Неточные совпадения
Почувствовавши себя на
воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Он пенял, что что-то случилось и что свидание это не будет радостное. В присутствии ее он не имел своей
воли: не зная причины ее тревоги, он
чувствовал уже, что та же тревога невольно сообщалась и ему.
— Алексей Александрович, поверь мне, что она оценит твое великодушие, — сказал он. — Но, видно, это была
воля Божия, — прибавил он и, сказав это,
почувствовал, что это было глупо, и с трудом удержал улыбку над своею глупостью.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я
чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью.
— Да, но если б он не по
воле матери, а просто, сам?… — говорила Кити,
чувствуя, что она выдала свою тайну и что лицо её, горящее румянцем стыда, уже изобличило её.
Душевные движенья и чувства, которые дотоле как будто кто-то удерживал тяжкою уздою, теперь
почувствовали себя освобожденными, на
воле и уже хотели излиться в неукротимые потоки слов, как вдруг красавица, оборотясь к татарке, беспокойно спросила...
Он выносил беспокойный труд с решительным напряжением
воли,
чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг
почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни
воли и что все вдруг решено окончательно.
«Хороша жизнь, когда человек
чувствует себя в тюрьме более свободным, чем на
воле».
В черненькой паутине типографского шрифта он прозревал и
чувствовал такое же посягательство на свободу его мысли и
воли, какое слышал в речах верующих людей.
Что-то унылое и тягостное
почувствовал Самгин в этой толпе, затисканной, как бы помимо
воли ее, на тесный двор, в яму, среди полуразрушенных построек.
Он
чувствовал себя напряженно, туго заряженным и минутами боялся, что помимо его
воли в нем может что-то взорваться и тогда он скажет или сделает нечто необыкновенное и — против себя.
Сомова говорила о будущем в тоне мальчишки, который любит кулачный бой и совершенно уверен, что в следующее воскресенье будут драться. С этим приходилось мириться, это настроение принимало характер эпидемии, и Клим иногда
чувствовал, что постепенно, помимо
воли своей, тоже заражается предчувствием неизбежности столкновения каких-то сил.
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он, выходя на улицу. С удивлением и даже недоверием к себе он вдруг
почувствовал, что десяток дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его от этого города и от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это было странно и требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении
воли можно выйти из порочного круга действительности.
Он
чувствовал, что и его здоровый организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума,
воли, нерв. Он понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.
Он благоговейно ужасался,
чувствуя, как приходят в равновесие его силы и как лучшие движения мысли и
воли уходят туда, в это здание, как ему легче и свободнее, когда он слышит эту тайную работу и когда сам сделает усилие, движение, подаст камень, огня и воды.
Я могу
чувствовать преудобнейшим образом два противоположные чувства в одно и то же время — и уж конечно не по моей
воле.
— Прощай, Трифон Борисыч! — крикнул опять Митя, и сам
почувствовал, что не от добродушия теперь закричал, а со злости, против
воли крикнул. Но Трифон Борисыч стоял гордо, заложив назад обе руки и прямо уставясь на Митю, глядел строго и сердито и Мите ничего не ответил.
Все это, по — видимому, нимало не действовало на Дешерта. Это была цельная крепостническая натура, не признававшая ничего, кроме себя и своей
воли… Города он не любил: здесь он
чувствовал какие-то границы, которые вызывали в нем постоянное глухое кипение, готовое ежеминутно прорваться… И это-то было особенно неприятно и даже страшно хозяевам.
Больше: Карачунский с ужасом
почувствовал, что он теряет свою опытную
волю и что делается тем жалким рабом, который в его глазах всегда возбуждал презрение.
Они уже ясно начинали
чувствовать, что равноправия и равносилия в их ассоциации не существует, что вся сила и
воля сосредоточивались в Белоярцеве.
Только вот
почувствовал молодой человек, что родительской
воли над ним нет, — и устремился!
Прозоров
чувствовал, что кругом него творится что-то не так, как следует, но у него не хватило силы
воли покончить разом эту глупую комедию, потому что ему нравилась занятая им роль bel-esprit [Остроумного человека (фр.).] и те победы, которые он одерживал над Ниной Леонтьевной.
