Неточные совпадения
— Ну, bonne chance, [желаю вам удачи,] —
прибавила она, подавая Вронскому палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья, с тем чтобы, как следует, быть вполне голою, когда выйдет вперед, к рампе, на
свет газа и на все глаза.
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в
свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях,
прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
— Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! — сказал капитан, — теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! — Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. — Не бойся, —
прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, — все вздор на
свете!.. Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка!
— Не знаю. — Она медленно осмотрела поляну под вязом, где стояла телега, — зеленую в розовом вечернем
свете траву, черных молчаливых угольщиков и, подумав,
прибавила: — Все это мне неизвестно. Я не знаю ни дня, ни часа и даже не знаю, куда. Больше ничего не скажу. Поэтому, на всякий случай, — прощай; ты часто меня возил.
— Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на
свете великую грусть, —
прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я сейчас не жил? Не умерла еще моя жизнь вместе с старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора на покой! Царство рассудка и
света теперь и… и воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь! —
прибавил он заносчиво, как бы обращаясь к какой-то темной силе и вызывая ее. — А ведь я уже соглашался жить на аршине пространства!
Впрочем, и это бледное и угрюмое лицо озарилось на мгновение как бы
светом, когда вошли мать и сестра, но это
прибавило только к выражению его, вместо прежней тоскливой рассеянности, как бы более сосредоточенной муки.
«А наш батюшка, —
прибавил он, — волен приказать: сейчас ли вас повесить, али дождаться
свету божия».
— Иван Пращев, офицер, участник усмирения поляков в 1831 году, имел денщика Ивана Середу. Оный Середа, будучи смертельно ранен, попросил Пращева переслать его, Середы, домашним три червонца. Офицер сказал, что пошлет и даже
прибавит за верную службу, но предложил Середе: «Приди с того
света в день, когда я должен буду умереть». — «Слушаю, ваше благородие», — сказал солдат и помер.
— Да… иногда. Он очень хорошо поет, —
прибавила она и села на диван, спиной к
свету.
— Только ты мать не буди, —
прибавил он, как бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так, словно муха; а теперь, я знаю, прилегла. Ох, худо больному старцу, — вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все
свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая мысль.
— Или восстанет в
свете правды, или… погибнет в ненависти, мстя себе и всем за то, что послужил тому, во что не верит», — горько
прибавил Алеша и опять помолился за Ивана.
Чертопханов, правда, по-русски читал мало, по-французски понимал плохо, до того плохо, что однажды на вопрос гувернера из швейцарцев: «Vous parlez français, monsieur?» [Вы говорите по-французски, сударь? (фр.)] отвечал: «Же не разумею, — и, подумав немного,
прибавил: — па», — но все-таки он помнил, что был на
свете Вольтер, преострый сочинитель, и что Фридрих Великий, прусский король, на военном поприще тоже отличался.
А теперь я от себя
прибавлю только то, что на другой же день мы с Ермолаем чем
свет отправились на охоту, а с охоты домой, что чрез неделю я опять зашел к Радилову, но не застал ни его, ни Ольги дома, а через две недели узнал, что он внезапно исчез, бросил мать, уехал куда-то с своей золовкой.
— Однако, —
прибавил он, подумав немного, — я, кажется, обещал вам рассказать, каким образом я женился. Слушайте же. Во-первых, доложу вам, что жены моей уже более на
свете не имеется, во-вторых… а во-вторых, я вижу, что мне придется рассказать вам мою молодость, а то вы ничего не поймете… Ведь вам не хочется спать?
— Чему же вы удивляетесь? — возразил доктор. — Цель всякой речи убедить, я и тороплюсь
прибавить сильнейшее доказательство, какое существует на
свете. Уверьте человека, что убить родного отца ни копейки не будет стоить, — он убьет его.
— Поднимите фордек; может быть, хоть чуточку уснем, —
прибавила она, — ты, Агашка, здесь оставайся, персики береги. Да вы, смотрите, поворачивайтесь! Чуть забрезжит
свет, сейчас закладывать!
Не приказывала, не горячилась, а только «рекомендовала», никого не звала презрительными уменьшительными именами (Агашу, несмотря на то, что она была из Малиновца, так и называла Агашей, да еще
прибавляла: «милая») и совсем забывала, что на
свете существует ручная расправа.
Брат вернулся домой несколько озабоченный, но вместе польщенный. Он — сила, с которою приходится считаться правительству. Вечером, расхаживая при лунном
свете по нашему небольшому саду, он рассказал мне в подробностях разговор с помощником исправника и
прибавил...
У Петра этот душевный кризис еще осложнялся; к вопросу: «зачем жить на
свете?» — он
прибавлял: «зачем жить именно слепому?» Наконец в самую эту работу нерадостной мысли вдвигалось еще что-то постороннее, какое-то почти физическое давление неутоленной потребности, и это отражалось на складе его характера.
