Неточные совпадения
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной
политики толковал, да мало они
поняли".
— Да, вот ты бы не впустил! Десять лет служил да кроме милости ничего не видал, да ты бы пошел теперь да и сказал: пожалуйте, мол, вон! Ты политику-то тонко
понимаешь! Так — то! Ты бы про себя помнил, как барина обирать, да енотовые шубы таскать!
Да Барс
политики не знает:
Гражданских прав совсем не
понимает,
Какие ж царствовать уроки он подаст!
— Это ужасно! — сочувственно откликнулся парижанин. — И все потому, что не хватает денег. А мадам Муромская говорит, что либералы — против займа во Франции. Но, послушайте, разве это
политика? Люди хотят быть нищими… Во Франции революцию делали богатые буржуа, против дворян, которые уже разорились, но держали короля в своих руках, тогда как у вас, то есть у нас, очень трудно
понять — кто делает революцию?
— Да — разве я о
политике! — звонко и горестно вскрикнул Диомидов. — Это не
политика, а — ложь! То есть —
поймите! — правда это, правда!
— Я к тому, что крестьянство, от скудости своей, бунтует, за это его розгами порют, стреляют, в тюрьмы гонят. На это — смелость есть. А выселить лишок в Сибирь али в Азию — не хватает смелости! Вот это — нельзя
понять! Как так? Бить не жалко, а переселить — не решаются? Тут, на мой мужицкий разум,
политика шалит. Балует политика-то. Как скажете?
— Вы знаете, Клим Иванович, ваша речь имела большой успех. Я в
политике понимаю, наверно, не больше индюшки, о Дон-Кихоте — знаю по смешным картинкам в толстой книге, Фауст для меня — глуповатый человек из оперы, но мне тоже понравилось, как вы говорили.
— Естественно, вы
понимаете, что существование такого кружка совершенно недопустимо, это — очаг заразы. Дело не в том, что Михаила Локтева поколотили. Я пришел к вам потому, что отзывы Миши о вас как человеке культурном… Ну, и — вообще, вы ему импонируете морально, интеллектуально… Сейчас все заняты мелкой
политикой, — Дума тут, — но, впрочем, не в этом дело! — Он, крякнув, раздельно, внушительно сказал...
«Дмитрий нашел ‹смысл› в
политике, в большевизме. Это — можно
понять как последнее прибежище для людей его типа — бездарных людей. Для неудачников. Обилие неудачников — характерно для русской интеллигенции. Она всегда смотрела на себя как на средство, никто не учил ее быть самоцелью, смотреть на себя как на ценнейшее явление мира».
— Н-нет, у него к
политике какое-то свое отношение. Тут я его не
понимаю.
Все
понимают, что страна нуждается в спокойной, будничной работе в областях
политики и культуры.
Но эта
политика не обманула Привалова: он чутьем
понял, что Марья Степановна именно перед ним не хочет выказать своей слабости, потому что недовольна им и подозревает в чем-то.
Всякий чуткий человек, не доктринер,
понимает, что нынешний исторический день в России выдвигает в
политике на первый план задачи управления, организации ответственной власти, а не задачи чисто законодательного творчества и реформ.
— Она ждет не дождется, когда муж умрет, чтобы выйти замуж за Мышникова, — объяснила Харитина эту
политику. —
Понимаешь, влюблена в Мышникова, как кошка. У ней есть свои деньги, и ей наплевать на мужнины капиталы. Все равно прахом пойдут.
О
политике не стану говорить, потому что ничего в ней не
понимаю; вижу только, что все довольно мрачно и что все в чрезвычайно натянутом положении.
О
политике не говорю. Все так перепуталось, что аз, грешный, ровно ничего не
понимаю.
— Ничего я в
политике не
понимаю.
Умудренный в изворотах, мелях и подводных камнях внутренней
политики, Родион Антоныч, как никто другой,
понимал всю важность совершавшихся событий и немедленно послал эстафету Раисе Павловне с нарочным: «Вершинин угостил ухой из харюзов: Евгений Константиныч скушали две тарелки.
