Неточные совпадения
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в
другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все
приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Многие из них уже были ему знакомы;
другие были хоть приезжие, но, очарованные ловким видом умеющего держать себя господина,
приветствовали его, как знакомые.
— Скажи — salve, amico… [
приветствую,
друг… (ит.)]
— Дома Хорь? — раздался за дверью знакомый голос, и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего
друга, Хоря. Старик радушно его
приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.
Предводитель прочитал
другую бумагу — то был проект адреса. В нем говорилось о прекрасной заре будущего и о могущественной длани, указывающей на эту зарю. Первую
приветствовали с восторгом, перед второю — преклонялись и благоговели. И вдруг кто-то в дальнем углу зала пропел...
Кругом все знакомые…
Приветствуя, В. Е. Шмаровин иногда становится перед вошедшим: в одной руке серебряная стопочка допетровских времен, а в
другой — екатерининский штоф, «квинтель», как называли его на «средах».
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком, —
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее
приветствовал, как
друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…
Пора вам читать мою болтовню; мало толку в ней найдете, но и по этому узнаете вашего неизменного, старого
друга, который дружески, крепко вас обнимает и просит
приветствовать всех ваших домашних и добрых поселителей, верных нашей старине.
Обнимаю вас, добрый
друг. Передайте прилагаемое письмо Созоновичам. Барон [Барон — В. И. Штейнгейль.] уже в Тобольске — писал в день выезда в Тары. Спасибо племяннику-ревизору, [Не племянник, а двоюродный брат декабриста И. А. Анненкова, сенатор H. Н. Анненков, приезжавший в Сибирь на ревизию.] что он устроил это дело. — '
Приветствуйте ваших хозяев — лучших людей. Вся наша артель вас обнимает.
Вот и Новый год, как говорится, на дворе.
Приветствую всех вас с обычными желаниями. Исполнение этих желаний возложим на бога. Он знает, когда нас посетить горем, когда посетить и радостию. То и
другое примем с сердечною благодарностию.
Со взморья, с дачи брата Николая, пишу вам, любезный
друг Иван Александрович.
Приветствую вас, добрую Прасковью Егоровну, милую Наташу, Володю и Николая с наступившим новым годом. Всем вам от души желаю всего лучшего!
Опять из Туринска
приветствую тебя, любезный, милый
друг Евгений. Опять горестная весть отсюда: я не застал Ивашева. Он скоропостижно умер 27 декабря вечером и похоронен в тот самый день, когда в прошлом году на наших руках скончалась Камилла Петровна. В Тобольске это известие меня не застало: письмо Басаргина, где он просил меня возвратиться скорее, пришло два дни после моего отъезда. В Ялуторовске дошла до меня эта печальная истина — я тотчас в сани и сюда…
Пора отыскивать тебя, добрый
друг Павел Сергеевич, в Алексине, пора
приветствовать тебя на родине…
— Здравствуй,
друг мой!.. да что ж ты на меня, вытараща глаза, смотришь! или на мне грибы со вчерашнего дня выросли! —
приветствовала его Марья Петровна.
— Как только земля вас носит! —
приветствует,
другой.
Оперов, кажется, тоже разделяя мое мнение, стоял сзади всех; но звук голоса Семенова, когда он своей обыкновенной отрывистой речью
приветствовал Зухина и
других, совершенно успокоил нас, и мы поторопились выйти вперед и подать — я свою руку, Оперов свою дощечку, но Семенов еще прежде нас протянул свою черную большую руку, избавляя нас этим от неприятного чувства делать как будто бы честь ему.
— О чем,
друзья, диспут держите? —
приветствовал нас Прудентов, подавая мне и Глумову руку. — А! и ты, старая карга, здесь? — продолжал он, благосклонно обращаясь к Очищенному.
И опять его имя становится достоянием прессы, и опять его
приветствуют, — только уже с
другой стороны…
— Вы шутите, — сказал он, щуря глаза. — Таким господам, как вы и ваш помощник Никита, нет никакого дела до будущего, но можете быть уверены, милостивый государь, настанут лучшие времена! Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой жизни, восторжествует правда, и — на нашей улице будет праздник! Я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся.
Приветствую их от всей души и радуюсь, радуюсь за них! Вперед! Помогай вам бог,
друзья!
—
Приветствую вас у себя, дорогие гости, — грассировал «барин», обращаясь к К. С. Станиславскому и обводя глазами
других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы, люди театра. И вы и мы служим одному великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
Собак пять-шесть, одна
другой лохматей и безобразней,
приветствовали нас лаем.
