Неточные совпадения
Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом
смотрел, как ее ворочают две служанки;
на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял
кухню.
Почти в каждом учителе Клим открывал несимпатичное и враждебное ему, все эти неряшливые люди в потертых мундирах
смотрели на него так, как будто он был виноват в чем-то пред ними. И хотя он скоро убедился, что учителя относятся так странно не только к нему, а почти ко всем мальчикам, все-таки их гримасы напоминали ему брезгливую мину матери, с которой она
смотрела в
кухне на раков, когда пьяный продавец опрокинул корзину и раки, грязненькие, суховато шурша, расползлись по полу.
Самгин, открыв окно,
посмотрел, как он не торопясь прошел двором, накрытый порыжевшей шляпой, серенький, похожий
на старого воробья. Рыжеволосый мальчик
на крыльце
кухни акушерки Гюнтер чистил столовые ножи пробкой и тертым кирпичом.
Как-то днем, в стороне бульвара началась очень злая и частая пальба. Лаврушку с его чумазым товарищем послали
посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его в
кухню облитого кровью, — ему прострелили левую руку выше локтя. Голый до пояса, он сидел
на табурете, весь бок был в крови, — казалось, что с бока его содрана кожа. По бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его...
Но парень неутомимо выл, визжал,
кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин стоял, крепко прислонясь к стене, и
смотрел на винтовку; она лежала
на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, — с конца штыка падали светлые капли.
Вон она, в темном платье, в черном шерстяном платке
на шее, ходит из комнаты в
кухню, как тень, по-прежнему отворяет и затворяет шкафы, шьет, гладит кружева, но тихо, без энергии, говорит будто нехотя, тихим голосом, и не по-прежнему
смотрит вокруг беспечно перебегающими с предмета
на предмет глазами, а с сосредоточенным выражением, с затаившимся внутренним смыслом в глазах.
Ленивый от природы, он был ленив еще и по своему лакейскому воспитанию. Он важничал в дворне, не давал себе труда ни поставить самовар, ни подмести полов. Он или дремал в прихожей, или уходил болтать в людскую, в
кухню; не то так по целым часам, скрестив руки
на груди, стоял у ворот и с сонною задумчивостью
посматривал на все стороны.
Илья Ильич позавтракал, прослушал, как Маша читает по-французски, посидел в комнате у Агафьи Матвеевны,
смотрел, как она починивала Ванечкину курточку, переворачивая ее раз десять то
на ту, то
на другую сторону, и в то же время беспрестанно бегала в
кухню посмотреть, как жарится баранина к обеду, не пора ли заваривать уху.
На кухню посылались беспрестанно то Настасья Петровна, то Степанида Ивановна напомнить о том, прибавить это или отменить то, отнести сахару, меду, вина для кушанья и
посмотреть, все ли положит повар, что отпущено.
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал
смотреть на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком: бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко, намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь, сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится
на полдороге в
кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
Все замолкло
на минуту, хозяйка вышла
на кухню посмотреть, готов ли кофе. Дети присмирели. В комнате послышалось храпенье, сначала тихое, как под сурдиной, потом громче, и когда Агафья Матвеевна появилась с дымящимся кофейником, ее поразило храпенье, как в ямской избе.
А теперь, когда Илья Ильич сделался членом ее семейства, она и толчет и сеет иначе. Свои кружева почти забыла. Начнет шить, усядется покойно, вдруг Обломов кричит Захару, чтоб кофе подавал, — она, в три прыжка, является в
кухню и
смотрит во все глаза так, как будто прицеливается во что-нибудь, схватит ложечку, перельет
на свету ложечки три, чтоб узнать, уварился ли, отстоялся ли кофе, не подали бы с гущей,
посмотрит, есть ли пенки в сливках.
