Неточные совпадения
Чичиков
кинул вскользь два взгляда:
комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате… невмочь было ничего более заметить.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоял против нее на другом конце
комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не
покидала его.
На жалобу ее Самгину нечем было ответить; он думал, что доигрался с Варварой до необходимости изменить или прекратить игру. И, когда Варвара, разрумяненная морозом, не раздеваясь, оживленно влетела в
комнату, — он поднялся встречу ей с ласковой улыбкой, но,
кинув ему на бегу «здравствуйте!» — она обняла Сомову, закричала...
— Да, сказала бы, бабушке на ушко, и потом спрятала бы голову под подушку на целый день. А здесь… одни — Боже мой! — досказала она,
кидая взгляд ужаса на небо. — Я боюсь теперь показаться в
комнату; какое у меня лицо — бабушка сейчас заметит.
Но ему некогда глядеть, смотрит ли кто в окошко или нет. Он пришел пасмурен, не в духе, сдернул со стола скатерть — и вдруг по всей
комнате тихо разлился прозрачно-голубой свет. Только не смешавшиеся волны прежнего бледно-золотого переливались, ныряли, словно в голубом море, и тянулись слоями, будто на мраморе. Тут поставил он на стол горшок и начал
кидать в него какие-то травы.
Войдя в классную
комнату, он
кинул на ближайшую кровать сивую смушковую шапку.
— Барышни, обедать! Обедать, барышни! — кричит, пробегая вдоль коридора, экономка Зося. На бегу она открывает дверь в Манину
комнату и
кидает торопливо...
Вообще детские игры он совершенно
покинул и повел, как бы в подражание Есперу Иванычу, скорее эстетический образ жизни. Он очень много читал (дядя обыкновенно присылал ему из Новоселок, как только случалась оказия, и романы, и журналы, и путешествия); часто ходил в театр, наконец задумал учиться музыке. Желанию этому немало способствовало то, что на том же верху Александры Григорьевны оказались фортепьяны. Павел стал упрашивать Симонова позволить ему снести их к нему в
комнату.
Тот вдруг бросился к нему на шею, зарыдал на всю
комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не
покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не
покину, не
покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий сына, сел в экипаж: у него голова даже не держалась хорошенько на плечах, а как-то болталась.
Мне было хорошо, как рыбе в воде, и я бы век не ушел из этой
комнаты, не
покинул бы этого места.
Старик отец почти не
покидал кресла и угрюмо молчал; в
комнатах было пусто и безмолвно.
Не одна она оплакивала разлуку: сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург,
покидал самый теплый угол в дому, за лежанкой, в
комнате Аграфены, первого министра в хозяйстве Анны Павловны и — что всего важнее для Евсея — первой ее ключницы.
Санин никогда еще не бывал в
комнате Джеммы. Все обаяние любви, весь ее огонь, и восторг, и сладкий ужас — так и вспыхнули в нем, так и ворвались в его душу, как только он переступил заветный порог… Он
кинул вокруг умиленный взор, пал к ногам милой девушки и прижал лицо свое к ее стану…
— Стой! Садись, — остановил его Никон и, встряхивая кудрями, прошёлся по
комнате, искоса оглядывая в зеркало сам себя и поправляя одежду. — Маша,
кинь мне пояс и сапоги! Нет, не надо!
Пред ним, по мягким коврам, бесшумно мелькала она,
кидая ему ласковые взгляды и улыбки, за ней увивались ее поклонники, и все они так ловко, точно змеи, обходили разнообразные столики, стулья, экраны — целый магазин красивых и хрупких вещей, разбросанных по
комнате с небрежностью, одинаково опасной и для них и для Фомы.
На пороге
комнаты она обернула к нему гневное лицо и вполголоса
кинула...
