Неточные совпадения
Наконец на третий месяц
в серьезном
журнале появилась критическая статья. Сергей Иванович знал и автора статьи. Он встретил его раз у Голубцова.
В журнале почти исключительно писала молодежь, и лишь изредка
появлялись статьи старшего поколения, Маритена, мои и других.
Наконец
в коридоре слышатся тяжелые шаги. «Егоров, Егоров…»
В классе водворяется тишина, и мы с недоумением смотрим друг на друга… Что же теперь будет?.. Толстая фигура с
журналом подмышкой
появляется на пороге и
в изумлении отшатывается… Через минуту является встревоженный надзиратель, окидывает взглядом стены и стремглав убегает…
В класс вдвигается огромная фигура инспектора… А
в перемену эпидемия перекидывается
в младшие классы…
Стихотворение
появилось в гимназическом
журнале, который позволено было печатать
в губернской типографии.
В противном случае — он внезапно
появлялся в дверях, веселый, с сияющими глазами, и ласковым, довольным тоном требовал «квартирный
журнал».
В течение двух недель Федор Иваныч привел домик Глафиры Петровны
в порядок, расчистил двор, сад; из Лавриков привезли ему удобную мебель, из города вино, книги,
журналы; на конюшне
появились лошади; словом, Федор Иваныч обзавелся всем нужным и начал жить — не то помещиком, не то отшельником.
Русские газеты получаются и
в Интерлакене, а тут, как раз кстати, и
в иностранных и русских
журналах появились слухи о предстоящих для нашей печати льготах 21.
— Ну, вот… на днях, очень скоро… через неделю, через две… может быть, через месяц…
появится на свет… будет напечатана
в одном
журнале…
появится на свет моя сюита… мой рассказ. Я не знаю, как назвать… Прошу вас, Оля, пожелайте мне успеха. От этого рассказа, или, как сказать?.. эскиза, так многое зависит
в будущем.
— Здравствуй, здравствуй, милый Алешенька, — говорила она, целуясь с братом. — Иди скорее к нам
в столовую. Я тебя познакомлю с очень интересным человеком. Позвольте вам представить, Диодор Иванович, моего брата. Он только что окончил кадетский корпус и через месяц станет юнкером Александровского военного училища. А это, Алеша, наш знаменитый русский поэт Диодор Иванович Миртов. Его прелестные стихи часто
появляются во всех прогрессивных
журналах и газетах. Такое наслаждение читать их!
После подписки, когда
появлялись деньги,
появлялись и сотрудники. Такое же тяжелое положение
журнала было после смерти Ф.Б. Миллера, а
в 1881 году наследники продали
журнал кому-то, а затем он перешел к Александру Викторовичу Насонову.
С начала 1897 года подпись Я.А. Фейгина
появилась еще
в числе пятерых издателей под новым
журналом «Бюллетень Хлебной биржи». Последний издавался на средства богатых московских хлебных торговцев, а о втором его издании — «Курьере торговли и промышленности» — редактор «Московского листка» Н.И. Пастухов ядовито замечал, что он «жареным пахнет».
Во всю страницу
журнала «Свет и тени» летом 1881 года
появился рисунок: стоят прямо воткнутые
в две чернильницы по сторонам стола два гусиных пера, а через них была перекинута
в виде вьющейся линии надпись: «Наше оружие для разрешения современных вопросов».
В.Э. Миллер, знавший К.П. Цветкова как издателя детского
журнала «Малютка» и сотрудника «Московских ведомостей», согласился, и под газетой, уже «без предварительной цензуры»,
появилась надпись: «Издатель —
В.Э. Миллер, редактор — К.П. Цветков».
М.М. Чемоданов улыбался и набрасывал проекты карикатур такие, что комар носа не подточит.
В каждом номере
журнала появлялись такие карикатуры, смысл которых разгадывался уже тогда, когда
журнал выходил
в свет.
В большинстве это были политические карикатуры.
Узнав, таким образом, сущность учения Хельчицкого, я с тем большим нетерпением ожидал появления «Сети веры»
в журнале Академии. Но прошел год, два, три — книга не
появлялась. Только
в 1888 году я узнал, что начатое печатание книги приостановилось. Я достал корректурные листы того, что было отпечатано, и прочел книгу. Книга во всех отношениях удивительная.
Наше решение утвердилось
в нас еще более, когда мы увидели, что по поводу «Грозы»
появляется во всех
журналах и газетах целый ряд больших и маленьких рецензий, трактовавших дело с самых разнообразных точек зрения.
В это же время
появилось «Дворянское гнездо», и все были увлечены поэтическим,
в высшей степени симпатичным талантом его автора [Роман «Обломов» печатался
в четырех номерах
журнала «Отечественные записки», с января по апрель 1859 г.
Когда
в журналах появлялась печатная хвала ему, он радовался как ребенок, хотя эта хвала была куплена им за свои же деньги.
Овэн очень деятельно участвовал
в этом
журнале, так что почти не
появлялось ни одного номера,
в котором бы не было его статьи или хотя коротенькой заметки.