Сойдя со сцены, мы были еще так полны своими и чужими впечатлениями, что посреди шумного бала, сменившего спектакль, не смешались с обществом, которое
приветствовало нас восторженными, искренними похвалами; мы невольно искали
друг друга и, отовравшись особым кружком, разумеется, кроме хозяина, говорили о своем чудном спектакле; тем же особым кружком сели мы за великолепный ужин — и, боже мой, как были счастливы!
Британии Великой королева
Царю Борису дружеский поклон
Усердно шлет, его на русском троне
Приветствуя как
друга своего,
Как кровного, возлюбленного брата.
А. Н. Оленин, И. И. Дмитриев, кн. Шаховской, Гнедич, Крылов и
другие горячо и искренно
приветствовали торжество нового таланта. Один только Крылов не писал сам, по известной своей лени, но за него писали Пушкин, Гнедич и князь Шаховской.
И тогда уже Дмитревский был так слаб от старости, что его беспрестанно поддерживали
другие актеры, и едва ли кто мог расслушать произносимые им слова; но восторг зрителей был общий; гром рукоплесканий
приветствовал каждый его выход и каждое удаление со сцены: по окончании драмы, разумеется, он был вызван единогласно, единодушно.
Таким образом, действующие лица и зрители соединились: публика
приветствовала и хвалила то того, то
другого из игравших.
Из комнаты выходит наш герой,
И, пробираясь длинным коридором,
Он видит Катерину пред собой,
Приветствует ее холодным взором,
И мимо. Вот он в комнате
другой:
Вот стул с дрожащей ножкою и рядом
Кровать; на ней, закрыта, кверху задом
Храпит Параша, отвернув лицо.
Он плащ надел и вышел на крыльцо,
И вслед за ним несутся восклицанья,
Чтобы не смел забыть он обещанья...
Старики-посетители, почетные гости Шишковых, заметили меня, и Н. С. Мордвинов (будущий граф), М. И. Кутузов (будущий светлейший князь Смоленский), М. М. Бакунин, а более всех жена Кутузова, знаменитая своей особенной славой, женщина чрезвычайно умная, образованная и страстная любительница театра (известный
друг актрисы Жорж),
приветствовали меня уже не казенными похвалами, которыми обыкновенно осыпают с ног до головы всех без исключения благородных артистов.
Новое движение между присутствующими; губернский предводитель князь Кейкулатов появился в зале. Непомук «наилюбезнейше и наипочтительнейше»
приветствует князя; в свою очередь князь точно тем же платит Непомуку, — и оба довольны
друг другом, и оба в душе несколько поругивают
друг друга; тем не менее взаимное удовольствие написано на их лицах.
Радостно следил я твое возвышение и теперь, видя тебя на
другой день твоей коронации, в гостях у меня, столь же радостно
приветствую твой приход словами вдохновенного слепца: «И се на главе твоей лежит корона!» Знаком мне и этот гость! — прибавил Последний Новик, прижимая к своему сердцу Вадбольского, который бросился его обнимать.
Сердце его больно сжалось, и он остановился рядом со своей невестой, которая так же церемонно
приветствовала и его
друга.
Звук гудящей меди не пугал москвитян. С веселыми лицами
приветствовали они золотым огнем рассыпавшуюся денницу и
друг друга, как бы в день Светлого Христова Воскресения, обнимались, целовались и проливали слезы умиления, созерцая великолепную и трогательную картину собиравшихся под развевающиеся знамена, как под хоругви защиты небесной, бравых веселых ратников.
Звук гудящей меди не пугал москвитян. С веселыми лицами
приветствовали они золотым огнем рассыпавшуюся денницу и
друг друга, как бы в день Светлого Христова Воскресенья, обнимались, целовались и проливали слезы умиления, созерцая великолепную и трогательную картину собиравшихся под развевающиеся знамена, как под хоругвь защиты небесной, бравых веселых ратников.
Тения все это слышала и молчала. Она к этому привыкла, потому что так обыкновенно ее здесь
приветствовали. Тения спешила теперь как можно скорее отыскать своего мужа и нашла его лежащего ниц возле кольца, к которому он был прикован. Он был без чувств, и
другие в темноте беспрестанно на него наступали.
«Какова штучка!» — подумал Фебуфис и встал, чтобы
приветствовать двух близких родных жены, приехавших сделать ей обычный визит на
другое утро после брака.