Неточные совпадения
Летнее утро; девятый час в начале. Федор Васильич в синем шелковом халате
появляется из общей спальни и через целую анфиладу
комнат проходит в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются; в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался нос.
Убедившись в этом, пан Уляницкий опять нырял в свою
комнату, и вскоре на подоконнике
появлялась уже вся его небольшая сухая фигурка в ночном колпаке, в пестром халате, из-под которого виднелось нижнее белье и туфли на босую ногу.
Больной становилось хуже с каждою минутою. По целой
комнате слышалось легочное клокотание, и
из груди
появлялись окрашенные кровью мокроты.
Изредка
появлялся в заведении цирковый атлет, производивший в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной в
комнату, китаец в синей кофте, белых чулках и с косой, негр
из кафешантана в смокинге и клетчатых панталонах, с цветком в петлице и в крахмальном белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим.
На третьей стене предполагалась красного дерева дверь в библиотеку, для которой маэстро-архитектор изготовил было великолепнейший рисунок; но самой двери не
появлялось и вместо ее висел запыленный полуприподнятый ковер, из-за которого виднелось, что в соседней
комнате стояли растворенные шкапы; тут и там размещены были неприбитые картины и эстампы, и лежали на полу и на столах книги.
Я посмотрел на нее, и у меня отлегло от сердца. Слово «вексель», сказанное Филиппом, мучило меня. Она ничего не подозревала… по крайней мере мне тогда так показалось. Зинаида
появилась из соседней
комнаты, в черном платье, бледная, с развитыми волосами; она молча взяла меня за руку и увела с собой.
Полюбовавшись им минуты с две, Санин хотел было заговорить, нарушить эту священную тишину — как вдруг дверь
из соседней
комнаты растворилась, и на пороге
появилась молодая, красивая дама в белом шелковом платье, с черными кружевами, в бриллиантах на руках и на шее — сама Марья Николаевна Полозова.
— Ну, не буду, не буду, — поспешно проговорила Марья Николаевна. — Вам это неприятно, простите меня, не буду! не сердитесь! — Полозов
появился из соседней
комнаты с листом газеты в руках. — Что ты? или обед готов?
Он вернулся назад — и не успел еще поравняться с домом, в котором помещалась кондитерская Розелли, как одно
из окон, выходивших на улицу, внезапно стукнуло и отворилось — на черном его четырехугольнике (в
комнате не было огня)
появилась женская фигура — и он услышал, что его зовут: «Monsieur Dimitri!»
Но Домна Осиповна явственно начала слышать мужские шаги, которые все более и более приближались к диванной, так что она поспешила встать, и только что успела скрыться в одну
из дверей во внутренние
комнаты, как
из противоположных дверей
появился граф Хвостиков.
И
из комнаты Берты Ивановны тотчас же
появляется поднос с холодною закускою, графинчиком Doppel-corn, [Доппель-корн — то есть водка
из хлебных злаков (нем.).] бутылкой хересу и бутылкой портеру.
Однажды, когда, пуская дым
из длиннейшего гордового чубука, я читал какой-то глупейший роман, дверь отворилась и на пороге совершенно неожиданно
появился отец в медвежьей шубе. Зная от меня, как враждебно смотрит отец мой на куренье табаку, не куривший Введенский, услыхав о приезде отца, вбежал в
комнату и сказал: «Извини, что помешал, но я забыл у тебя свою трубку и табак».
Марья Павловна
появилась из соседней
комнаты. Мужчины встали из-за карточного стола.
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел
из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился на крыльце, а вслед за тем, сев на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не на месте стул и, войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что в
комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
(Бежит. Соколова не садится, ходит.
Из комнаты Якова
появляются Иван и Александр, позднее Пётр.)
Он не мог войти без провожатого в темную
комнату, хотя бы она была ему как нельзя более известна; убегал из-за стола, если падала соль; замирал, если в
комнате появлялись три свечки; обходил далеко кругом каждую корову, потому что она «может боднуть», обходил лошадь, потому что она «может брыкнуть»; обходил даже и овцу и свинью и рассказывал, что все-таки с ним был раз такой случай, что свинья остановилась перед ним и завизжала.