История была
в самом деле забавна, и положение почтенного профессора крайне незавидно: Пушкин скромно и спокойно, но совершенно ясно успел изобразить действия Михаила Трофимовича так, что для публики не могло оставаться насчет их ни малейшего сомнения, особенно при помощи ядовитой эпиграммы «Обиженный
журналами жестоко», которая
появилась в то же время.
Но все это было добродушно, без злости. Того оттенка недоброжелательства, какой теперь зачастую чувствуется
в обществе к писателю, тогда еще не
появлялось. Напротив, всем было как будто лестно, что вот есть
в обществе молодой человек, которого «печатают»
в лучшем
журнале.
Благодарил он меня за то, что и как я говорил о нем
в моей статье"Phenomenes du drame moderne". Книжка
журнала, где
появилась статья моя, уже вышла тем временем. От Вырубова я уже знал, что с Дюма приятельски знаком проф. Robin, один из столпов тогдашнего кружка позитивистов. Он, вероятно, и дал ему книжку
журнала с моей статьей.
Книжка эта была, по-своему, так талантливо и ярко написана, что я посвятил ей этюд, который и
появился там же, где моя"Жертва вечерняя", то есть
в журнале"Всемирный труд", под тем же заглавием"Запахи Парижа".
И действительно, я написал целых четыре пьесы, из которых три были драмы и одна веселая, сатирическая комедия. Из них драма"Старое зло"была принята Писемским; а драму"Мать"я напечатал четыре года спустя уже
в своем
журнале «Библиотека для чтения», под псевдонимом; а из комедии
появилось только новое действие,
в виде «сцен»,
в журнале «Век» с сохранением первоначального заглавия «Наши знакомцы».
И вот
в"Отечественных записках", вскоре после моего возвращения
в Петербург,
появилась моя статья о варшавской драматической труппе — первая по времени появления, написанная русским
в таком сочувственном тоне, да еще
в большом и тогда самом распространенном
журнале.
В первый раз это случилось
в кабинете Я.П.Полонского, тогда одного из редакторов кушелевского
журнала"Русское слово". К нему я попал с рукописью моей первой комедии"Фразеры", которая как раз и погибла
в редакции этого
журнала и не
появлялась никогда ни на сцене, ни
в печати. На сцену ее не пустила театральная цензура.
Он дельно и
в хорошем тоне составлял ежемесячное обозрение с такими подробностями и цитатами с польского, каких нигде
в других
журналах не
появлялось, даже и
в тех, которые считались радикальнее во всех смыслах, чем наш
журнал.
Влияние Огарева на общественные идеи Герцена все возрастало
в этот лондонский период их совместной жизни. То, что
в Герцене сидело с молодых лет народнического, — преклонение перед крестьянской общиной и круговой порукой, — получило при участии Огарева
в"Колоколе"характер целой доктрины, и не будь Огарев так дорог своему другу, вряд ли бы тот помещал
в своем
журнале многое, что
появлялось там с согласия и одобрения главного издателя.
Рассказ не успел
появиться в «Новом слове»:
журнал был закрыт.
В журнале «Вестник Европы»
появилась статья, вызвавшая
в Петербурге огромную сенсацию. Это была очередная общественная хроника. Отдел общественной хроники был наиболее живым и наиболее читаемым отделом мертвенно-либерального, сухо-академического «Вестника Европы», органа либеральной русской профессуры. Хроника не подписывалась, но все знали, что ведет ее талантливый публицист, впоследствии почетный академик, К. К. Арсеньев.
— Викентий Викентьевич, я получил из Сибири письмо от Якубовича-Мельшина, он спрашивает, что вы теперь пишете и скоро ли
появитесь в нашем
журнале. Что ему прикажете ответить?
Был счастливый хмель крупного литературного успеха. Многие
журналы и газеты отметили повесть заметками и целыми статьями. «Русские ведомости» писали о ней
в специальном фельетоне, А. М. Скабичевский
в «Новостях» поместил подробную статью. Но самый лестный, самый восторженный из всех отзывов
появился —
в «Русской мысли». Я отыскал редакционный бланк «Русской мысли» с извещением об отказе напечатать мою повесть и послал его редактору
журнала В. М. Лаврову, приписав под текстом отказа приблизительно следующее...
Мне особенно приятно сообщить читателям
журнала «Слово», что новое произведение Гонкура они, по всей вероятности, прочтут одновременно с появлением его по-французски, а то так и раньше. Теперь романисты реальной школы очень ценят сочувствие русской публики, да и
в денежном отношении им выгодно
появляться раньше на русском языке. Хотя
в нашей конвенции с Францией и не стоит ничего о переводах, но редакции русских
журналов уже понимают, что гораздо лучше предупреждать международные законодательства…
Улучшая быт церковников, заставляли их поучать народ и рассылали им катехизис и вновь исправленное издание Библии. Наконец, помогли, как мы знаем, купцу Волкову завести русский театр
в Петербурге. При академии
появился первый русский
журнал «Ежемесячные сочинения», а при университете — полная газета «Московские ведомости», существующие и теперь.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда
появились журналы под самыми разнообразными знаменами, —
журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и
журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда
появилось вдруг столько
журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то время, когда
появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то время, когда со всех сторон
появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.