— Это запрещено, надо же
понять! Запрещено говорить о
политике!..
Только Берсенева выбирали, по временам, в мазурке, как бы смутно
понимая, что его путешествующий жеребец никакого отношения к внутренней
политике не имеет.
Скучаев был весьма польщен тем, что к нему пришли. Он не совсем
понимал, для чего это и в чем тут дело, но из
политики не показывал и вида, что не
понимает.
Нужно ли, чтоб он
понимал, что такое внутренняя
политика? — на этот счет мнения могут быть различны; но я, с своей стороны, говорю прямо: берегитесь, господа! потому что как только мужик
поймет, что такое внутренняя
политика — n-i-ni, c’est fini!
— Постараюсь высказаться яснее. У помпадура нет никакого специального дела («лучше сказать, никакого дела», поправился он); он ничего не производит, ничем непосредственно не управляет и ничего не решает. Но у него есть внутренняя
политика и досуг. Первая дает ему право вмешиваться в дела других; второй — позволяет разнообразить это право до бесконечности. Надеюсь, что теперь вы меня
понимаете?
Между тем никто лучше меня не
понимает, что единообразие в действиях по вопросам внутренней
политики не только полезно, но и необходимо.
Но этого мало; скажу тебе по секрету, что наш мужик даже не боится внутренней
политики, потому просто, что не
понимает ее.
— Извините, excellence, но я так мало посвящен в пружины степной
политики (la politique des steppes), что многого не могу уразуметь. Так, например, для чего вы вмешиваетесь в дела других? Ведь эти «другие» суть служители того же бюрократического принципа, которого представителем являетесь и вы? Ибо, насколько я
понимаю конституцию степей…
— Отчего это не пустят? — и Постельников захохотал. — Не оттого ли, что ты именинник-то четырнадцатого декабря… Э, брат, это уже все назади осталось; теперь на
политику иной взгляд, и нынче даже не такие вещи ничего не значат. Я, я, —
понимаешь, я тебе отвечаю, что тебя пустят. Ты в отпуск хочешь или в отставку?
В амбаре, несмотря на сложность дела и на громадный оборот, бухгалтера не было, и из книг, которые вел конторщик, ничего нельзя было
понять. Каждый день приходили в амбар комиссионеры, немцы и англичане, с которыми приказчики говорили о
политике и религии; приходил спившийся дворянин, больной жалкий человек, который переводил в конторе иностранную корреспонденцию; приказчики называли его фитюлькой и поили его чаем с солью. И в общем вся эта торговля представлялась Лаптеву каким-то большим чудачеством.
— Я не знаю, — ответила она с досадой. — Я сказала — это
политика,
понимаешь?
Нет, он не
понимал:
политику делают в Риме министры и богатые люди для того, чтобы увеличить налоги на бедных людей. А его дети — рабочие, они живут в Америке и были славными парнями — зачем им делать
политику?
Она при всяком удобном случае старалась дать
понять Орлову, что она его нисколько не стесняет и что он может располагать собою, как хочет, и эта нехитрая, шитая белыми нитками
политика никого не обманывала и только лишний раз напоминала Орлову, что он несвободен.
— Разобрать их
политику нам трудно, может, они там… действительно, что-нибудь
понимают, но для нас всё это вредные мечты — мы исполняем волю царя, помазанника божия, он за нас и отвечает перед богом, а мы должны делать, что велят.
— Не
понимаешь ты
политики, оттого и говоришь ерунду, любезная моя! Людей этих мы вовсе не желаем истребить окончательно — они для нас как бы искры и должны указывать нам, где именно начинается пожар. Это говорит Филипп Филиппович, а он сам из политических и к тому же — еврей, н-на… Это очень тонкая игра…
А это-то имение и есть"
политика", в том смысле, как мы ее
понимаем.
Круглова. Ну, уж где нам эту вашу
политику понимать!
Ничего не
понимая в
политике, я не принимал в этих спорах никакого участия.