Никита, в полинялой розовой ситцевой рубашке, в черных суконных штанах и неизвестно где добытых им старых глубоких резиновых калошах на босую ногу,
появляется в дверях, ведущих
из единственной
комнаты квартиры Стебелькова в переднюю.
Внезапно раздавшийся звонок к молитве прервал волнение малюток.
Из соседней
комнаты появилась знакомая горбатенькая фигура, и тетя Леля, хлопая в ладоши, стала сзывать свое маленькое стадо обычным призывом...
Не успела ответить Дуня, как широко распахнулась дверь рабочей, и тетя Леля в новом сером, с пелериной
из кружев, скрывающей ее горб, платье
появилась на пороге
комнаты.
— Спать пора, девицы! Что это как вы расшумелись нынче! — неожиданно
появляясь из своей
комнаты, окликнула приюток Антонина Николаевна.
Висленев
появился с лампой, и вдвоем с Гордановым стал исправлять нарушенный на столе порядок, а Глафира Васильевна, не теряя минуты, вошла к себе в
комнату и, достав
из туалетного ящика две радужные ассигнации, подала их горничной, с приказанием отправить эти деньги завтра в Петербург, без всякого письма, по адресу, который Бодростина наскоро выписала
из письма Ципри-Кипри.
Меж тем Михаил Андреевич
появился переодетый в чистое белье, но гневный и страшно недовольный. Ему доложили, что мужики опять собираются и просят велеть погасить огни. Глафира рассеяла его гнев: она предложила прогулку в Аленин Верх, где мужики добывают
из дерева живой огонь, а на это время в парадных
комнатах, окна которых видны
из деревни, погасят огни.
Горданов тихо отошел, но через минуту снова
появился из своей
комнаты и сказал...
К Луи Блану мы отправились вдвоем с Г.И.Вырубовым, приехавшим ко мне на несколько дней. Я нашел ему
комнату в нашем же меблированном доме. Он уже стал, с 1868 года, издавать вместе с Литтре свое обозревание"Philosophic Positive", где в одной
из ближайших книжек и должна была
появиться моя статья"Phenomenes du drame moderne".
Почти в тот же момент отворились двери, противоположные тем, которые вели в столовую, — двери, ведущие в ее
комнату, в
комнату его Тани, и в них
появилась она, в парижском подвенечном платье, окруженная подругами, свежая, сияющая, довольная, с флер д'оранжем на голове и на груди, с великолепным
из крупных бриллиантов фермуаром на белоснежной шейке, с огромными солитерами в миниатюрных розовых ушках.
Глаза Дарьи Николаевны горели злобным огнем, она нервными шагами ходила по
комнате и с видимым нетерпением глядела на дверь,
из которой должна была
появиться Маша.
Настасья Федоровна быстро прошла в переднюю
комнату, откинула дверной крюк, и вместе с ворвавшимся в
комнату клубом морозного пара на пороге двери
появился видный, рослый мужчина, закутанный в баранью шубу, воротник которой был уже откинут им в сенях, а шапка
из черных мерлушек небрежно сдвинута на затылок.
Мы очутились в большой и ярко освещенной
комнате. На столе был сервирован чай. Две секунды после нас
из трех дверей
появились три пары.
Выйдя
из комнаты, она гордо подняла свою красивую голову, и на ее красных, как кровь, губах
появилась улыбка торжества: она поняла, что графиня сдалась, вследствие каких причин, какое ей было до этого дело!
Вернувшись в опустелую квартиру на Зелениной улице, наполненную той тягостной атмосферой пустоты, которая
появляется в домах, когда
из них только что вынесен покойник, Анжелика Сигизмундовна заперлась в своей
комнате и несколько часов не выходила
из нее.
Антиповна, впрочем, оказалась права — она недолго поработала и, что-то шепнув Домаше, вышла
из рукодельной в соседнюю
комнату. Домаша тотчас последовала за ней, но через минуту снова
появилась в рукодельной.
В столовой, громадно-высокой, как и все
комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери,
из которой должен был
появиться князь.
Но чрез несколько времени, как присяжные выходят
из совещательной
комнаты,
появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии
из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую
комнату для обсуждения общественных дел; когда
появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда
появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия; в то время, когда
появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон
появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.