Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор
банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий,
по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Если же назначение жалованья отступает от этого закона, как, например, когда я вижу, что выходят из института два инженера, оба одинаково знающие и способные, и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры
банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не
по закону требования и предложения, а прямо
по лицеприятию.
— Я несогласен, что нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня есть средства, а я ничего не мог сделать.
Банки не знаю кому полезны. Я,
по крайней мере, на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
Любимым развлечением Ассоль было
по вечерам или в праздник, когда отец, отставив
банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть с трубкой в зубах, — забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении.
«Да, да, — говорил он какой-нибудь бабе в мужском армяке и рогатой кичке, вручая ей стклянку гулярдовой воды или
банку беленной мази, — ты, голубушка, должна ежеминутно бога благодарить за то, что сын мой у меня гостит:
по самой научной и новейшей методе тебя лечат теперь, понимаешь ли ты это?
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами;
по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы,
банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
— Все мои сочлены
по Союзу — на фронте, а я,
по силе обязанностей управляющего местным отделением Русско-Азиатского
банка, отлучаться из города не могу, да к тому же и здоровье не позволяет. Эти беженцы сконцентрированы верст за сорок, в пустых дачах, а оказалось, что дачи эти сняты «Красным Крестом» для раненых, и «Крест» требует, чтоб мы немедленно освободили дачи.
— Был на закрытом докладе Озерова. Думцы. Редактора. Папаша Суворин и прочие, иже во святых. Промышленники,
по производствам, связанным с сельским хозяйством, — настроены празднично. А пшеница в экспорт идет
по 91 копейке, в восьмом году продавали
по рубль двадцать. — Он вытащил из кармана записную книжку и прочитал: — «В металлургии капитал
банков 386 миллионов из общей суммы 439, в каменноугольной — 149 из 199». Как это понимать надо?
— Вот — сорок две тысячи в
банке имею. Семнадцать выиграл в карты, девять — спекульнул кожей на ремни в армию, четырнадцать накопил
по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает. Газета — будет. Душу продам дьяволу, а газета будет. Ерухимович — фельетонист. Он всех Дорошевичей в гроб уложит. Человек густого яда. Газета — будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
Он
по натуре учитель, счетовод в
банке, вообще что-нибудь очень скромное.
— И точно я рад: теперь на карту хоть не гляди,
по ночам можно спать: камней,
банок, берегов — долго не дождемся».
Прежде был принят в здешних государственных кассах, между прочим в
банке, какой-то тоже неотпираемый замок;
по крайней мере он долго слыл таким.
Она шевелилась в жестяном ящике; ее хотели пересадить оттуда в большую стеклянную
банку со спиртом; она долго упрямилась, но когда выгнали, то и сами не рады были: она вдруг заскользила
по полу, и ее поймали с трудом.
Курсы Василия Назарыча в среде узловской денежной братии начали быстро падать, и его векселя, в первый раз в жизни, Узловско-Моховский
банк отказался учитывать Василий Назарыч этим не особенно огорчился, но он хорошо видел, откуда был брошен в него камень; этот отказ был произведением Половодова, который
по своей натуре способен был наносить удары только из-за угла.
Игра совершалась по-прежнему в самом торжественном молчании. Иван Яковлич держал
банк, уверенными движениями бросая карты направо и налево. «Московский барин» равнодушно следил за его руками. У него убивали карту за картой. Около Ивана Яковлича, на зеленом столе, кучки золота и кредиток все увеличивались.
— Ты бы, Верочка, сходила в кладовую, — проговорила она, усаживаясь на диван. — Там есть в
банке варенье… Да скажи
по пути Досифеюшке, чтобы нам подали самоварчик.
В настоящую минуту тепленькое место директора в узловско-моховском
банке и довольно кругленькая сумма, получаемая им в опекунском совете
по опеке над Шатровскими заводами, давали Половодову полную возможность жить на широкую ногу и придумывать разные дорогие затеи.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого была поставлена глухая двускатная палатка. Потом в стороне на кострах накалили камни, а у китайцев в большом котле и 2 керосиновых
банках согрели воды. Когда все было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли в нее раскаленные камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда, в палатке было тесно и приходилось мыться
по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.
Деньги, которые прежде откладывала она из прибыли, теперь были приняты назад в кассу,
по ее просьбе, кроме того, что следовало ей, как закройщице; остальные пошли на устройство
банка.
За учреждением этого
банка последовало основание комиссионерства для закупок: девушки нашли выгодным покупать чай, кофе, сахар, обувь, многие другие вещи через посредство мастерской, которая брала товары не
по мелочи, стало быть, дешевле.
Пили по-обыкновенному, то есть очень много; после обеда стали мы уговаривать хозяина прометать нам
банк.
Города и села, графства и
банки управляются в Англии
по собственному крайнему разумению.
Сам Прудон попробовал было раз свою патологию и срезался на Народном
банке, — несмотря на то, что сама
по себе взятая, идея его верна.
Я как-то шел
по Неглинной и против Государственного
банка увидал посреди улицы деревянный барак, обнесенный забором, вошел в него, встретил инженера, производившего работы, — оказалось, что он меня знал и на мою просьбу осмотреть работы изъявил согласие. Посредине барака зияло узкое отверстие, из которого торчал конец лестницы.
