Неточные совпадения
— А вот как, Верочка. Теперь уж конец апреля. В начале июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы можно было нам жить. Тогда ты и уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты уйдешь. Я получу должность
врача. Жалованье небольшое; но так и быть, буду иметь несколько
практики, — насколько будет необходимо, — и будем жить.
Увидев, в чем дело, он не удивился и не взволновался: за свою
практику городского
врача он насмотрелся таких вещей, что уже совсем одеревенел и окаменел к человеческим страданиям, ранам и смерти.
Он член какого-то совета, секретарь какого-то общества, и профессор, и
врач нескольких казенных заведений, и
врач для бедных, и непременный посетитель всех консультаций; у него и огромная
практика.
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо знала, что если бы Сверстов и нашел там
практику, так и то, любя больше лечить или бедных, или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно, что Егор Егорыч согласится взять в больничные
врачи ее мужа не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить в письме своем, что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность
врача при своей больнице, то, бога ради, и не делал бы того.
Разговор этот, само собою разумеется, не принес той пользы, которой от него ждал доктор Крупов; может быть, он был хороший
врач тела, но за душевные болезни принимался неловко. Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно, имел большую
практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой любви, которая бывает один раз в жизни.
Елпидифор Мартыныч принадлежал еще к той допотопной школе
врачей, которые кресты, чины и ленты предпочитают даже деньгам и
практику в доме какого-нибудь высшего служебного лица или даже отставного именитого вельможи считают для себя превыше всего.
Чтобы составить себе в Москве
практику,
врачу существует в настоящее время два пути: один, более верный, — это заслужить внимание и любовь кого-либо из университетских богов-врачей, обильно и щедро раздающих
практику всем истинно верующим в них; второй же, более рискованный и трудный, — быть самому ловким и не брезговать никакими средствами…
Я хотел было снова обратиться к М. Я. Мудрову; но Писарев, по общему совету наших общих приятелей, пожелал лечиться у первого тогда
практика в Москве, которого сами доктора называли «князем
врачей», Григорья Яковлевича Высоцкого.
В таких-то занятиях и заключалась вся
практика наших общественных
врачей из зрелых мудрецов; ни облегчения для больных, ни научения для молодых
врачей не оказывалось от них ни малейшего.
Для него заговор — не рецепт, а заповедь, не догматический, и положительный совет
врача, проповедника, священника, а таинственное указание самой природы как поступать, чтобы достигнуть цели; это желание достигать не так назойливо, серо и торопливо, как наше желание вылечиться от зубной боли, от жабы, от ячменя; для простого человека оно торжественно, ярко и очистительно; это — обрядовое желание; для нас — болезнь и всякая житейская
практика играют служебную роль; для простой души священны — и самый процесс лечения, и заботы об урожае, и о печении хлеба, и о рыбной ловле.
Он был
врачом, но года три назад взял на заводе пай и стал одним из хозяев и теперь не считал медицину своим главным делом, хотя и занимался
практикой.
И я начинал жалеть, что бросил свою
практику и приехал в Петербург. Бильрот говорит: «Только
врач, не имеющий ни капли совести, может позволить себе самостоятельно пользоваться теми правами, которые ему дает его диплом». А кто в этом виноват? Не мы! Сами устраивают так, что нам нет другого выхода, — пускай сами же и платятся!..
Вскоре мое мрачное настроение понемногу рассеялось: пока я был в университете, мне самому ни в чем не приходилось нести ответственности. Но когда я
врачом приступил к
практике, когда я на деле увидел все несовершенство нашей науки, я почувствовал себя в положении проводника, которому нужно ночью вести людей по скользкому и обрывистому краю пропасти: они верят мне и даже не подозревают, что идут над пропастью, а я каждую минуту жду, что вот-вот кто-нибудь из них рухнет вниз.
Врачи уезжают на лето из Петербурга, — одни, чтоб отдохнуть от зимней работы, другие — потому, что прожить летом
практикою в обезлюдевшем Петербурге трудно.
Эти курсы очень полезны для
врачей, уже практиковавших, у которых в их
практике назрело много вопросов, требующих разрешения; для нас же, начинающих, они имеют мало значения; главное, что нам нужно, — это больницы, в которых бы мы могли работать под контролем опытных руководителей.
Кроме того, этот подсобный заработок, вопреки общераспространенному мнению, очень невелик: по исследованиям Гребенщикова, у 77 % всех
врачей (считая и вольнопрактикующих) заработок по частной
практике не превышает тысячи рублей в год.
Вот она, обратная сторона возвышенного взгляда на
врачей.
Врач должен быть бескорыстным подвижником — ну, а мы, простые смертные, будем на его счет нанимать себе дачи и веселиться на праздниках. Один
врач рассказал мне такой случай из своей
практики.
Между тем, если
врач «небрежно» относится к своей службе, то на него летят громы, и в это время люди забывают, что они же сами указывают на частную
практику как на подсобный заработок к скудному жалованью.
Я поселился в небольшом губернском городе средней России. Приехал я туда в исключительно благоприятный момент: незадолго перед тем умер живший на окраине города
врач, имевший довольно большую
практику. Я нанял квартиру в той же местности, вывесил на дверях дощечку: «доктор такой-то», и стал ждать больных.
