Неточные совпадения
Любовь Андреевна. Минут через десять
давайте уже в экипажи садиться… (Окидывает взглядом комнату.) Прощай, милый дом,
старый дедушка. Пройдет зима, настанет весна, а там тебя уже не будет, тебя сломают. Сколько видели эти стены! (
Целует горячо дочь.) Сокровище мое, ты сияешь, твои глазки играют, как два алмаза. Ты довольна? Очень?
Груша ушла, и через несколько минут робкими и негромкими шагами на балкон вошла старая-престарая старушка, с сморщенным лицом и с слезливыми глазами. Как водится, она сейчас же подошла к барину и взяла было его за руку, чтобы
поцеловать, но он решительно не
дал ей того сделать; одета Алена Сергеевна была по-прежнему щепетильнейшим образом, но вся в черном. Супруг ее, Макар Григорьич, с полгода перед тем только умер в Москве.
Во всем этом
старая девица имела довольно отдаленную
цель: Петр Михайлыч, когда вышло его увольнение, проговорил с ней: «Вот на мое место определен молодой смотритель; бог
даст, приедет да на Настеньке и женится».
Поцеловала Елена Дмитриевна молодого боярина! Обманула жена лукавая мужа
старого! Забыла клятву, что
дала перед господом! Как покажется она теперь Дружине Андреичу? Догадается он обо всем по глазам ее. И не таков он муж, чтоб простил ее! Не дорога жизнь боярину, дорога ему честь его! Убьет он,
старый, убьет и жену, и Никиту Романыча!
Через четверть часа стоял у крыльца стол, накрытый белою браною скатерткой домашнего изделья, кипел самовар в виде огромного медного чайника, суетилась около него Аксютка, и здоровалась
старая барыня, Арина Васильевна, с Степаном Михайловичем, не охая и не стоная, что было нужно в иное утро, а весело и громко спрашивала его о здоровье: «Как почивал и что во сне видел?» Ласково поздоровался дедушка с своей супругой и назвал ее Аришей; он никогда не
целовал ее руки, а свою
давал целовать в знак милости.
Астров. Не раньше лета, должно быть. Зимой едва ли… Само собою, если случится что, то
дайте знать — приеду. (Пожимает руки.) Спасибо за хлеб, за соль, за ласку… одним словом, за все. (Идет к няне и
целует ее в голову.) Прощай,
старая.
Лебедев (машет рукой). Ну, да!.. Зюзюшка скорее треснет, чем
даст лошадей. Голубчик ты мой, милый, ведь ты для меня дороже и роднее всех! Из всего
старья уцелели я да ты! Люблю в тебе я прежние страдания и молодость погибшую мою… Шутки шутками, а я вот почти плачу. (
Целует графа.)
Мать его, вероятно, несколько жадная по характеру
дама, не удержалась, вся вспыхнула и
дала сыну такого щелчка по голове, что ребенок заревел на всю залу, и его принуждены были увести в дальние комнаты и успокоивать там конфектами; другая,
старая уже мать, очень рассердилась тоже: дочь ее, весьма невинное, хоть и глупое, как видно это было по глазам, существо, выиграла из библиотеки Николя «Девственницу» [«Девственница» («La pucelle») — знаменитая поэма Вольтера, имевшая
целью освободить образ Жанны д'Арк от религиозной идеализации.]
— Уж не ломайся, знаем мы!.. Экая гладкая! У барина видно губа не дура… эк ты прижила себе
старого чорта!.. да небось! Не сдобровать ему, высчитаем мы ему наши слезки…
дай срок! Батюшка Пугачев ему рыло-то обтешет… пусть себе не верит… а ты, моя молодка… за это
поцелуй меня.
Часто она проплакивала почти
целые ночи после встречи в обществе с другою какою-нибудь молоденькой
дамою в богатом нарядном платье, приехавшею шестерней в карете с чиновным, но не
старым еще мужем, с которым обходятся запанибрата все сильные в губернии.