Мать видела необъятно много, в груди ее неподвижно стоял громкий крик, готовый с каждым вздохом вырваться на
волю, он душил ее, но она сдерживала его, хватаясь руками за грудь. Ее толкали, она качалась на ногах и шла вперед без мысли, почти без сознания. Она
чувствовала, что людей сзади нее становится все меньше, холодный вал шел им навстречу и разносил их.
С проникновенной и веселой ясностью он сразу увидел и бледную от зноя голубизну неба, и золотой свет солнца, дрожавший в воздухе, и теплую зелень дальнего поля, — точно он не замечал их раньше, — и вдруг
почувствовал себя молодым, сильным, ловким, гордым от сознания, что и он принадлежит к этой стройной, неподвижной могучей массе людей, таинственно скованных одной незримой
волей…
Чистота, полная преданность
воле Бога и горячность этой девушки поразили старца. Он давно уже хотел отречься от мира, но монастырь требовал от него его деятельности. Эта деятельность давала средства монастырю. И он соглашался, хотя смутно
чувствовал всю неправду своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек. И открывшаяся ему душа этой девушки открыла ему и его душу. И он увидал, как он был далек от того, чем хотел быть и к чему влекло его его сердце.
Признаюсь откровенно, слова эти всегда производили на меня действие обуха, внезапно и со всею силой упавшего на мою голову. Я
чувствую во всем моем существе какое-то страшное озлобление против преступника, я начинаю сознавать, что вот-вот наступает минута, когда эмпирик возьмет верх над идеалистом, и пойдут в дело кулаки, сии истинные и нелицемерные помощники во всех случаях, касающихся человеческого сердца. И много мне нужно бывает силы
воли, чтобы держать руки по швам.
И я действительно сконфужен; я
чувствую себя совершенно уничтоженным, и, между тем как в ушах моих снова начинает раздаваться скрип полозьев, мне все мерещится: что подумает ямщик? и как это народ такую
волю взял?
Повторяю: солидный читатель относится к читаемому, не руководясь собственным почином, а соображаясь с настроением минуты. Но не могу не сказать, что хотя превращения происходят в нем почти без участия
воли, но в льготные минуты он все-таки
чувствует себя веселее. Потому что даже самая окаменелая солидность инстинктивно чуждается злопыхательства, как нарушающего душевный мир.
— Домой, — отвечал Калинович. — Я нынче начинаю верить в предчувствие, и вот, как хочешь объясни, — продолжал он, беря себя за голову, — но только меня как будто бы в клещи ущемил какой-то непонятный страх, так что я ясно
чувствую… почти вижу, что в эти именно минуты там, где-то на небе, по таинственной
воле судеб, совершается перелом моей жизни: к худому он или к хорошему — не знаю, но только страшный перелом… страшный.
— Как! правда, что надо больше рассуждать, нежели
чувствовать? Не давать
воли сердцу, удерживаться от порывов чувства? не предаваться и не верить искреннему излиянию?
В ответ на все, что мне говорили, я
чувствовал, как против моей
воли на лице моем расцветала сладкая, счастливая, несколько глупо-самодовольная улыбка, и замечал, что улыбка эта даже сообщалась всем, кто со мной говорил.
Тогда Александров, волнуясь и торопясь, и
чувствуя, с невольной досадой, что его слова гораздо грубее и невыразительнее его душевных ощущений, рассказал о своем бунте, об увещевании на темной паперти, об огорчении матери и о том, как была смягчена, стерта злобная
воля мальчугана. Отец Михаил тихо слушал, слегка кивая, точно в такт рассказу, и почти неслышно приговаривал...
— Мы убеждены, что человек не умирает полною смертью, восприняв которую, он только погружается в землю, как бы в лоно матери, и в продолжение девяти месяцев, подобно младенцу, из ветхого Адама преобразуется в нового, или, лучше сказать, первобытного, безгреховного Адама; из плоти он переходит в дух, и до девяти месяцев связь всякого умершего с землею не прекращается; он, может быть, даже
чувствует все, что здесь происходит; но вдруг кто-нибудь будет недоволен завещанной им
волей…
Среди образованных не верующие ни во что всё-таки хоть в себя верили, в свою личность, в силу своей
воли, — а ведь этот себя не видит, не
чувствует!
