— Это такие, я тебе скажу, мошенники, — говорил он, ходя с азартом по комнате, в то время как Бегушев
полулежал на диване и с любопытством слушал его, — такие, что… особенно Янсутский. (На последнего граф очень злился за дочь.) Все знают, что он вместе обделывал разные штуки с Хмуриным, а выходит чист, как новорожденный младенец… Следователь, надобно отдать ему честь, умел читать душу у всех нас; но Янсутский и тому отводил глаза: на все у него нашлось или расписочка от Хмурина, или приказ Хмурина!
Марья Сергеевна, нестарая еще женщина, но полная и не по летам уже обрюзглая, с земляным цветом лица и с немного распухшим от постоянного насморка носом; когда говорит, то тянет слова. Она
полулежит на диване, кругом обложенная подушками. Как бы в противоположность ей, невдалеке от дивана, бодро и прямо сидит в кресле Вильгельмина Федоровна, в модной шляпе и дорогой шали.
Пьют чай с покупным малиновым вареньем. Адька и Эдька накрошили себе в чашки черного хлеба, сделали тюрю, измазали ею щеки, лбы и носы и делают друг другу рожи, пуская пузыри в блюдечко. Ромка, вернувшийся с синяком под глазом, торопливо, со свистом тянет чай из блюдечка. Поручик Чижевич, расстегнув жилет и выпустив наружу бумажную грудь манишки, благодушествует среди этой домашней идиллии,
полулежа на диване.
«Умная», — предостерегающе и уже не впервые напомнил себе Клим Иванович; комплимент ее не показался ему особенно лестным, но он был рад видеть Елену. Одетая, по обыкновению, пестро, во что-то шерстяное, мягкое, ловкая, точно котенок.
Полулежа на диване с папиросой в зубах, она оживленно рассказывала, прищелкивая пальцами правой руки...
Неточные совпадения
На кожаном
диване полулежала дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом, не совсем опрятном платье, с крупными браслетами
на коротеньких руках и кружевною косынкой
на голове. Она встала с
дивана и, небрежно натягивая себе
на плечи бархатную шубку
на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», — и пожала Ситникову руку.
На диване полулежала сухонькая девица в темном платье «реформ», похожем
на рясу монахини, над нею склонился Дмитрий и гудел...
В чистеньком городке,
на тихой, широкой улице с красивым бульваром посредине, против ресторана,
на веранде которого, среди цветов, играл струнный оркестр, дверь солидного, но небольшого дома, сложенного из гранита, открыла Самгину плоскогрудая, коренастая женщина в сером платье и, молча выслушав его объяснения, провела в полутемную комнату, где
на широком
диване у открытого, но заставленного окна
полулежал Иван Акимович Самгин.
Через день в кабинете Прозорова, где принимал клиентов и работал Самгин, Елена,
полулежа с папиросой в руке
на кожаном
диване, рассказывала ему...
Горячий стакан явился, я выхлебнул его с жадностью, и он оживил меня тотчас же; я опять залепетал; я
полулежал в углу
на диване и все говорил, — я захлебывался говоря, — но что именно и как я рассказывал, опять-таки совсем почти не помню; мгновениями и даже целыми промежутками совсем забыл.
Вечером этого многознаменательного дня в кабинете Василья Назарыча происходила такая сцена. Сам старик
полулежал на свеем
диване и был бледнее обыкновенного.
На низенькой деревянной скамеечке,
на которую Бахарев обыкновенно ставил свою больную ногу, теперь сидела Надежда Васильевна с разгоревшимся лицом и с блестящими глазами.
На кожаном
диване с другой стороны стола была постлана постель, и
на ней
полулежал, в халате и в бумажном колпаке, Максимов, видимо больной и ослабевший, хотя и сладко улыбавшийся.
Калиновича между тем не было еще у генеральши, но маленькое общество его слушателей собралось уже в назначенной для чтения гостиной; старуха была уложена
на одном конце
дивана, а
на другом
полулежала княгиня, чувствовавшая от дороги усталость.
Сам юноша
полулежал в углу
на диване.
Елена все это время
полулежала в гостиной
на диване: у нее страшно болела голова и
на душе было очень скверно. Несмотря
на гнев свой против князя, она начинала невыносимо желать увидеть его поскорей, но как это сделать: написать ему письмо и звать его, чтобы он пришел к ней, это прямо значило унизить свое самолюбие, и, кроме того, куда адресовать письмо? В дом к князю Елена не решалась, так как письмо ее могло попасться в руки княгини; надписать его в Роше-де-Канкаль, — но придет ли еще туда князь?
Однажды вечером она
полулежала на маленьком
диване; это была очень еще нестарая дама, искренне или притворно чувствительная и вечно страдавшая нервами, в доказательство чего, даже в настоящую минуту, она держала флакон с одеколоном в руках.
Это было вечером: Сергей Петрович Хозаров, в бархатном халате, сидел
на краю мягкого
дивана,
на котором
полулежала Марья Антоновна, склонив прекрасную головку свою
на колени супруга, и дремала.
Она быстро встала с своего
дивана,
на котором
полулежала в грациозной позе, и, сказав: «Я вам даю охотно эти деньги», вышла в другую комнату и через минуту принесла мне тысячу пятьсот рублей.
Вопрос этот относился к молодому тайному советнику, который
полулежал в это время
на диване, закрывшись листом газеты. Но тайный советник даже в вагоне строго соблюдал свое достоинство, и чтоб не вступать в разговор с неизвестною личностью, притворился спящим.
На диване, обитом малиновым бархатом,
полулежит хорошенькая дамочка.
Низкие
диваны стояли по стенам, и Петр Николаевич,
полулежа на одном из них, казалось, с наслаждением курил дорогую сигару.
Она уже с полчаса
полулежала на подушках турецкого
дивана, крытого ярким полосатым трипом, стараясь собраться с мыслями и прислушаться к болтовне подруги.
Аркадий Александрович в дорогом синем атласном халате с бархатными отворотами в тень и большими шнурами, с кистями у пояса
полулежал на одном из турецких
диванов и, видимо, с наслаждением втягивал в себя дымок только что закуренной гаванны.