— Не будем стараться повторять жизнь, — продолжал он, — не будем лгать сами перед собою. А что нет
старых тревог и волнений, и слава богу! Нам нечего искать и волноваться. Мы уж нашли, и на нашу долю выпало довольно счастия. Теперь нам уж нужно стираться и
давать дорогу вот кому, — сказал он, указывая на кормилицу, которая с Ваней подошла и остановилась у дверей террасы. — Так-то, милый друг, — заключил он, пригибая к себе мою голову и
целуя ее. Не любовник, а
старый друг
целовал меня.
— Тихон, душа моя!.. Добрый,
старый, верный Тихон! Понимаешь ты Славянова-Райского? Жалеешь?
Дай я
поцелую твою честную седую голову.
Старый сотник
поцеловал еще раз умершую, повергнулся ниц и вышел вместе с носильщиками вон,
дав повеление хорошенько накормить философа и после ужина проводить его в церковь.
— Я тебе
дам: сама начинает!.. Вот уж пословица справедлива:
старый, что малый,
целый день у них этакие баталии идут… В горенку пожалуйте, сюда налево, — говорил хозяин, провожая меня.
— Что ж так-то? — усмехнулся он. —
Давайте, что ли, лапу сюда, по-старому, по-бывалому; ну, и тово… сольемте уста, так сказать, в блаженстве
поцелуя!.. Ась?
Старые дамы глядели на дело с другой стороны и, презирая вдаль, предсказывали утвердительно одно, что Саша раньше времени берет Иосафа Платоновича под башмак и отныне будет держать
целую жизнь под башмаком.
Эти мысли всецело захватывают сейчас все существо девушки. Её губы невольно улыбаются при мысли о возможности доведения до конца начатого ей дела. Да, когда по окончании войны, она,
даст Бог, вернется под родную кровлю, как обнимет
старого отца, как скажет,
целуя его
старую, седую голову...
Он был необычайно словоохотливый рассказчик, и эта черта к старости перешла уже в психическую слабость. Кроме своих московских и военных воспоминаний, он был неистощим на темы о женщинах. Как
старый уже холостяк, он пережил
целый ряд любовных увлечений и не мог жить без какого-нибудь объекта, которому он
давал всякие хвалебные определения и клички. И почти всякая оказывалась, на его оценку,"одна в империи".
— Рассказывал он мне сам, что она при входе его изволила на него милостиво погрозиться, потом
дала ему
поцеловать свою руку и сказала: «Кто
старое помянет, тому глаз вон». Думаю, что в этих словах заключаются не одни факелы, но и ледяная статуя. Она подозревает в этой куколке что-нибудь худое для своего любимца и забвением прошедшего хочет сблизить соперников.
Ее детский лепет, ее улыбка, ее игры, забавы и даже шалости, были тем живительным бальзамом, который привязывал к жизни
старого рыцаря,
давал этой жизни
цель и значение, но, вместе с тем, не допускал жестокому ремеслу сделать его кровожадным и бессердечным, подобно многим из его сотоварищей.
Ей можно было
дать двадцать лет с небольшим и ее несколько
старило выражение ее прекрасного, с тонкими, правильными чертами лица, выражение, в котором можно было прочесть
целую повесть перенесенных нравственных страданий.
— В Одессе я
целую неделю ходил без деда и голодный, пока меня не приняли евреи, которые ходят по городу и покупают
старое платье. Я уж умел тогда читать и писать, знал арифметику до дробей и хотел поступить куда-нибудь учиться, но не было средств. Что делать! Полгода ходил я по Одессе и покупал
старое платье, но евреи, мошенники, не
дали мне жалованья, я обиделся и ушел. Потом на пароходе я уехал в Перекоп.
Ежели бы история удержала
старое воззрение, она бы сказала: Божество, в награду или в наказание своему народу,
дало Наполеону власть и руководило его волей для достижения своих божественных
целей. И ответ был бы полный и ясный. Можно было веровать или не веровать в божественное значение Наполеона; но для верующего в него, во всей истории этого времени, всё бы было понятно и не могло бы быть ни одного противоречия.