Неточные совпадения
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя
дома сделай: позови баб побольше, вели
приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
Теперь она собиралась ехать всем
домом к обедне и в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили люди, чистя ковры,
приготовляя лампы, отирая зеркала, снимая чехлы с мебели.
— И мне жаль, Борюшка. Я хотела сама съездить к нему — у него честная душа, он — как младенец! Бог дал ему ученость, да остроты не дал… закопался в свои книги! У кого он там на руках!.. Да вот что: если за ним нет присмотру, перевези его сюда — в старом
доме пусто, кроме Вериной комнаты… Мы его там пока поместим… Я на случай велела
приготовить две комнаты.
— Я ждал, что они Федора Павловича убьют-с… это наверно-с. Потому я их уже так
приготовил… в последние дни-с… а главное — те знаки им стали известны. При ихней мнительности и ярости, что в них за эти дни накопилась, беспременно через знаки в самый
дом должны были проникнуть-с. Это беспременно. Я так их и ожидал-с.
Ею
дом держался: что прибрать, что
приготовить, за всем успевала.
Это дело казалось безмерно трудным всей канцелярии; оно было просто невозможно; но на это никто не обратил внимания, хлопотали о том, чтоб не было выговора. Я обещал Аленицыну
приготовить введение и начало, очерки таблиц с красноречивыми отметками, с иностранными словами, с цитатами и поразительными выводами — если он разрешит мне этим тяжелым трудом заниматься
дома, а не в канцелярии. Аленицын переговорил с Тюфяевым и согласился.
Дома она тотчас велела
приготовить разные спирты и капустные листы (она их привязывала к голове) для того, чтобы иметь под рукой все, что надобно, когда придет страшная весть.
В десятом часу утра камердинер, сидевший в комнате возле спальной, уведомлял Веру Артамоновну, мою экс-нянюшку, что барин встает. Она отправлялась
приготовлять кофей, который он пил один в своем кабинете. Все в
доме принимало иной вид, люди начинали чистить комнаты, по крайней мере показывали вид, что делают что-нибудь. Передняя, до тех пор пустая, наполнялась, даже большая ньюфаундлендская собака Макбет садилась перед печью и, не мигая, смотрела в огонь.
…Я ждал ее больше получаса… Все было тихо в
доме, я мог слышать оханье и кашель старика, его медленный говор, передвиганье какого-то стола… Хмельной слуга
приготовлял, посвистывая, на залавке в передней свою постель, выругался и через минуту захрапел… Тяжелая ступня горничной, выходившей из спальной, была последним звуком… Потом тишина, стон больного и опять тишина… вдруг шелест, скрыпнул пол, легкие шаги — и белая блуза мелькнула в дверях…
Зато сестру одевали как куколку и
приготовляли богатое приданое. Старались делать последнее так, чтоб все знали, что в таком-то
доме есть богатая невеста. Кроме того, матушка во всеуслышанье объявляла, что за дочерью триста незаложенных душ и надежды в будущем.
Тетеньки, однако ж, серьезно обиделись, и на другой же день в «Уголок» был послан нарочный с приказанием
приготовить что нужно для принятия хозяек. А через неделю их уже не стало в нашем
доме.
Советовал тоже, в опасении большого прилива жаждущих, по выходе из церкви, пожарную трубу на дворе
приготовить; но Лебедев воспротивился: „
Дом, говорит, на щепки разнесут, в случае пожарной-то трубы“.
Предварительно Петр Елисеич съездил на Самосадку, чтобы там
приготовить все, а потом уже начались серьезные сборы. Домнушка как-то выпросилась у своего солдата и прибежала в господский
дом помогать «собираться». Она горько оплакивала уезжавших на Самосадку, точно провожала их на смерть. Из прежней прислуги у Мухина оставалась одна Катря, попрежнему «на горничном положении». Тишка поступал «в молодцы» к Груздеву. Таисья, конечно, была тоже на месте действия и управлялась вместе с Домнушкой.