Очень распространено мнение, что незначительность получаемого содержания
врачи легко восполняют частною
практикою, что этим именно и объясняются скудные размеры назначаемого им содержания.
С каждым днем моей
практики передо мною все настойчивее вставал вопрос: по какому-то невероятному недоразумению я стал обладателем врачебного диплома, — имею ли я на этом основании право считать себя
врачом? И жизнь с каждым разом все убедительнее отвечала мне: нет, не имею!
В той местности, где я поселился, поблизости
врачей не было; понемногу больные стали обращаться ко мне; вскоре среди местных обывателей у меня образовалась
практика, для начинающего
врача сравнительно недурная.
Как хороший врач-практик, которому скучно лечить неинтересную болезнь, он мельком и нехотя оглядел мой тарантас, коротко и ясно поставил диагноз, подумал и, ни слова не сказав мне, лениво поплелся по дороге, потом оглянулся и сказал ямщику:
Я в Пожарске. Приехал я на лошадях вместе с Наташею, которой нужно сделать в городе какие-то покупки. Мы остановились у Николая Ивановича Ликонского, отца Веры и Лиды. Он
врач и имеет в городе обширную
практику. Теперь, летом, он живет совсем один в своем большом доме; жена его с младшими детьми гостит тоже где-то в деревне. Николай Иванович — славный старик с интеллигентным лицом и до сих пор интересуется наукой; каждую свободную минуту он проводит в своей лаборатории.
Прошли года. К концу 1889 года, когда я стал проводить в Ницце зимние сезоны, доктора Якоби там уже не было. Он не выдержал своего изгнания, хотя и жил всегда и там"на миру"; он стал хлопотать о своем возвращении в Россию. Его допустили в ее пределы, и он продолжал заниматься
практикой, сделался земским
врачом и кончил заведующим лечебницей для душевнобольных.
Как
врач Эльсниц был скорее скептик, не очень верил в медицину и никогда не настаивал на каком-нибудь ему любезном способе лечения. Я его и прозвал:"наш скептический Эльсниц". И несмотря на это,
практика его разрасталась, и он мог бы еще долго здравствовать, если б не предательская болезнь сердца; она свела его в преждевременную могилу. На родину он так и не попал.
Но естественным результатом увеличения количества
врачей было то, что часть
практики переходила к новоприбывшим.
Считался одним из лучших тульских
врачей,
практика была огромная, очень много было бесплатной: отец никому не отказывал, шел по первому зову и очень был популярен среди тульской бедноты.
Он говорил, что служил вместе с вами, и энергично протестовал против обвинения вас в бездарности как
врача; наоборот, говорил, что вы талантливы, что о вашем уходе из больницы сожалеют, что вы и не думали бросать
практики.
Нашего главного
врача, д-ра Давыдова, я видел редко: он был занят формированием госпиталя, кроме того, имел в городе обширную
практику и постоянно куда-нибудь торопился.
Среди призванных из запаса товарищей-врачей были специалисты по самым разнообразным отраслям, — были психиатры, гигиенисты, детские
врачи, акушеры. Нас распределили по госпиталям, по лазаретам, по полкам, руководясь мобилизационными списками и совершенно не интересуясь нашими специальностями. Были
врачи, давно уже бросившие
практику; один из них лет восемь назад, тотчас же по окончании университета, поступил в акциз и за всю свою жизнь самостоятельно не прописал ни одного рецепта.
В 1884 году А. П. окончил курс в университете и явился в Чикинскую больницу на
практику уже в качестве
врача. Здесь-то он и почерпнул сюжеты для своих рассказов «Беглец», «Хирургия» и др., а знакомство с воскресенским почтмейстером Андреем Егорычем дало ему тему для рассказа «Экзамен на чин».
Работа по службе была несложна, но вскоре молодой доктор с отзывчивой душой и с искренним желанием работать нашел себе
практику среди крестьян, с большим доверием, спустя короткое время, начавшим относиться к «военному дохтуру», нежели к изредка посещавшему врачебный пункт, находившийся в селе, земскому
врачу.
Успокоенный сознанием, что любимая им женщина тоже любит его, вырастив в своем сердце какую-то странную уверенность, что так или иначе, несмотря на то, что она замужем, они будут счастливы в недалеком будущем, Неволин рьяно принялся за работу над приготовлением к докторскому экзамену и диссертации, а также занялся
практикой, которая началась для молодого
врача очень удачно.
Двухлетний срок, назначенный княжной Маргаритой Дмитриевной Шатову для отдыха после болезни, истекал.
Практика его шла превосходно. Имя его стали упоминать в числе московских медицинских знаменитостей. Он был любимым ассистентом знаменитого московского врача-оригинала, «лучшего диагноста в мире», как называли этого профессора университета его поклонники.
После тщательного исследования больной и продолжительных дебатов
врачи согласились со своим знаменитым коллегой, что к этому загадочному, еще не наблюдавшемуся в их
практике виду столбняка, не поддающемуся никаким испытанным методам лечения, необходимо попробовать применить не менее загадочный новый способ — способ лечения гипнотизмом.
В Старом Городе был уездный лекарь,
врач очень сведущий и хороший
практик, перед которым неопытный и хвастливый Пуговкин во всяком другом месте был бы ничто; но Старый Город опроверг все эти предположения насчет своих отношений к Пуговкину.