Неточные совпадения
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя
горела как на огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили;
половина скотного двора
сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
И она хотела что-то сказать, но ничего не сказала, протянула ему руку, но рука, не коснувшись его руки, упала; хотела было также сказать: «прощай», но голос у ней на
половине слова сорвался и взял фальшивую ноту; лицо исказилось судорогой; она положила руку и голову ему на плечо и зарыдала. У ней как будто вырвали оружие из рук. Умница пропала — явилась просто женщина, беззащитная против
горя.
У ней был прекрасный нос и грациозный рот, с хорошеньким подбородком. Особенно профиль был правилен, линия его строга и красива. Волосы рыжеватые, немного потемнее на затылке, но чем шли выше, тем светлее, и верхняя
половина косы, лежавшая на маковке, была золотисто-красноватого цвета: от этого у ней на голове, на лбу, отчасти и на бровях, тоже немного рыжеватых, как будто постоянно
горел луч солнца.
Она стала закрывать окно, и только затворила одну
половину, как среди тишины грянул под
горой выстрел.
И только верующая душа несет
горе так, как несла его эта женщина — и одни женщины так выносят его!» «В женской
половине человеческого рода, — думалось ему, — заключены великие силы, ворочающие миром.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов
горы, на
половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Мы шли улицей, идущей скатом, и беспрестанно оглядывались: скатерть продолжала спускаться с неимоверной быстротой, так что мы не успели достигнуть середины города, как
гора была закрыта уже до
половины.
Ибо если бы даже кожу мою уже до
половины содрали со спины, то и тогда по слову моему или крику не двинулась бы сия
гора.
Река Нахтоху (по-удэгейски Накту или Нактана), названная топографами рекой Лебедева, такой же величины, как и река Холонку, и также имеет истоки в
горах Сихотэ-Алиня, который называется здесь Кунка-Киамани. В верхней
половине своего течения она состоит из двух рек: Нунгини и Дагды. Обе они сливаются на
половине пути между морем и Сихотэ-Алинем. С правой стороны в Нахтоху впадают две реки: Амукты и Хагдыги.
Но, на его
горе, всегда в таких случаях словно из-под земли вырастала Марья Маревна и в один миг водворяла его на чистую
половину.
Любо глянуть с середины Днепра на высокие
горы, на широкие луга, на зеленые леса!
Горы те — не
горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней
половине и в нижней
половине прогуливается месяц.
Я помню одно необычайно сухое лето в
половине восьмидесятых годов, когда в один день было четырнадцать пожаров, из которых два — сбор всех частей.
Горели Зарядье и Рогожская почти в одно и то же время… А кругом мелкие пожары…
Такова была Садовая в первой
половине прошлого века. Я помню ее в восьмидесятых годах, когда на ней поползла конка после трясучих линеек с крышей от дождя, запряженных парой «одров». В линейке сидело десятка полтора пассажиров, спиной друг к другу. При подъеме на
гору кучер останавливал лошадей и кричал...
Старик обошел меховой корпус и повернул к пудлинговому, самому большому из всех; в ближайшей
половине, выступавшей внутрь двора глаголем, ослепительным жаром
горели пудлинговые печи, середину корпуса занимал обжимочный молот, а в глубине с лязгом и змеиным шипеньем работала катальная машина.
Солнце стояло еще очень высоко, «дерева в два», как говорил Евсеич, когда мы с крутой
горы увидели Багрово, лежащее в долине между двух больших прудов, до
половины заросших камышами, и с одной стороны окруженное высокими березовыми рощами.
В
половине обедни в церковь вошел Кергель. Он не был на этот раз такой растерянный; напротив, взор у него
горел радостью, хотя, сообразно печальной церемонии, он и старался иметь печальный вид. Он сначала очень усердно помолился перед гробом и потом, заметив Вихрова, видимо, не удержался и подошел к нему.
— Прошлого года в Покров
сгорели: престольный праздник у них тут; а три года назад другой порядок
горел! А сибирская язва и не переводится у нас. В иной деревне что ни год, то
половину стада выхватит!
Такого-то рода письмецо Егор Егорыч нес в настоящую минуту к отцу Василию, которого, к великому
горю своему и досаде, застал заметно выпившим; кроме того, он увидел на столе графин с водкой, какие-то зеленоватые груздя и безобразнейший, до
половины уже съеденный пирог, на каковые предметы отец Василий, испуганный появлением Егора Егорыча, указывал жене глазами; но та, не находя, по-видимому, в сих предметах ничего предосудительного, сначала не понимала его.
Оленин с жадностью стал вглядываться, но было пасмурно и облака до
половины застилали
горы.
Верст не полагалось, и версты отсчитывались по разным приметам: от Белоглинского до Пугиной
горы — восемь верст, две версты подался — ключик из косогора бежит, значит —
половина дороги, а там через пять верст гарь на левой руке.
Приложив руки к груди, едва переводя дух и вздрагивая всем телом, Дуня направилась к огороду, чтобы там на свободе выплакать свое
горе; но совладать с
горем без привычки — дело мудреное! Слезы и рыдания захватили ее еще на
половине дороги.