Одним словом, бабы
приготовили глухой отпор замыслам грозного батюшки-свекра. Ждали только Артема, чтобы объяснить все. Артем приехал с Мурмоса около Дмитриевой субботы, когда уже порошил снег. Макар тоже навернулся домой, — капканы на волков исправлял. Но бабьи замыслы пока остались в голове, потому что появился в горбатовском
дому новый человек: кержак Мосей с Самосадки. Его зазвал Артем и устроил в передней избе.
На рассвете следующего дня Абрамовна,
приготовив все нужное ко вставанью своей барышни, перешла пустынный двор ассоциационного
дома и поплелась в Измайловский полк. Долго она осведомлялась об адресе и, наконец, нашла его.
Чтобы не съел он чего-нибудь тяжелого, она сама
приготовляла ему на станциях кушанья; сама своими слабыми ручонками стлала ему постель, сторожила его, как аргус [Аргус — в греч. мифологии многоглазый великан; богиня Гера превратила А. в павлина и разукрасила его хвост глазами.], когда он засыпал в экипаже, — и теперь, приехав в Воздвиженское, она, какая-то гордая, торжествующая, в свеженьком холстинковом платье, ходила по всему
дому и распоряжалась.
— Мало ли, друг мой, в
доме занятий найдется? С той минуты, как утром с постели встанешь, и до той, когда вечером в постель ляжешь, — всё в занятиях. Всякому надо
приготовить, за всем самой присмотреть. Конечно, всебольше мелочи, но ведь ежели с мелочами справляться умеешь, тогда и большое дело не испугает тебя.
Денег ему не нужно было — своих девать некуда — ему нужна была в
доме хозяйка, чтоб и принять и занять гостя умела, одним словом, такая, которая соответствовала бы тому положению, которое он заранее мысленно для себя
приготовил.
Обе учат, что нужно
приготовить для ожидаемого первенца, и советуют лечь в родильный
дом.
В
доме генеральши между тем, по случаю приезда гостя, происходила суетня: ключница отвешивала сахар, лакеи заливали в лампы масло и
приготовляли стеариновые свечи; худощавый метрдотель успел уже сбегать в ряды и захватить всю крупную рыбу, купил самого высшего сорта говядины и взял в погребке очень дорогого рейнвейна.
Утром он получил телеграмму из Землина от своего корреспондента, что я тайно казнен Миланом, и он торопился в Сербское подворье, чтобы заказать обо мне панихиду, перед этим зашел ко мне на
дом, чтобы
приготовить мою семью к известию о моей гибели.
Расспросил насчет попа,
дома ли он, чтоб, в случае надобности, можно было сейчас же за ним послать, справился, где стоит маменькин ящик с бумагами, заперт ли он, и, успокоившись насчет существенного, призвал кухарку и велел
приготовить обедать для себя.
Пробил барабан, и все отправились на работу, а я остался
дома. Сушилов в это утро встал чуть не раньше всех и из всех сил хлопотал, чтоб успеть
приготовить мне чай. Бедный Сушилов! он заплакал, когда я подарил ему мои арестантские обноски, рубашки, подкандальники и несколько денег. «Мне не это, не это! — говорил он, через силу сдерживая свои дрожавшие губы, — мне вас-то каково потерять, Александр Петрович? на кого без вас-то я здесь останусь!» В последний раз простились мы и с Акимом Акимычем.
Иногда Никон назначал Ревякиной свидание в
доме Матвея Савельева, она приходила, свободно и весело здоровалась с хозяином, потом они запирались в комнате Палаги, а Кожемякин
приготовлял чай и, ожидая, когда они выйдут, чувствовал себя покровителем их и немножко завидовал Никону.
Итак, обратимся к лесам из конских волос. Получаемые из-за границы очень хороши, но зато и очень дороги и не довольно разнообразны в своей толщине. Покупаемые в русских лавках обыкновенно ссучены неровно и часто из старых, уже не так прочных волос, что, впрочем, можно узнать по желтоватому цвету. Итак, всего лучше
приготовлять их
дома.
Можно
приготовлять их
дома; всякая женщина умеет ссучить на руках или на маленьких колесах, на которых спускают тонкие бечевки, несколько шелковинок или ниток (всего лучше конопляных) какой угодно толщины и длины.