Феденька знал это, и по временам ему даже казалось, что шалопаи, в диком усердии своем, извращают его мысль. Как ни скромно держала себя Анна Григорьевна, но и ее устрашила перспектива сибирской язвы. Марк Волохов подметил в ней этот спасительный страх (увы! она против
воли чувствовала какое-то неопределенное влечение к этому змию-искусителю, уже успевшему погубить родственницу Райского) и всячески старался эксплуатировать его.
Она
чувствовала только, что с ней самой творится что-то странное, точно она сама не своя сделалась и теряла всякую
волю над собой.
— Да. Я
чувствую, кровь застывает в моих жилах. Послушай… если я не смогу идти далее, то покинь меня здесь на
волю божию и думай только о себе.
— Нет. Холод, как и вообще всякую боль, можно не
чувствовать. Марк Аврелий сказал: «Боль есть живое представление о боли: сделай усилие
воли, чтоб изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и боль исчезнет». Это справедливо. Мудрец или попросту мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание; он всегда доволен и ничему не удивляется.
Пепел. Я сказал — брошу воровство! Ей-богу — брошу! Коли сказал — сделаю! Я — грамотный… буду работать… Вот он говорит — в Сибирь-то по своей
воле надо идти… Едем туда, ну?.. Ты думаешь — моя жизнь не претит мне? Эх, Наташа! Я знаю… вижу!.. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут… только это мне не помогает! Это… не то! Я — не каюсь… в совесть я не верю… Но — я одно
чувствую: надо жить… иначе! Лучше надо жить! Надо так жить… чтобы самому себя можно мне было уважать…
Тут только
почувствовал Глеб,
почувствовал первый раз в жизни, что крепкие, железные мышцы его как словно ослабли; первый раз осмыслил он старческие годы свои, первый раз понял, что силы уж не те стали,
воля и мощь не те, что в прежние годы.
Конь иногда сбивает седока,
Сын у отца не вечно в полной
воле.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ. Так думал Иоанн,
Смиритель бурь, разумный самодержец,
Так думал и его свирепый внук.
Нет, милости не
чувствует народ:
Твори добро — не скажет он спасибо;
Грабь и казни — тебе не будет хуже.
Кончены
воля и покой бедной женщины: прежде хоть ее попрекнуть не могли, хоть могла она
чувствовать свою полную правоту перед этими людьми.
Я не разбойник, не убийца, во мне кровожадных инстинктов нет; но все-таки я
чувствую, что по какой-то покатости, без участия моей
воли, я неудержимо влекусь к острогу.
Проснулся Климков с каким-то тайным решением, оно туго опоясало его грудь невидимой широкой полосой. Он
чувствовал, что концы этого пояса держит кто-то настойчивый и упрямо ведёт его к неизвестному, неизбежному; прислушивался к этому желанию, осторожно ощупывал его неловкою и трусливою мыслью, но в то же время не хотел, чтобы оно определилось. Мельников, одетый и умытый, но не причёсанный, сидел за столом у самовара, лениво, точно
вол, жевал хлеб и говорил...
Поживя месяц в Петербурге, Долинский
чувствовал, что, действительно, нужно собрать всю
волю и уйти от людей, с которыми жизнь мука, а не спокойный труд и не праздник.
Здесь я
чувствовал себя совершенно уединенным и охотно давал
волю смутным ощущениям, которые распускались в душе без помехи.
А Рудин долго еще стоял на плотине. Наконец он встрепенулся, медленными шагами добрался до дорожки и тихо пошел по ней. Он был очень пристыжен… и огорчен. «Какова? — думал он. — В восемнадцать лет!.. Нет, я ее не знал… Она замечательная девушка. Какая сила
воли!.. Она права; она стоит не такой любви, какую я к ней
чувствовал…
Чувствовал?.. — спросил он самого себя. — Разве я уже больше не
чувствую любви? Так вот как это все должно было кончиться! Как я был жалок и ничтожен перед ней!»
Аполлинария. Понять — пожалуй, но
чувствовать вы не можете так, как женщина. Я вышла замуж очень рано, я не могла еще разбирать людей и своей
воли не имела. Мои родители считали моего жениха очень хорошим человеком, оттого и отдали меня за него.
Напротив того, Петр, с детских лет принужденный видеть расстройства и беспорядки в своем царстве,
чувствовал более других, что сила-то, находящаяся в его руках, не столько велика, как кажется; но зато у него была твердая
воля употребить в дело по крайней мере ту силу, какая есть.