Одна
половина комнатки была занята большою постелью, покрытой сальным стеганым одеялом, а другая комодом и
горами всевозможного тряпья, начиная с жестко накрахмаленных юбок и кончая детскими штанишками и помочами.
Здание гимназии (теперешний университет) стояло на
горе; вид был великолепный: вся нижняя
половина города с его Суконными и Татарскими слободами, Булак, огромное озеро Кабан, которого воды сливались весною с разливом Волги, — вся эта живописная панорама расстилалась перед глазами.
Видно, Лизавете Васильевне было очень жаль этих денег: она не в состоянии была выдержать себя и заплакала; она не скрыла и от брата своего
горя — рассказала, что имение их в Саратовской губернии продано и что от него осталось только пять тысяч рублей, из которых прекрасный муженек ее успел уже проиграть больше
половины; теперь у них осталось только ее состояние, то есть тридцать душ.
Проколесивши большую
половину ночи, беспрестанно сбиваясь с дороги, выученной наизусть, они наконец спустились с крутой
горы в долину, и философ заметил по сторонам тянувшийся частокол, или плетень, с низенькими деревьями и выказывавшимися из-за них крышами.
У Петра Михайлыча забилось сердце. Он встал и пошел за Власичем в переднюю, а оттуда в залу. В этой громадной, угрюмой комнате был только фортепьян да длинный ряд старинных стульев с бронзой, на которые никто никогда не садился. На фортепьяне
горела одна свеча. Из залы молча прошли в столовую. Тут тоже просторно и неуютно; посреди комнаты круглый стол из двух половинок на шести толстых ногах и только одна свеча. Часы в большом красном футляре, похожем на киот, показывали
половину третьего.
— Не успели, — молвила Манефа. — В чем спали, в том и выскочили. С той поры и началось Рассохиным житье горе-горькое. Больше
половины обители врозь разбрелось. Остались одни старые старухи и до того дошли, сердечные, что лампадки на большой праздник нечем затеплить, масла нет. Намедни, в рождественский сочельник, Спасову звезду без сочива встречали. Вот до чего дошли!
— В два часа за полночь велела я в било ударить, — отвечала мать Аркадия. — Когда собрались, когда что — в
половине третьего пение зачали. А пели, матушка, утреню по минеи. У местных образов новы налепы
горели, что к Рождеству были ставлены, паникадила через свечу зажигали.
Повыше Балахны, на высоких глинистых
горах Кирилловых да на
горе Оползне, вытянувшись вдоль левого берега Волги, стоит село Городец. Кругом его много слобод и деревушек. Они с Городцом воедино слились. Исстари там ребятишек много подкидывают. Из подкидышей целой губернии
половина на долю Городца приходится. Хоть поется в бурлацкой песне...
На хозяйской
половине также
горел огонь, так как от узенькой щели в перегородке на пол ложилась светлая полоса, опоясывая кончик стоптанной туфли.
Еще не все части пожарных команд успели возвратиться в казармы, как вдруг, около трех с
половиной часов пополудни, загорелось в Гороховой улице, между Семеновским мостом и Садовою, в доме Яковлева, где
сгорел каменный двухэтажный флигель и каменные службы с сеновалом, в которых хранился разный столярный материал.
И в это же время приходили официальные вести о больших пожарах из провинции: 27-го мая
сгорели присутственные места и
половина города Боровичей; 27-го же мая, во время обеден,
горел Могилев, при сильном ветре, причем уничтожено 24 здания.
На
половине дороги к монастырю — цель экскурсии, — построенному на верхушке одной из
гор, проводники просили, во-первых, остановиться и, во-вторых, дать им на водку.
Лет десять тому недород был у нас, а на другой год хлеб-от градом выбило, а потом еще через год село выгорело, так он кажинный год
половину оброка прощал, а пожар у кого случится, овин либо баня
сгорит, завсегда велит леску на выстройку дать.
— Уж как мне противен был этот тюлень, — продолжал свое Смолокуров. — Говорить даже про него не люблю, а вот поди ж ты тут — пустился на него… Орошин, дуй его
горой, соблазнил… Смутил, пес… И вот теперь по его милости совсем я завязался. Не поверишь, Зиновий Алексеич, как не рад я тюленьему промыслу, пропадай он совсем!.. Убытки одни… Рыба — дело иное: к Успеньеву дню расторгуемся, надо думать, а с тюленем до самой последней поры придется руки сложивши сидеть. И то
половины с рук не сойдет.
Еще
половины песни не пропели, как началось «раденье». Стали ходить в кругах друг зá другом мужчины по солнцу, женщины против. Ходили, прискакивая на каждом шагу, сильно топая ногами, размахивая пальмами и платками. С каждой минутой скаканье и беганье становилось быстрей, а пение громче и громче. Струится пот по распаленным лицам,
горят и блуждают глаза, груди у всех тяжело подымаются, все задыхаются. А песня все громче да громче, бег все быстрей и быстрей. Переходит напев в самый скорый. Поют люди Божьи...
