья
в садах были покрыты лишаями, росли коряво, медленно и давали плохой урожай.
Незаметно для себя Мерцалов очутился
в центре
города, у ограды густого общественного сада. Так как ему
пришлось все время идти
в гору, то он запыхался и почувствовал усталость. Машинально он свернул
в калитку и, пройдя длинную аллею лип, занесенных снегом, опустился на низкую садовую скамейку.
Елизавете Ивановне
приходилось одновременно ухаживать за больной девочкой, кормить грудью маленького и ходить почти на другой конец
города в дом, где она поденно стирала белье.
После двух ночей, проведенных
в доме мужа, Юлия Сергеевна уже считала свое замужество ошибкой, несчастием, и если бы ей
пришлось жить с мужем не
в Москве, а где-нибудь
в другом
городе, то, казалось ей, она не перенесла бы этого ужаса.
Жить им
пришлось на краю
города, около базарной площади,
в огромном сером доме.
Она нуждалась
в нравственной поддержке — это было очевидно. Маша уехала, доктор Благово был
в Петербурге, и
в городе не оставалось никого, кроме меня, кто бы мог сказать ей, что она права. Она пристально вглядывалась мне
в лицо, стараясь прочесть мои тайные мысли, и если я при ней задумывался и молчал, то она это принимала на свой счет и становилась печальна.
Приходилось все время быть настороже, и когда она спрашивала меня, права ли она, то я спешил ответить ей, что она права и что я глубоко ее уважаю.
Сначала он довольно охотно знакомился с
городами Российской империи, но когда,
в один и тот же год, ему
пришлось посетить Баргузин, Барнаул, Бар, Бауск и Бахмут, он почувствовал некоторое утомление.
К несчастию для Прокопа, благодаря чрезмерному развитию промышленности, каждый год, как на смех, возникает множество новых
городов и местечек, так что ему беспрестанно
приходится возвращаться назад, к букве А. А тут еще и другое неудобство: порядок переезда из одного
города в другой, вследствие канцелярского недоразумения, принят алфавитный, и Прокоп, по этой причине, обязывается переезжать из Белева
в Белозерск, из Белозерска
в Белополье и т. д.
Мурзавецкая. Потому что боишься меня, знаешь, что я могу тебя и с места теплого турнуть и из
городу выгнать, — проказ-то немало за тобой; и
придется тебе
в волостные писаря проситься. Да ведь у меня недолго, я как раз.
Васса. Подумай — тебе
придется сидеть
в тюрьме, потом — весь
город соберется
в суд смотреть на тебя, после того ты будешь долго умирать арестантом, каторжником,
в позоре,
в тоске — страшно и стыдно умирать будешь! А тут — сразу, без боли, без стыда. Сердце остановится, и — как уснешь.