Неточные совпадения
Они были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи
правительства, и решительно не
понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную партию и потому губили всё дело.
— Нет, — Радеев-то, сукин сын, а? Послушал бы ты, что он говорил губернатору, Иуда! Трусова, ростовщица, и та — честнее! Какой же вы, говорит, правитель, ваше превосходительство! Гимназисток на улице бьют, а вы — что? А он ей — скот! — надеюсь, говорит, что после этого благомыслящие люди
поймут, что им надо идти с
правительством, а не с жидами, против его, а?
— Бестактнейшее вмешательство Витте в стачку ткачей придало стачке политический характер.
Правительство как бы убеждает рабочих, что теория классовой борьбы есть — факт, а не выдумка социалистов, —
понимаете?
— Вождей будущих гонят в рядовые солдаты, — вы
понимаете, что это значит? Это значит, что они революционизируют армию. Это значит, что
правительство ведет страну к анархии. Вы — этого хотите?
Я заметил очень хорошо, что в нем боролись два чувства, он
понял всю несправедливость дела, но считал обязанностью директора оправдать действие
правительства; при этом он не хотел передо мной показать себя варваром, да и не забывал вражду, которая постоянно царствовала между министерством и тайной полицией.
Лишь бы дворянство
поняло всю благотворность этого призыва и умело настоящим образом содействовать мерам
правительства благоразумными местными соображениями к упрочению этого святого дела.
— Да вы-то не смеете этого говорить,
понимаете вы. Ваш университет поэтому, внушивший вам такие понятия, предатель! И вы предатель, не
правительства вашего, вы хуже того, вы предатель всего русского народа, вы изменник всем нашим инстинктам народным.
Я человек порядочный (франц.).] я дитя нынешнего времени; я хочу иметь и хорошую сигару, и стакан доброго шатодикема; я должен — вы
понимаете? — должен быть прилично одетым; мне необходимо, чтоб у меня в доме было все комфортабельно — le gouvernement me doit tout cela. [
правительство должно мне все это (франц.).]
— Пустяки все это, любезный друг! известно, в народе от нечего делать толкуют! Ты
пойми, Архип-простота, как же в народе этакому делу известным быть! такие, братец, распоряжения от
правительства выходят, а черный народ все равно что мелево: что в него ни кинут, все оно и мелет!
— Не я-с говорю это, я во сне бы никогда не посмел подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это могут сказать другие, и, главное, может таким образом
понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия, как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет себе заступу, и вам может угрожать опасность, что у вас отберут ваше имение в опеку.
— Вы ошибаетесь!.. Это не предрассудок! Тогда какое же это будет дворянское сословие, когда в него может поступить каждый, кто получит крест, а кресты стали давать нынче за деньги… Признаюсь, я не
понимаю правительства, которое так поступает!.. Иначе уж лучше совсем уничтожить дворянское сословие, а то где же тут будет какая-нибудь преемственность крови?.. Что же касается до вашего жертвователя, то я не знаю, как на это взглянет дворянство, но сам я лично положу ему налево.
«Отчего же бы не судить и
правительство после каждой объявленной войны? Если бы только народ
понял это, если бы они судили власти, ведущие их к убийству, если бы они отказывались идти на смерть без надобности, если бы они употребляли данное им оружие против тех, которые им дали его, — если бы это случилось когда-либо, война бы умерла.
И если теперь уже есть правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие военные, которые
понимают всё зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими
правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
И, наконец, все это глупость; я
понимаю абсолютизм, конечно, не по-кошелевски; я имею определенные чувства к республикам известного строя, к республикам с строгим и умным правлением, но… (губернатор развел руками), но… конституционное
правительство… извините меня, это черт знает что!..
— Согласен, княгиня! Я не
понимаю только, чего смотрит ваше
правительство? Человек, который может заразить многих своим безумным и вредным фанатизмом, который не скрывает даже своей ненависти к французам, может ли быть терпим в русской столице?
В три дня Вильфинги сошли от него с ума; через неделю влюбилась в него Марья Христофоровна, а еще чрез две недели он женился на ней и увез с собой в Сибирь, куда ехал для каких-то ученых исследований, по поручению
правительства, в сопровождении чиновника, который служил ему переводчиком, потому что граф не
понимал ни одного русского слова.
Еще при Михаиле Феодоровиче
поняло наше
правительство, что нужно русским учиться у иноземцев ратному строю, и вызывало иноземных офицеров; при нем же артиллерийские снаряды и людей, способных распоряжаться с ними, выписывали из-за границы.