— У нас, в Обломовке, этак каждый праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской
кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и
на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели,
смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
В
кухне сидел обыкновенно бурмистр, седой старик с шишкой
на голове; повар, обращаясь к нему, критиковал плиту и очаг, бурмистр слушал его и по временам лаконически отвечал: «И то — пожалуй, что и так», — и невесело
посматривал на всю эту тревогу, думая: «Когда нелегкая их пронесет».
В свободное от пожаров время они ходили к ним в гости, угощались
на кухне, и хозяйки
на них
смотрели как
на своих людей, зная, что не прощелыга какой-нибудь, а казенный человек,
на которого положиться можно.
Однажды, когда он спал после обеда в
кухне на полатях, ему накрасили лицо фуксином, и долго он ходил смешной, страшный: из серой бороды тускло
смотрят два круглых пятна очков, и уныло опускается длинный багровый нос, похожий
на язык.
Я придумал: подстерег, когда кабатчица спустилась в погреб, закрыл над нею творило, запер его, сплясал
на нем танец мести и, забросив ключ
на крышу, стремглав прибежал в
кухню, где стряпала бабушка. Она не сразу поняла мой восторг, а поняв, нашлепала меня, где подобает, вытащила
на двор и послала
на крышу за ключом. Удивленный ее отношением, я молча достал ключ и, убежав в угол двора,
смотрел оттуда, как она освобождала пленную кабатчицу и как обе они, дружелюбно посмеиваясь, идут по двору.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в
кухню, чтобы сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила по комнатам,
посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла
на двор. Ворота были отворены, и Нюрочка вышла
на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
Навстречу ей из кабинета показался Петр Елисеич: он шел в
кухню объясниться с солдатом и
посмотрел на Нюрочку очень сурово, так что она устыдилась своего любопытства и убежала к себе в комнату.
Вихров невольно засмотрелся
на него: так он хорошо и отчетливо все делал… Живописец и сам, кажется, чувствовал удовольствие от своей работы: нарисует что-нибудь окончательно, отодвинется
на спине по лесам как можно подальше, сожмет кулак в трубку и
смотрит в него
на то, что сделал; а потом, когда придет час обеда или завтрака, проворно-проворно слезет с лесов, сбегает в
кухню пообедать и сейчас же опять прибежит и начнет работать.
Мавра, вышедшая из
кухни, стояла в дверях и с серьезным негодованием
смотрела на нас, досадуя, что не досталось Алеше хорошей головомойки от Наташи, как ожидала она с наслаждением все эти пять дней, и что вместо того все так веселы.
Александра Петровна неожиданно подняла лицо от работы и быстро, с тревожным выражением повернула его к окну. Ромашову показалось, что она
смотрит прямо ему в глаза. У него от испуга сжалось и похолодело сердце, и он поспешно отпрянул за выступ стены.
На одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов был вернуться домой, но преодолел себя и через калитку прошел в
кухню.
Наскоро помолившись, Аким Акимыч и многие, имевшие своих гусей и поросят
на кухне, поспешно пошли
смотреть, что с ними делается, как их жарят, где что стоит и так далее.
Он вошел в
кухню в сопровождении того гаденького полячка со скрипкой, которого обыкновенно нанимали гулявшие для полноты своего увеселения, и остановился посреди
кухни, молча и внимательно оглядывая всех присутствующих. Все замолчали. Наконец, увидя тогда меня и моего товарища, он злобно и насмешливо
посмотрел на нас, самодовольно улыбнулся, что-то как будто сообразил про себя и, сильно покачиваясь, подошел к нашему столу.
По двору быстро разбежался тревожный говор, что Сидоров убит. Около крыльца собрались люди,
смотрели на солдата, неподвижно растянувшегося через порог из
кухни в сени головой; шептали, что надо позвать полицию, но никто не звал и никто не решался дотронуться до солдата.
Ее вопли будили меня; проснувшись, я
смотрел из-под одеяла и со страхом слушал жаркую молитву. Осеннее утро мутно заглядывает в окно
кухни, сквозь стекла, облитые дождем;
на полу, в холодном сумраке, качается серая фигура, тревожно размахивая рукою; с ее маленькой головы из-под сбитого платка осыпались
на шею и плечи жиденькие светлые волосы, платок все время спадал с головы; старуха, резко поправляя его левой рукой, бормочет...