У всякого своя кружка, а то просто какая-нибудь
банка. Чай хозяйский, а хлеб и сахар свой, и то не у всех. В некоторых мастерских мальчикам чай полагался только два раза в год — на Рождество и на Пасху,
по кружке...
Посредине стола держал
банк изящный брюнет, методически продвигая
по зеленому сукну холеной, слегка вздрагивающей рукой без всяких украшений атласную карту.
У цирюльников было правило продержать десять минут
банку, чтобы лучше натянуло, но выходило на деле по-разному. В это время цирюльник уходил курить, а жертва его искусства спокойно лежала, дожидаясь дальнейших мучений. Наконец терпения не хватало, и жертва просила окружающих позвать цирюльника.
Огромный двухсветный зал. Десяток круглых столов,
по десяти и двенадцати игроков сидят за каждым, окруженные кольцом стоящих, которые ставят против
банка со стороны. Публика самая разнообразная. За «рублевыми» столами — шумливая публика, споры.
По протекции Галактиона Вахрушка занял при
банке самый выдающийся пост, пост банковского швейцара.
По настоянию Стабровского, управляющим
банка был избран Драке.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью,
по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый
банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
— Ах, сколько дела! — повторял он, не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы меня, господа, оттерли от
банка, ну, да я и не сержусь, — где наше не пропало? У меня
по горло других дел. Скажите, Луковников дома?
Прасковья Ивановна через Мышникова имела большое влияние в самом
банке и открывала и закрывала кредит
по своему усмотрению.
Галактион действительно целую зиму провел в поездках
по трем уездам и являлся в Заполье только для заседаний в правлении своего
банка. Он начинал увлекаться грандиозностью предстоявшей борьбы и работал, как вол. Домой он приезжал редким гостем и даже как-то не удивился, когда застал у себя Харитину, которая только что переехала к нему жить.
Банковская компания приехала в суд прямо с обеда
по случаю открытия
банка, и все имели празднично-рассеянный вид, точно приехали на именины.
Луковников понимал, что по-своему купцы правы, и не находил выхода. Пока лично его Мышников не трогал и оказывал ему всякое почтение, но старик ему не верил. «Из молодых да ранний, — думал он про себя. — А все проклятый
банк».
Ечкин получил с него деньги и сейчас же уехал в Петербург, где
по выданной ему доверенности заложил б одном из столичных
банков и стеариновую фабрику.
По вечерам писарь оставался обыкновенно дома, сохраняя деревенскую привычку, а Галактион уходил в свой
банк или к Стабровскому.
— Для вас, папаша, она восемьдесят стоит, а для
банка десять. Станьте-ка ее продавать
по вольной цене — и десяти напроситесь.
Появление Полуянова произвело в Заполье известную сенсацию. Он нарочно пришел среди бела дня и медленно шагал
по Московской улице, останавливаясь перед новыми домами. Такая остановка была сделана, между прочим, перед зданием Зауральского коммерческого
банка.
Все отлично понимали, что жить попрежнему невозможно и что жить по-новому без
банка, то есть без кредита, тоже невозможно.
— Как это он мне сказал про свой-то
банк, значит, Ермилыч, меня точно осенило. А возьму, напримерно, я, да и открою ссудную кассу в Заполье, как ты полагаешь? Деньжонок у меня скоплено тысяч за десять, вот рухлядишку побоку, — ну, близко к двадцати набежит. Есть другие мелкие народы, которые прячут деньжонки
по подпольям… да. Одним словом, оборочусь.
Дела Галактиона шли попрежнему. Бубновский конкурс мог тянуться бесконечно. Но его интересовал больше всех устав нового
банка, который писал Штофф.
По этому делу Галактион несколько раз был у Стабровского, где велись предварительные обсуждения этого устава, причем Стабровский обязательно вызывал Ечкина. Этот странный человек делал самые ценные замечания, и Стабровский приходил в восторг.
Галактион понимал только одно, что не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал не доверять. Очень уж хитер немец. Вот только бы
банк поскорее открыли. Хлопоты
по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал, что все идет отлично.
Они
по целым часам ждали его в
банке, теряя дорогое время, выслушивали его грубости и должны были заискивающе улыбаться, когда на душе скребли кошки и накипала самая лютая злоба.
Михей Зотыч любил помудрить над простоватым Вахрушкой и, натешившись вдоволь, заговорил уже по-обыкновенному. Вахрушка знал, что он неспроста пришел, и вперед боялся, как бы не сболтнуть чего лишнего. Очень уж хитер Михей Зотыч, продаст и выкупит на одном слове. Ему бы по-настоящему в
банке сидеть да с купцами-банкротами разговаривать.
— Отчего вы не обратились в другой
банк, Тарас Семеныч? — объяснил Драке,
по своему обыкновению, вопросом. — Разве мы кому-нибудь даем больше? Вообще вы, значит, недовольны?..
Впрочем, Галактион почти не жил дома, а все разъезжал
по делам
банка и делам Стабровского. Прохоров не хотел сдаваться и вел отчаянную борьбу. Стороны зашли уже слишком далеко, чтобы помириться на пустяках. Стабровский с каждым годом развивал свои операции все шире и начинал теснить конкурента уже на его территории. Весь вопрос сводился только на то, которая сторона выдержит дольше. О пощаде не могло быть и речи.
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про
банк ваш наслышались. Что же, в добрый час…
По другим городам везде
банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
—
По делу, сынок,
по делу… Хочу отведать, как деньги из
банка берут.