Они не пошли в
комнату, где собирались товарищи, а сели в общей зале в углу. Было много публики, но пьяных не замечалось, хотя речи звучали громко и ясно, слышалось необычное возбуждение. Климков по привычке начал вслушиваться в разговоры, а мысль о Саше, не
покидая его, тихо развивалась в голове, ошеломлённой впечатлениями дня, но освежаемой приливами едкой ненависти к шпиону и страха перед ним.
— От господина Дольчини! — повторила радостным голосом старуха, вскочив со стула. — Итак, господь бог несовсем еще нас
покинул!.. Сударыня, сударыня!.. — продолжала она, оборотясь к перегородке, которая отделяла другую
комнату от кухни. — Слава богу! Господин Дольчини прислал к вам своего приятеля. Войдите, сударь, к ней. Она очень слаба; но ваше посещение, верно, ее обрадует.
Тетя Соня долго не могла оторваться от своего места. Склонив голову на ладонь, она молча, не делая уже никаких замечаний, смотрела на детей, и кроткая, хотя задумчивая улыбка не
покидала ее доброго лица. Давно уже оставила она мечты о себе самой: давно примирилась с неудачами жизни. И прежние мечты свои, и ум, и сердце — все это отдала она детям, так весело играющим в этой
комнате, и счастлива она была их безмятежным счастьем…
В десять часов утра следующего дня Коротков наскоро вскипятил чай, отпил без аппетита четверть стакана и, чувствуя, что предстоит трудный, хлопотливый день,
покинул свою
комнату и перебежал в тумане через мокрый асфальтовый двор. На двери флигеля было написано: «Домовой». Рука Короткова уже протянулась к кнопке, как глаза его прочитали: «По случаю смерти свидетельства не выдаются».
На конце отъезда, когда домине Галушкинский, по обычаю, управлялся с другою тарелкою борщу, вдруг… как обваренный,
кидает ложку, схватывается за живот, вскакивает со стула и бежит… формально бежит из
комнаты…
В соседней
комнате г-н Кругликов не торопясь зажигал свечи; серная спичка сначала
кинула синеватый, мертвенный свет, потом вдруг загорелась и осветила
комнату.
Бася
кинула быстрый взгляд по направлению соседней
комнаты сестры, дверь которой была не вполне притворена, и спросила с любопытством: — А кто ее учит? У нее несколько учителей?.. Так. Хочет сдавать экзамен? Хорошее дело… Только зачем барышне держать экзамен? Барышне надо жениха. А теперь вот?.. Сейчас… кто ее учит?.. Господин Дробыш?.. Ну, я видела, что к вам шел господин Дробыш. И подумала себе: зачем господин Дробыш идет так рано? Ну, он оч-чень умный, этот Дробыш. Вай! Вай! Правда?
И вслед за ним, как лань кавказских гор,
Из
комнаты пустилася бедняжка,
Не распростясь, но
кинув нежный взор,
Закрыв лицо руками… Долго Сашка
Не мог унять волненье сердца. «Вздор, —
Шептал он, — вздор: любовь не жизнь!» Но утро
Подернув тучки блеском перламутра,
Уж начало заглядывать в окно,
Как милый гость, ожиданный давно,
А на дворе, унылый и докучный,
Раздался колокольчик однозвучный.
Два дня после этого прошли благополучно. Полояров не показывался, однако ж Нюта не отпускала ребенка из своей
комнаты. Под вечер третьего благополучного дня она заснула, но вскоре ее разбудил легкий скрип двери. Все время настроенная воображением на ожидание недоброго, она чутко раскрыла глаза и первый взгляд тревожно
кинула на постель ребенка. Постель была пуста.
По уходе Ардальона, она настояла, чтобы ребенок был немедленно перенесен в ее
комнату и положен рядом с ее постелью. Ему кое-как приладили ложе из двух составленных кресел. Нюта несколько успокоилась, но все-таки не
покидала в душе своих опасений.