— Тот, кто нам сообщил это, не знает точно, в чем дело, но говорит, что это что-то… противоправительственное, политическое… Впрочем, я не допускаю, чтобы это было что-нибудь серьезное, и не стану допытываться. Вероятно, какие-нибудь студенческие дела. Не правда ли?.. Скажу только, что вам, с одной стороны, еще рано заниматься
политикой… с другой — вы достаточно взрослы, чтобы
понимать, что с этим нельзя шутить… Так вот, мы вам сообщили. Я надеюсь, вы будете осторожны.
— Да что ты, думаю, дурачок, толкуешь, много ты
понимаешь меня, о чем я думаю? По-твоему это тот, а по-моему это не тот
политик, про которого я разумею.
Если у человека нет ничего своего, он не может
понимать, что такое государство, и зачем оно, и какой
политики надобно ему держаться…
Бетлинг.
Политика,
политика! Все точно грибами отравились. Что они могут
понимать в
политике, эти монстры? Я — устал!
Я не знаю,
понимает ли Прокоп, какое действие производят плечи его жены на окружающих, но думаю, что он, делая вид, что не
понимает, все-таки пользуется этим действием, как одним из средств внутренней залупской
политики.
Хвалынцева внутренно что-то передернуло: он
понял, что так или иначе, а все-таки арестован жандармским штаб-офицером и что всякое дальнейшее препирательство или сопротивление было бы вполне бесполезно. Хочешь — не хочешь, оставалось покориться прихоти или иным глубокомысленным соображениям этого
политика, и потому, слегка поклонившись, он только и мог пробормотать сквозь зубы...
— Как раз! — сказал он. — Ладно, пускай у меня остаются. А во вторник, когда получу пенсию, пришлю тебе за них. Впрочем, вру, — продолжал он, вдруг опять впадая в прежний слезливый тон. — И про тотализатор вру, и про пенсию вру. И ты меня обманываешь, Боренька… Я ведь чувствую твою великодушную
политику. Насквозь я тебя
понимаю! Штиблеты потому оказались узки, что душа у тебя широкая. Ах, Боря, Боря! Всё я
понимаю и всё чувствую!
Я не берусь объяснить этого, так как каюсь, во всей этой маньчжурской
политике ничего не
понимаю, записываю, что слышу и что вижу, записываю с осторожностью, боясь каждую минуту впасть в грубую ошибку.
—
Понимаете вы
политику партии в деревне? Кто прячет хлеб?
Княгиня Васса Семеновна после первого же раза сама осудила эту свою
политику, тем более что из разговора с дочерью
поняла, что последней не по сердцу была эта отправка ее любимой дворовой девушки, подруги ее детства, на общую работу с другими дворовыми девушками. Княгиня решила не принимать больше мер.
Керасивна, услыхав эти слова, даже побледнела; муж с нею первый раз заговорил в таком гене, и она
понимала, что это настал в ее супружеской
политике самый решительный момент, который во что бы то ни стало надо выиграть: или — все, что она вела до сих пор с такою ловкостью и настойчивостью, пропало бесследно и, пожалуй, еще обратится на ее жe голову.
Достоевский
понимал, что социализм в России есть религиозный вопрос, вопрос атеистический, что русская революционная интеллигенция совсем не
политикой занята, а спасением человечества без Бога.
Я
понял, что его религиозная мораль попала в столкновение с своего рода «
политикою». Он Тертуллиана «О зрелищах» читал и вывел, что «во славу Христову» нельзя ни в театры ходить, ни танцевать, ни в карты играть, ни многого иного творить, без чего современные нам, наружные христиане уже обходиться не умеют. Он был своего рода новатор и, видя этот обветшавший мир, стыдился его и чаял нового, полного духа и истины.
Очень возможно (да это так и есть), что более высокие умы: ученые,
политики, журналисты способны усмотреть какой-то смысл в этой безобразной драке, но моим маленьким умом я решительно не могу
понять, что тут может быть хорошего и разумного.