От устья реки Мафаца берег делает поворот к юго-востоку и тянется в этом направлении до мыса Песчаного. На этом протяжении массивно-кристаллические породы уступают туфам. Слои их большей частью лежат горизонтально и только местами делают небольшие уклоны в ту и другую сторону. Они резко окрашены и хорошо видны, в особенности если немного отойти от берега. На
половине пути между Императорской гаванью и озером Гыджу выделяется
гора Охровая, также состоящая из гранита.
Бедный Висленев не предвидел еще одного
горя: он ужасался только того, что на нем растут записи и что таким образом на нем лет через пятьдесят причтется триста тысяч, без процентов и рекамбий; но другими дело было ведено совсем на иных расчетах, и Иосафу Платоновичу в
половине четвертого полугодия все его три счета были предъявлены к уплате, сначала домашним, келейным образом, а потом и чрез посредство подлежащей власти.
Они пошли по коридору. Варвара Васильевна тихо открыла дверь в арестантскую. В задней ее
половине, за решеткою, сидел на полу больной. По эту сторону стоял больничный служитель Иван — бледный, с широко открытыми глазами. Маленькая лампочка
горела на стене. Варвара Васильевна шепотом спросила служителя...
Третий звонок. Сопротивляясь и цепляясь за непослушную проволоку, стал раздвигаться занавес. И застрял на
половине. В зале засмеялись. Выскочил Капралов и отдернул до конца. Внизу, скрытая суфлерскою будкою,
горела яркая лампа-молния. На эстраду вышел давешний оратор.
Бек Израил первый встал и ушел с пира; через пять минут мы услышали ржание коней и он с десятком молодых джигитов умчался из аула в свое поместье, лежавшее недалеко в
горах. Дед Магомет, взволнованный, но старавшийся не показывать своего волнения перед гостями, пошел на
половину Бэллы. Я, Юлико и девушки — подруг невесты последовали за ним.
Базарная улица вся полна деревянных амбаров и лавок, с навесами и галерейками. Тесно построены они, — так тесно, что, случись пожар, все бы «выдрало» в каких-нибудь два-три часа. Кладенец и
горел не один раз. И ряды эти самые стоят не больше тридцати лет после пожара, который «отмахал»
половину села. Тогда-то и пошла еще горшая свара из-за торговых мест, где и покойный Иван Прокофьич Теркин всего горячее ратовал за общественное дело и нажил себе лютых врагов, сославших его на поселение.
Облака на западе сияли ослепительным золотым светом, весь запад
горел золотом. Казалось, будто там раскинулись какие-то широкие, необъятные равнины; длинные золотые лучи пронизали их, расходясь до
половины неба, на севере кучились и громоздились тяжелые облака с бронзовым оттенком. Зелень орешников и кленов стала странно яркого цвета, золотой отблеск лег на далекие нивы и деревни.
Окошки крайних изб, скворечня на кабаке, верхушки тополей и церковный крест
горят ярким золотым пламенем. Видна уже только
половина солнца, которое, уходя на ночлег, мигает, переливает багрянцем и, кажется, радостно смеется. Слюнке и Рябову видно, как направо от солнца, в двух верстах от села темнеет лес, как по ясному небу бегут куда-то мелкие облачки, и они чувствуют, что вечер будет ясным, тихим.
Пекторалис имел достаточно воли, чтобы снесть неудовольствие, которое причинило ему открытие недостатка большой воли в его супружеской
половине. Конечно, ему это было нелегко уже по тому одному, что его теперь должна была оставить самая, может быть, отрадная мечта — видеть плод союза двух человек, имеющих железную волю; но, как человек самообладающий, он подавил свое
горе и с усиленною ревностью принялся за свое хозяйство.
В одном из них на одной
половине стоял уборный стол, на котором находилось зеркало, несколько шандалов со свечами, которые по ночам, будучи нефтью намазаны,
горели, карманные часы и всякая посуда, а на стене висело зеркало.
На другой
половине видны были преизрядная кровать с завесом, постелью, подушками и одеялом, двое туфли, два колпака, табурет и резной работы комель, в котором лежащие ледяные дрова, нефтью намазанные, многократно
горели.
Вот он тебе тычет орстелем в снег да помахивает, рожь обмылком — ничего не выражает; в гляделках, которое стыд глазами звать, — ни в одном ни искры душевного света; самые звуки слов, выходящих из его гортани, какие то мертвые: в
горе ли, в радости ли — все одно произношение, вялое и бесстрастное, —
половину слова где-то в глотке выговорит,
половину в зубах сожмет.
Одну
половину времени князь Андрей проводил в Лысых
Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую
половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню.
Деревня эта
сгорела на
половину прошлого года и не отстроилась. Те первые дворы с женщиной, молотившей овес, и другие 8 дворов сряду выселены на новое место на край для исполнения правила страхования. Большинство так бедны, что до сих пор живут на квартирах. Так же слабы и остальные и непогоревшие, хотя погоревшие в общем несколько хуже. Положение деревни таково, что из 30-ти дворов 12 безлошадных.