Мы оба тотчас поняли, что она умерла, но, стиснутые испугом, долго
смотрели на нее, не в силах слова сказать. Наконец Саша стремглав бросился вон из
кухни, а я, не зная, что делать, прижался у окна,
на свету. Пришел хозяин, озабоченно присел
на корточки, пощупал лицо кухарки пальцем, сказал...
Рядом с полкой — большое окно, две рамы, разъединенные стойкой; бездонная синяя пустота
смотрит в окно, кажется, что дом,
кухня, я — все висит
на самом краю этой пустоты и, если сделать резкое движение, все сорвется в синюю, холодную дыру и полетит куда-то мимо звезд, в мертвой тишине, без шума, как тонет камень, брошенный в воду. Долго я лежал неподвижно, боясь перевернуться с боку
на бок, ожидая страшного конца жизни.
Старая барыня
посмотрела на него с удивлением. Анна, которая успела уже снести свой узел в
кухню и, поддернув подол юбки, принималась за мытье пола, покинутого барыней, наскоро оправившись, тоже выбежала к Джону. Все трое стояли
на крыльце и
смотрели и направо, и налево. Никого не было видно, похожего
на Матвея,
на тихой улице.
Она кричала во все горло и была веселая. Они собирались плясать. Преполовенская и Варвара пробрались через
кухню в горницы и сели у окна
смотреть, что будет
на дворе.
Передонов
смотрел на Владю,
на его отца, осматривал
кухню и, не видя нигде розок, начал беспокоиться.
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в
кухню, тоже звонко смеясь. Но в
кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться
посмотреть на неё, хотя знал, что дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
— Этот суп похож вкусом
на лакрицу, — сказал он, улыбаясь; он делал над собою усилия, чтобы казаться приветливым, но не удержался и сказал: — Никто у нас не
смотрит за хозяйством… Если уж ты так больна или занята чтением, то, изволь, я займусь нашей
кухней.
Но никто не отозвался
на его бас. Агенты обошли двор кругом, все более удивляясь. Полайтис нахмурился. Щукин стал
посматривать серьезно, все более хмуря светлые брови. Заглянули через закрытое окно в
кухню и увидали, что там никого нет, но весь пол усеян белыми осколками посуды.
Бывало, сидит где-нибудь в сторонке с подвязанной щекой и непременно
смотрит на что-нибудь со вниманием; видит ли она в это время, как я пишу и перелистываю книги, или как хлопочет жена, или как кухарка в
кухне чистит картофель, или как играет собака, у нее всегда неизменно глаза выражали одно и то же, а именно: «Все, что делается
на этом свете, все прекрасно и умно».
На скамье, под окном
кухни, сидел согнувшись Мирон; в одной его руке дымилась папироса, другою он раскачивал очки свои, блестели стёкла, тонкие золотые ниточки сверкали в воздухе; без очков нос Мирона казался ещё больше. Яков молча сел рядом с ним, а отец, стоя посреди двора,
смотрел в открытое окно, как нищий, ожидая милостыни. Ольга возвышенным голосом рассказывала Наталье, глядя в небо...
Народ, не примечая бегущего впереди школяра и также волоска, коим тащится петух,
смотрит на необыкновенное положение птицы, удивляется, кричит:"Гляди, гляди! вот чудесия! сказился индик!"В воротах бурсы встречают победителя триумфом, а добычу, схвативши, немедленно зарезывают и,
на бегу, ощипывают перья и, чуть только вбегут
на кухню, кидают в котел.
Иногда она сама меня выводит из терпенья; вдруг найдет
на нее стих какой-то: ни читать не хочет, ни разговаривать, шьет в пяльцах, возится с Наташей, с ключницей, в
кухню вдруг сбегает или просто сидит, поджав руки, и
посматривает в окошко, а не то примется играть с няней в дурачки…
Это был буфетчик Сергей Никанорыч, который стоял
на пороге со счетами в руках, очень бледный, и с ужасом
смотрел на то, что происходило в
кухне.