Катеньку поместили в
комнате возле Вареньки и Дуни. Все вечера девушки втроем проводили в беседах, иной раз зайдет, бывало, к ним и Марья Ивановна либо Варвара Петровна. А день весь почти девушки гуляли по́ саду либо просиживали в теплице; тогда из богадельни приходили к ним Василиса с Лукерьюшкой. Эти беседы совсем почти утвердили колебавшуюся Дуню в вере людей Божиих, и снова стала она с нетерпеньем ждать той ночи, когда примут ее во «святый блаженный круг верных праведных». Тоска, однако, ее не
покидала.
С этим он дернул девушку за руку так, что дверь, замка которой та не
покидала, полуотворилась и на пороге показалась Глафира. Она быстро, но тихо захлопнула за собою дверь и перебежала в
комнату своей горничной.
И с этим лакей, позвав с собою двух других своих сотоварищей, бросились отпирать двери, не
покидая своих орудий, на случай, если бы звонок возвещал новое вторжение. У двери ванной
комнаты остался один действовавший вешалкой, который при новой суматохе остановился и, будучи отстранен Глафирой от двери, обтирал пот, выступавший крупными каплями на его лице.
— Покойной ночи, —
кинул он еще небрежнее, проходя в свою
комнату. Немало удивился Лука Иванович, когда услыхал за собою шаги Анны Каранатовны: она шла за ним же.
Вследствие этого он не
покидал Зимнего дворца, куда перенес свою резиденцию с 27 ноября, заперся там в своих
комнатах, и лишь немногие лица имели к нему доступ.
Маша, еле проглотив свой сбитень, ушла в свою
комнату и тут сдержанность
покинула ее. Она, не раздеваясь, бросилась на постель, упала головой в подушку и тихо заплакала.
Он лишь изредка
покидал свою
комнату. Видимо было, что какое-то несчастье, несмотря на его богатство, тяготело над ним. Его лицо, состарившееся скорее от внутренних душевных страданий, нежели от преклонности лет, красноречиво подтверждало это.
Гости разъехались. Уже было поздно. Она прошла в свою
комнату, разделась, легла в постель, но заснуть не могла. Неотвязная мысль не
покидала ее головки…
Та, за честь которой он отдал бы свою жизнь, переступила порог мужской
комнаты; этот поступок
кинул пятно на девственное покрывало ее.
При наступающем обновлении меблированных
комнат разве не
покидает свою каморку какой-нибудь бедняк студент, которому не выпал счастливый жребий ехать на вакационное время к помещику — обучать всякой премудрости его детище, и осталось переноситься одними грустными думами в отдаленные родные края...
— Позвать ко мне Александру в угловую! —
кинула она приказ третьему лакею, встретившемуся с ней и вытянувшемуся в струнку в коридоре, ведшем, минуя парадные
комнаты, в угловую гостиную, смежную с кабинетом старой княгини.
Княжна Марья возвратилась в свою
комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко
покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым и села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами.
По-видимому, слово «писатель» было для нее бранным, и вкладывала она в него свой особенный, определенный смысл. И уже с совершенным, с полным презрением, не считаясь с ним, как с вещью, как с безнадежным идиотом или пьяным, свободно прошлась по
комнате и
кинула вскользь...
Терраса покрылась людьми, пресвитеры были смяты, а епископ,
покинув свое кресло с высокой спинкой, поспешно скрылся в двери внутренних
комнат. Нефора же мгновенно встала на его опустевшее кресло и, взявшись одною рукой за верхнее украшение его спинки, подняла другую свою руку кверху и громко сказала...
Директриса ласково кивнула девочкам и
покинула класс. Таисия Павловна вышла проводить ее в коридор. Новенькая стояла одна посреди
комнаты, большая, мешковатая, с огромными красными руками, некрасиво повисшими вдоль тела, в своем коротком, куцем платье, и прежними спокойными, нимало не оробевшими глазами, оглядывала своих будущих однокашниц.