Дома Фому встретили торжественно: отец подарил мальчику тяжелую серебряную ложку с затейливым вензелем, а тетка — шарф своего вязанья. Его ждали обедать,
приготовили любимые им блюда и тотчас же, как только он разделся, усадили за стол и стали спрашивать.
Так как вы, несмотря на короткое время появления вашего в моем
доме, успели устроить в нем интригу, последствием которой я имел весьма неприятное для меня объяснение с Еленой Николаевной, то, чтобы не дать вам возможности
приготовлять мне сюрпризы такого рода, я прошу вас не посещать больше моего
дома; в противном случае я вынужден буду поступить с вами весьма негостеприимно».
Она, разумеется, озаботилась на дамской половине
дома приготовить для Домны Осиповны, в особой отдельной комнате, постель, и когда та пришла в эту комнату, Минодора не замедлила явиться к ней, чтобы помочь ей раздеться.
— Вот… Я
приготовила для вас. Тут вы будете заниматься. Приезжайте каждый день и привозите с собой работу. А там
дома вам только мешают. Будете здесь работать? Хотите?
Отправив сына в город, к брату попа Глеба, учителю, который должен был
приготовить Илью в гимназию, Пётр действительно почувствовал пустоту в душе и скуку в
доме. Стало так неловко, непривычно, как будто погасла в спальне лампада; к синеватому огоньку её Пётр до того привык, что в бесконечные ночи просыпался, если огонёк почему-нибудь угасал.
«Прошу вас к будущему четвергу
приготовить все брильянтовые, хозяйственные и усадебные вещи по составленной после смерти вашего мужа описи. Я намерен принять и приступить к управлению имением, а равным образом прошу вас выехать из усадьбы, в которой не считаю нужным, по случаю отсутствия вашей дочери, освещать, отапливать
дом и держать горничную прислугу, чтобы тем прекратить всякие излишние расходы, могущие, при вашей жизни в оной, последовать из имения малолетней, на каковое вы не имеете никакого права.
[Я и мой товарищ по гимназии, нынче известный русский математик К. Д. Краевич, знавали этого антика в конце сороковых годов, когда мы были в третьем классе Орловской гимназии и жили вместе в
доме Лосевых, «Антон-астроном» (тогда уже престарелый) действительно имел кое-какие понятия о небесных светилах и о законах вращения, но главное, что было интересно: он сам
приготовил для своих труб стекла, отшлифовывая их песком и камнем из донышек толстых хрустальных стаканов, и через них он оглядывал целое небо…
— Что же это такое: я же ему часы с ободком подарил, а он неужели будет ко мне неблагодарный и пустой родственной услуги не окажет? Не могу же я теперь все дело расстроить. Павел Мироныч вышел при моем полном обещании, что я с ними буду и все
приготовлю, а теперь вместо того что же, я должен, наслушавшись ваших страхов,
дома, что ли, остаться или один на верную погибель идти?
Анна Акимовна ходила по комнатам, а за нею весь штат: тетушка, Варварушка, Ннкандровна, швейка Марфа Петровна, нижняя Маша. Варварушка, худая, тонкая, высокая, выше всех в
доме, одетая во все черное, пахнущая кипарисом и кофеем, в каждой комнате крестилась на образа и кланялась в пояс, и при взгляде на нее почему-то всякий раз приходило на память, что она уже
приготовила себе к смертному часу саван и что в том же сундуке, где лежит этот саван, спрятаны также ее выигрышные билеты.
Время шло быстро. На Петров день после обеда Андрей Андреич пошел с Надей на Московскую улицу, чтобы еще раз осмотреть
дом, который наняли и давно уже
приготовили для молодых.
Дом двухэтажный, но убран был пока только верхний этаж. В зале блестящий пол, выкрашенный под паркет, венские стулья, рояль, пюпитр для скрипки. Пахло краской. На стене в золотой раме висела большая картина, написанная красками: нагая дама и около нее лиловая ваза с отбитой ручкой.
В эти же дни в
домах чернили парадные сапоги, белили ретузы и
приготовляли слежавшиеся и поточенные молью мундиры.
Дома Кистер
приготовил было множество двусмысленных речей и намеков, дружеских советов… но все эти приготовления оказались совершенно бесполезными.