К этому
прибавляли, в виде современной характеристики нравов, что бестолковый молодой человек действительно любил свою невесту, генеральскую дочь, но отказался от нее единственно из нигилизма и ради предстоящего скандала, чтобы не отказать себе в удовольствии жениться пред всем
светом на потерянной женщине и тем доказать, что в его убеждении нет ни потерянных, ни добродетельных женщин, а есть только одна свободная женщина; что он в светское и старое разделение не верит, а верует в один только «женский вопрос».
Паншин начал с комплиментов Лаврецкому, с описания восторга, с которым, по его словам, все семейство Марьи Дмитриевны отзывалось о Васильевском, и потом, по обыкновению своему, ловко перейдя к самому себе, начал говорить о своих занятиях, о воззрениях своих на жизнь, на
свет и на службу; сказал слова два о будущности России, о том, как следует губернаторов в руках держать; тут же весело подтрунил над самим собою и
прибавил, что, между прочим, ему в Петербурге поручили «de populariser l’idée du cadastre».
— А тому назначается, — возразила она, — кто никогда не сплетничает, не хитрит и не сочиняет, если только есть на
свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда не выходит, —
прибавила старушка, косвенно взглянув на Марью Дмитриевну и вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
— Потому что это невозможно. Впрочем, —
прибавил он погодя немного, — на
свете все возможно. Особенно здесь у вас, в России.
— Слишком идеален, слишком поэт был; он не мог жить и существовать на
свете, —
прибавил Вихров.
— Прощайте-с, делать нечего, —
прибавил он и с понуренной головой, как бы все потеряв на
свете, вышел из комнаты.
Попросив извинения у князя, я стал одеваться. Он начал уверять меня, что туда не надо никаких гардеробов, никаких туалетов. «Так, разве посвежее что-нибудь! —
прибавил он, инквизиторски оглядев меня с головы до ног, — знаете, все-таки эти светские предрассудки… ведь нельзя же совершенно от них избавиться. Этого совершенства вы в нашем
свете долго не найдете», — заключил он, с удовольствием увидав, что у меня есть фрак.
Я его больше себя, больше всех на
свете люблю, Ваня, —
прибавила она, потупив голову и сжав мою руку, — даже больше тебя…
— Да, — повторила она, по-прежнему глядя на меня. — Это так. Такие же глаза, —
прибавила она, задумалась и закрыла лицо руками. — Все мне опротивело, — прошептала она, — ушла бы я на край
света, не могу я это вынести, не могу сладить… И что ждет меня впереди!.. Ах, мне тяжело… боже мой, как тяжело!
— Изменил!.. — повторила она. — Видно, беспутная какая-нибудь! —
прибавила потом. — Подлинно омут, прости господи: любят до свадьбы, без обряда церковного; изменяют… Что это делается на белом
свете, как поглядишь! Знать, скоро
света преставление!.. Ну, скажи, не хочется ли тебе чего-нибудь? Может быть, пища тебе не по вкусу? Я из города повара выпишу…
— Эх, князь, велико дело время. Царь может одуматься, царь может преставиться; мало ли что может случиться; а минует беда, ступай себе с богом на все четыре стороны! Что ж делать, —
прибавил он, видя возрастающую досаду Серебряного, — должно быть, тебе на роду написано пожить еще на белом
свете. Ты норовом крут, Никита Романыч, да и я крепко держусь своей мысли; видно, уж нашла коса на камень, князь!
— А это, видно, и здесь так же, как и всюду на
свете, —
прибавил к этому Дыма.
— Уверены ли вы, Степан Алексеич, что они поехали в Мишино? — спросил вдруг дядя. — Это, брат, двадцать верст отсюда, —
прибавил он, обращаясь ко мне, — маленькая деревенька, в тридцать душ; недавно приобретена от прежних владельцев одним бывшим губернским чиновником. Сутяга, каких
свет не производил! Так по крайней мере о нем говорят; может быть, и ошибочно. Степан Алексеич уверяет, что Обноскин именно туда ехал и что этот чиновник теперь ему помогает.
— Не успели сделать! — злобно переговорил господин Бахчеев. — Чего она не успеет наделать, даром что тихонькая! «Тихонькая, говорят, тихонькая!» —
прибавил он тоненьким голоском, как будто кого-то передразнивая. — «Испытала несчастья». Вот она нам теперь пятки и показала, несчастная-то! Вот и гоняйся за ней по большим дорогам, высуня язык ни
свет ни заря! Помолиться человеку не дадут для Божьего праздника. Тьфу!
— Да наша-то, блаженная-то! улепетнула! еще до
свету улепетнула! Я к вам, батюшка, на минутку, только вас разбудить, да вот и возись с тобой два часа! Вставайте, батюшка, вас и дядюшка ждет. Дождались праздника! —
прибавил он с каким-то злорадным раздражением в голосе.