Уже смеркалось, как он вернулся. По его истомленному виду, по неверной походке, по запыленной одежде его можно было предполагать, что он успел обежать пол-Москвы. Он остановился против барских окон, окинул взором крыльцо,
на котором столпилось человек семь дворовых, отвернулся и промычал еще раз: «Муму!» Муму не отозвалась. Он пошел прочь. Все
посмотрели ему вслед, но никто не улыбнулся, не сказал слова… а любопытный форейтор Антипка рассказывал
на другое утро в
кухне, что немой-де всю ночь охал.
Холодная вода освежила его, он утерся и, не сказав ни слова, не поблагодарив даже свою сестру милосердия, схватил шапку, подхватил
на плечо шубу, поданную ему Пселдонимовой, и через коридор, через
кухню, в которой уже мяукала кошка и где кухарка, приподнявшись
на своей подстилке, с жадным любопытством
посмотрела ему вслед, выбежал
на двор,
на улицу и бросился и проезжавшему извозчику.
— Выходить за него ты, конечно, можешь, твое это дело, но, Пелагея, знай, что он не может здесь жить… Ты знаешь, я не люблю, если кто в
кухне сидит.
Смотри же, помни… И тебя я не буду отпускать
на ночь.
Фитилек в стакане с маслом тускло освещал милую, знакомую, закоптелую
кухню. Катя, с голыми руками и плечами, сидела
на табуретке и одушевленно рассказывала о схватке с махновцами, а Иван Ильич перевязывал ей простреленную руку. Анна Ивановна ахала и любовно
смотрела на Катю в круглые свои очки, — в глазах Ивана Ильича были холод и отчуждение.
Надо было обойти остальные комнаты,
посмотреть, заперта ли дверь в передней. Мальчика Мити, наверно, нет. Он играет
на гитаре в
кухне, в обществе повара и горничной. А следует приготовить закусить отцу. Он в клубе ужинает не всегда — когда деньги есть, а в долг ему больше не верят… Закуска ставится в десять часов в зале
на ломберном столе. Мальчик должен постлать потом отцу и брату — одному в кабинете, другому в гостиной.
Вера Игнатьевна. Как никто — а прислуга? Ты
посмотри сейчас, что
на кухне делается. Сюда-то боятся идти; Саша уж за дворником хотела бежать, да я ее не пустила: куда, говорю, дура, тебе это послышалось! Завтра же к отцу в деревню уеду, завтра же! Всегда я тебе говорила, Горя, что она плохая женщина…
Тяжело и жалко
смотреть на старика. Такой он маленький, дряхлый, сгорбленный. Ему бы давно лежать
на печи и греться
на солнышке. А он убирает пять лошадей
на конюшне, обслуживает двор и
кухню.
— «А зачем же ты их ешь? Ведь они, эти цыплята, такие же живые, как и ты. Каждое утро — пойди
посмотри, как их ловят, как повар несет их
на кухню, как перерезают им горло, как их матка кудахчет о том, что цыплят у нее берут. Видел ты это?» — говорит волк.
Почти следом за ней выскочил из своего кабинета Петр Иннокентьевич и так же осторожно, как и она, прошел через несколько комнат в
кухню. Если бы он
посмотрел в эту минуту
на себя в зеркало, он не узнал бы себя. Он был бледен, как мертвец.
Хотя мог войти в
кухню, как и все — вместо того с трудом взлез
на крышу подвала, над которой светилось кухонное окно, и стал подглядывать: там что-то жарили, и суетились, и не знали, что он
на них
смотрит, — а он все видит.
Дома он сошел вниз и сел в большой комнате, тоже
посматривая в заветную, и спросил себе завтракать таких странных кушаний, что слуга даже посмеялся
на кухне.