Для меня он
приготовил ту, неведомо по чьему вкусу составленную закуску, на которую, вероятно, попадал и читатель в купеческих
домах, то есть в одно время было поставлено на стол: водка, вино, икра, пряники, какие-то маленькие конфетки, огурцы, жаренный в постном масле лещ, колбаса, орехи, — и всего этого я, по неотступной просьбе хозяина, должен был отведать.
Вырастут травы, хлеба, плоды, деревья; насытятся животные, напитаются люди, соберут корму и топлива на зиму; построят себе люди
дома, построят чугунки, города. Кто все
приготовил? Солнце.
Что это за дивные распорядки ведет Ропшин: он сам уехал в город, а старика Синтянина и его приятеля, этого господина Ворошилова, упросил тут распоряжаться
дома, и они за это взялись; генерал ходит козырем и указывает, что где поставить, что как
приготовить для предстоящих похорон покойного; меж тем как жена его и падчерица одевают и убирают Ларису, для которой Ропшин обещал исходатайствовать у местного архиерея право на погребение.
Хрущов. А я, Илья Ильич, опять к тебе пришел работать. Не сидится
дома. Вели по-вчерашнему поставить под это дерево мой стол, да и скажи, чтобы две лампы
приготовили. Уж начинает смеркаться…
Дело в том, что с тех пор, как приехала бабушка со своим штатом, все заботы по
дому и хозяйству, лежавшие на ней, перешли к Анне, горничной княгини. Теперь не Барбалэ, а Анна или хорошенькая Родам бегала по комнатам, звеня ключами,
приготовляя стол для обедов и завтраков или разливая по кувшинам сладкое и легкое грузинское вино. Я видела, как даже осунулась Барбалэ и уже не отходила от плиты, точно боясь потерять свои последние хозяйственные обязанности.
Наше свидание с ним произошло в 1867 году в Лондоне. Я списался с ним из Парижа. Он мне
приготовил квартирку в том же
доме, где и сам жил. Тогда он много писал в английских либеральных органах. И в Лондоне он был все такой же, и так же сдержанно касался своей более интимной жизни. Но и там его поведение всего дальше стояло от какого-либо провокаторства. А со мной он вел только такие разговоры, которые были мне и приятны и полезны как туристу, впервые жившему в Лондоне.
Вольнослушатель Неофит Калинин, с которым меня познакомил Николай Неклюдов,
приготовил мне квартирку у какой-то немки в нескольких шагах от того
дома, где он жил, — кажется, в 10-й линии.
Мертвенно тихо в
доме Нетовых. Два часа ночи. Евлампий Григорьевич вернулся вчера с вечера об эту же пору и нашел на столе депешу от Марьи Орестовны. Депеша пришла из Петербурга, и в ней стояло: «Буду завтра с курьерским.
Приготовить спальню». Больше ничего. Последнее письмо ее было еще с юга Франции. Она не писала около трех месяцев.
Вообще он негодовал, «что институты наши не приучают девиц ни к чему дельному и не
приготовляют из них ни жен, ни матерей», а для того он обещался митрополиту воспитывать дочь свою
дома; но, увидав, что из этого ничего не выходит, он рассердился и отдал ее в Смольный институт.
— Памфалонов
дом сейчас здесь за углом, и у него наверно теперь в окне еще свет светится, потому что он вечером
приготовляет свои скоморошьи снаряды, чтобы делать у гетер представления. А если у него огня нет, так ты впотьмах отсчитай за углом направо третий маленький
дом, входи и ночуй. У Памфалона всегда двери отворены.
Вдруг это почему-то получило в наших глазах такое общественное значение, что мы даже распорядились отпировать появление на свет новорожденного и с этою целью заказали своему трактирщику
приготовить усиленный запас шипучего, а сами — чтобы не заскучать — сели под вечерний звон «резаться», или, как тогда говорилось, «трудиться для польз императорского воспитательного
дома».
Уезжая из
дому, Анжелика Сигизмундовна сказала Ядвиге, чтобы она
приготовила комнату Рены, приказала бы освежить и оправить постель.