Видя, что мексиканское
правительство не может хорошенько уладить религиозный вопрос в границах, предположенных Овэном, и
понимая, что положение Мексики не представляло достаточных гарантий для спокойного и последовательного осуществления его идей, Овэн отказался от общинных опытов в чужих странах и обратился к своей родине, которая нуждалась в его преобразованиях не менее или еще больше, чем всякая другая страна.
Михаил. Этот либерал — спать лег там, что ли?.. Нет, Россия нежизнеспособна, говорю я!.. Люди сбиты с толку, никто не в состоянии точно определить свое место, все бродят, мечтают, говорят…
Правительство — кучка каких-то обалдевших людей… злые, глупые, они ничего не
понимают, ничего не умеют делать…
Один господин говорил с негодованием, что он не
понимает, как в нынешний просвещенный век могут распространяться нелепые выдумки, и что он удивляется, как не обратит на это внимание
правительство.
Произнося последние слова, он приостановился и несколько времени наблюдал эффект, который произвел этой речью. Что это за действие против
правительства и почему это шаг против царя, мы решительно ничего не
поняли, но сочли за нужное тоже иметь, с своей стороны, лица мрачные.
— Слава богу, что теперь все больше и больше находится таких людей, которые начинают
понимать, что кургузый немецкий пиджак уже трещит на русских могучих плечах; которые не стыдятся своего языка, своей веры и своей родины; которые доверчиво протягивают руки мудрому
правительству и говорят: «Веди нас!..»
Отверженный всеми, он
понял инстинктивно, что все управление устроено не в его пользу, а ему в ущерб, и что задача
правительства и помещиков состоит в том, как бы вымучить из него побольше труда, побольше рекрут, побольше денег.
Для того, чтобы ясно
понять всю безнравственность, всё антихристианство жизни христианских народов, довольно только вспомнить о том, что повсюду допускается и упорядочивается
правительствами положение женщин, живущих развратом.
До тех пор, пока человек не
понял того, что такое
правительство, так же как и того, что такое церковь, он не может относиться к этим учреждениям иначе, как с благоговением.
Людям кажется, что требуют от них всего этого не люди, а какое-то особое существо, которое они называют начальством,
правительством, государством. А стоит только спросить себя: кто такое это начальство,
правительство, государство, чтобы
понять, что это просто люди, такие же, как и все, и что приводить в исполнение все их предписания будет не кто иной, а только тот самый разряд людей, над которыми и производятся эти насилия.
Стоит только вдуматься в сущность того, на что употребляет свою власть
правительство, для того чтобы
понять, что управляющие народами люди должны быть жестокими, безнравственными и непременно стоять ниже среднего нравственного уровня людей своего времени и общества.
И,
понимая это, христианин не может не изменить всё свое отношение к другим народам и к
правительству.
— «Мужики! Мужики!» — что такое «мужики»?.. Мужики — это вздор! Никаких тут мужиков нам и не надобно. Главная штука в том, — значительно понизил он голос, наклоняясь к лицу молодой девушки, — чтобы демонстрацию сделать… демонстрацию
правительству, —
поймите вы это, сахарная голова!
— Я бы то гораздо скорей
поняла: прямой вред
правительству.
— В некоторых губерниях, настроенные злонамеренными людьми, пошумели было, да, благодаря мерам
правительства, совершенно успокоились; они
поняли, что все это сделано для их же блага.
Турецкое
правительство очень хорошо
понимало всю важность для него потери этого полуострова.
Дальновидный и проницательный, он хорошо
понимал, что при настоящем положении
правительства, как и в предшествующее царствование, на внутренние неурядицы в государстве, проявлявшиеся даже в форме диких зверств сумасшедшей помещицы, администрация могла безнаказанно смотреть сквозь пальцы, так как внимание
правительства было отвлечено внешними делами.
С первых же шагов этой новой деятельности Светлогуб встретил два неожиданных препятствия: одно в том, что большинство людей народа не только было равнодушно к его проповедям, но почти презрительно смотрело на него. (
Понимали его и сочувствовали ему только исключительные личности и часто люди сомнительной нравственности.) Другое препятствие было со стороны
правительства. Школа была запрещена ему, и у него и у близких ему людей были сделаны обыски и отобраны книги и бумаги.
Я
понимаю, что солдат-сторож в Боровицких воротах, когда я хотел подать нищему, воспретил мне это и не обратил никакого внимания на мое указание на евангелие, спросив меня, читал ли я воинский устав, но правительственное учреждение не может игнорировать евангелие и требований самой первобытной нравственности, т. е. того, чтобы люди людям помогали.
Правительство, напротив, только затем и существует, чтобы устранить всё то, что мешает этой помощи.
— Это чтò же, mon cher ami? [любезный друг?] — спросила графиня, отпившая свой чай и видимо желая найти предлог для того, чтобы посердиться после пищи. — Как же это ты говоришь:
правительство; я это не
пойму.