— Весьма одобряю… — тихо проговорил старик, улыбаясь, и
прибавил с грустной улыбкой: — Сколько будет новых журналов, когда нас уже и на
свете не будет!
— Вот то-то и есть, —
прибавил Опалев, — учение
свет, а неучение тьма. Что сказано в Екклесиасте? «Не буди правдив вельми и не мудрися излишне, да некогда изумишися».
— Так-то, так! Я и сам об этом думаю: родня немалая; когда у моей бабки кокошник горел, его дедушка пришел да руки погрел… Эх ты, сердечная! —
прибавил, смеясь, рыбак. — Сватьев не оберешься, свояков не огребешься — мало ли на
свете всякой шушеры! Всех их в дом пущать — жирно будет!
Чрез месяц по приезде в Казань я получил письмо от отца с приказанием приискать и нанять большой поместительный дом, где не только могло бы удобно расположиться все наше семейство, но и нашлись бы особые комнаты для двух родных сестер моей матери по отце, которые жили до тех пор в доме В-х, Мать
прибавляла, что она намерена для них выезжать в
свет, и потому должна познакомиться с лучшею городскою публикою.
Но нельзя не
прибавить, что вообще на природу смотрит человек глазами владельца, и на земле прекрасным кажется ему также то, с чем связано счастие, довольство человеческой жизни. Солнце и дневной
свет очаровательно прекрасны, между прочим, потому, что в них источник всей жизни в природе, и потому, что дневной
свет благотворно действует прямо на жизненные отправления человека, возвышая в нем органическую деятельность, а через это благотворно действует даже на расположение нашего духа.
— Вы меня простите, если я вам так говорю: я ведь простая девушка; я ведь мало еще видела на
свете и, право, не умею иногда говорить, —
прибавила она голосом, дрожащим от какого-то затаенного чувства, и стараясь между тем улыбнуться, — но мне только хотелось сказать вам, что я благодарна, что я тоже все это чувствую…
— Не мудрено, — произнес Эльчанинов со вздохом, — переменишься, поживши на
свете, —
прибавил он.
Митя. Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек на
свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват… а жалованья не
прибавляет. Поискал бы другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.
— Ничего невозможного, — отвечал он, угадывая мое чувство. — Ты вот мочишь голову, —
прибавил он, как ребенка лаская меня, еще раз проводя рукой по моим волосам, — ты завидуешь и листьям, и траве за то, что их мочит дождик, тебе бы хотелось быть и травой, и листьями, и дождиком. А я только радуюсь на них, как на все на
свете, что хорошо, молодо и счастливо.
В заключение портрета скажу, что он назывался Григорий Александрович Печорин, а между родными просто Жорж, на французский лад, и что притом ему было 23 года, — и что у родителей его было 3 тысячи душ в Саратовской, Воронежской и Калужской губернии, — последнее я
прибавляю, чтоб немного скрасить его наружность во мнении строгих читателей! — виноват, забыл включить, что Жорж был единственный сын, не считая сестры, 16-летней девочки, которая была очень недурна собою и, по словам маменьки (папеньки уж не было на
свете), не нуждалась в приданом и могла занять высокую степень в обществе, с помощию божией и хорошенького личика и блестящего воспитания.
— Как нынче и на
свете стало жить — не знаем, — начал он, — господа, выходит, пошли скупые, работы дешевые… Задаточку уж, ваше высокородие, извольте мне пожаловать, —
прибавил он еще более просящим голосом.
— Хорошо? — переспросил он все так же удивленно и
прибавил с глубоким убеждением на наивно-изломанном наречии средней Лены: — Нет! Белом
свете хорошо. За горами хорошо… А мы тут… зачем живем? Пеструю столбу караулим… Пеструю столбу, да серый камень, да темную лесу…
Знаю, знаю, маточка (спешит он
прибавить, обращаясь к Вареньке), что нехорошо это думать, что это вольнодумство; но по искренности, по правде-истине, — зачем одному еще во чреве матери прокаркнула счастье ворона-судьба, а другой из воспитательного дома на
свет божий выходит?
— И впрямь, матушка! Распоряжусь по твоему совету. Время-то есть, — молвила Маргарита. — Сию же минуту поеду, сегодня же за ночь из моленной все выберу, а завтра чуть
свет сама к Полуехту Семенычу свезу… За полезный совет благодарю покорно, —
прибавила она, низко поклонившись Манефе.
— Чапурин!.. — с места вскочил поп Сушило. — Да что ж вы мне давно не сказали?.. Что ж мы с вами попусту столько времени толкуем?.. Позвольте покороче познакомиться! —
прибавил он, пожимая руку Самоквасова. — Да ведь это такой подлец, я вам доложу, такой подлец, что другого
свет не производил… Чайку не прикажете ли?.. Эй, матушка!.. Афимья Саввишна!.. Чайку поскорей сберите для гостя дорогого… Когда же венчать-то?..