Неточные совпадения
Райский задул синий огонь и обнял бабушку. Она перекрестила его и, покосясь еще на
Марка, на цыпочках
пошла к себе.
Вера, узнав, что Райский не выходил со двора,
пошла к нему в старый дом, куда он перешел с тех пор, как Козлов поселился у них, с тем чтобы сказать ему о новых письмах, узнать, как он примет это, и, смотря по этому, дать ему понять, какова должна быть его роль, если бабушка возложит на него видеться с
Марком.
Передо мной счет трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной
маркой и распиской в получении денег и подписями: «В. Долматов и О. Григорович». Число — 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ по сцене В. П. Долматов и его друг О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы
пошли к Тестову пообедать по-московски. В левой зале нас встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович.
Приложив
к прошению законное количество гербовых
марок, я
послал его в главное управление по делам печати, ходатайствуя о разрешении журнала. «Скоро сказка говорится, дело мешкотно творится» — есть поговорка. Через долгое время я получил ответ из главного управления о представлении документов о моем образовательном цензе.
— Не
пойти ль и нам
к бережку? — молвила Аркадия, обращаясь
к Марку Данилычу. — Китежских церквей не приведет ли Господь увидать, звону колокольного не услышим ли?..
Мать Таисея, обойдя приглашавших ее накануне купцов, у последнего была у Столетова. Выходя от него, повстречалась с Таифой — казначеей Манефиной обители. Обрадовались друг дружке, стали в сторонке от шумной езды и зачали одна другую расспрашивать, как
идут дела. Таисея спросила Таифу, куда она пробирается. Та отвечала, что
идет на Гребновскую пристань
к Марку Данилычу Смолокурову.
Выдал Марко Данилыч деньги, а вишневку обещал принести на другой день. Субханкулов дал расписку. Было в ней писано, что ежели Субханкулову не удастся Мокея Данилова выкупить, то повинен он на будущей ярманке деньги
Марку Данилычу отдать обратно.
К маклеру
пошли для перевода расписки на русский язык и для записки в книгу.
Поликарп Андреич вдвоем остался с отцом Прохором. Долго рассуждали они, как быть с Дуней. Наконец решили так: только что исправит она свои покупки, отправить ее
к отцу с Акулиной Егоровной, а меж тем
послать письмо
к Марку Данилычу и отписать, где теперь она находится и в какой день намерена в дорогу выехать.
На другой же день Чапурин
послал к Субханкулову эстафету, уведомляя о кончине
Марка Данилыча и о том, что, будучи теперь душеприказчиком при единственной его дочери, просит Махмета Бактемирыча постараться как можно скорее высвободить Мокея Данилыча из плена, и ежель он это сделает, то получит и другую тысячу. На этом настояла Дуня; очень хотелось ей поскорей увидеться с дядей, еще никогда ею не виданным, хотелось и Дарью Сергевну порадовать.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные деньги попадут
к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «
слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай…
Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
Уж после отправки
к Дуне письма вспомнила Дарья Сергевна про Аграфену Петровну. Хоть в последнее время Дуня и переменилась
к своему «другу любезному», стала
к ней холодна и почти совсем избегала разговоров с ней, однако, зная доброе сердце Аграфены Петровны, Дарья Сергевна
послала к ней нарочного. Слезно просила ее приехать
к больному вместе с Иваном Григорьичем и со всеми детками, самой съездить за Дуней, а Ивана Григорьича оставить для распорядков по делам
Марка Данилыча…
Но на этот раз не больно угрозили работники
Марку Данилычу — на прядильнях снасти почти допрядены, на пристани тоже дело
к концу
идет.
Пошел лекарь
к Марку Данилычу, а Дуня в бессилии опустилась в кресло и не внимала словам Патапа Максимыча, Дарьи Сергевны и Аграфены Петровны.
Вексель в три тысячи рублей, выданный
Марку Данилычу Сивковым, Дуня
послала по почте. В письме
к Поликарпу Андреичу, извещая о кончине отца, просила она, чтобы он, взяв половину денег в благодарность за данный ей приют, другую половину вручил бы отцу Прохору.
— Этот Корней с письмом ко мне от Смолокурова приехал, — шепотом продолжал Володеров. — Вот оно, прочитайте, ежели угодно, — прибавил он, кладя письмо на стол. — У
Марка Данилыча где-то там на Низу баржа с тюленем осталась и должна
идти к Макарью. А как у Макарья цены стали самые низкие, как есть в убыток, по рублю да по рублю с гривной, так он и просит меня остановить его баржу, ежели
пойдет мимо Царицына, а Корнею велел плыть ниже, до самой Бирючьей Косы, остановил бы ту баржу, где встретится.
Отправив
к императрице донесение, Орлов
послал находившегося в русской службе серба, подполковника графа
Марка Ивановича Войновича [Впоследствии он был контр-адмиралом русского флота.], на особом фрегате в Парос, поручив ему войти в личные переговоры с таинственною женщиной.
Зотов поставил на место метлу и
пошел со двора
к своему куму и соседу
Марку Иванычу, торговавшему в бакалейной лавочке.
Нинка постояла, глядя на ширь пустынной площади, на статую Тимирязева, на густые деревья за нею. Постояла и
пошла туда, в темноту аллей. Теплынь, смутные весенние запахи. Долго бродила, ничего перед собою не видя. В голове был жаркий туман, тело дрожало необычною, глубокою, снаружи незаметною дрожью. Медленно повернула — и
пошла к квартире
Марка.