Неточные совпадения
Были в то время толки (и до сих пор они не прекратились), будто граф Алексей Орлов, оскорбленный падением кредита, сам вошел в сношения с самозванкой, принял искреннее участие в ее предприятии, хотел возвести ее на престол, чтобы, сделавшись супругом
императрицы Елизаветы II, достичь того положения,
к которому тщетно стремился брат его вскоре по воцарении Екатерины [М. Н. Лонгинов в статье своей «Княжна Тараканова», напечатанной в «Русском вестнике», 1859 г., № 24, говорит, будто Алексей Орлов еще в январе 1774 года, то есть за десять месяцев до получения повеления Екатерины захватить самозванку (12 ноября 1774 г.),
посылал к ней в Рим офицера Христенека с приглашением приехать
к нему и что таким образом он в 1774 году играл в двойную игру.
В другом письме (от 26 июля) генерал-прокурор сообщил князю Голицыну, что английский посланник уверял
императрицу, что «всклепавшая на себя имя» есть дочь пражского трактирщика, и потому советовал
послать к ней протестантского пастора, которому, может быть, удастся выведать истину.
Если кто сделает какое-либо открытие, клонящееся
к общенародной пользе или
к славе императрицы, тот о своем открытии секретно представляет министрам и шесть недель спустя в канцелярию департамента, заведывающего тою частию; через три месяца после того дело поступает на решение
императрицы в публичной аудиенции, а потом в продолжение девяти дней объявляется всенародно с барабанным боем.
Не ограничиваясь посылкой Войновича на остров Парос, граф Орлов вскоре по отправлении донесения
к императрице, то есть в начале октября 1774 года,
послал разведывать о самозванке другого надежного человека.
Мая 31-го фельдмаршал князь Голицын
послал показание пленницы
к императрице и в донесении своем упомянул, что она стоит на одном: «сама себя великою княжной не называла; это выдумки других», и сказала это очень смело, даже и в то время, когда ей указано на противоречащее тому показание Доманского.
Это повеление препровождено было фельдмаршалу генерал-прокурором князем Александром Алексеевичем Вяземским.
Императрица писала: «Удостоверьтесь в том, действительно ли арестантка опасно больна. В случае видимой опасности, узнайте,
к какому исповеданию она принадлежит, и убедите ее в необходимости причаститься перед смертию. Если она потребует священника,
пошлите к ней духовника, которому дать наказ, чтоб он довел ее увещаниями до раскрытия истины; о последующем же немедленно донести с курьером».
Христенек сутки просидел под арестом. Затем граф Орлов отправил его в Петербург накануне отплытия кораблей из Ливорно. Он
послал с ним
к императрице донесение, черновое. Орлов опасался, чтобы Христенека не захватили где-нибудь с бумагами. Подробности захвата приказано было ему передать государыне на словах. Сообщаем здесь вполне донесение графа Орлова, из которого выше приведены некоторые отрывки...
«Я сначала хотела все эти бумаги
послать к графу Орлову, — писала она, — я не знала иного пути для доставления их
императрице, но я побоялась отослать их все вдруг, думая, что на почте обратят внимание на необыкновенно большой пакет и, пожалуй, вскроют его.
Отправив
к императрице донесение, Орлов
послал находившегося в русской службе серба, подполковника графа Марка Ивановича Войновича [Впоследствии он был контр-адмиралом русского флота.], на особом фрегате в Парос, поручив ему войти в личные переговоры с таинственною женщиной.
Предлагая союз Порте, принцесса уверяла султана, что имеет в России много приверженцев, которые уже одержали значительные победы над войсками Екатерины, и что русский флот, находящийся в Средиземном море, в самом непродолжительном времени признает ее
императрицей, что она уже
послала в Ливорно воззвание
к морякам.
Из большой аллеи вышла
императрица Елизавета Петровна. Сделав несколько шагов, она подошла
к морскому берегу. Александр Васильевич сделал ей установленную честь. Полюбовавшись на открывающийся морской вид,
императрица медленно
пошла обратно. Суворов вторично отдал ей честь. Молодцеватый вид и отличная военная выправка тщедушного солдатика обратили внимание государыни.
Он
послал молитву
к Веревкину. За обедом еще принесен перевод. Он так понравился
императрице, что она наградила переводчика 20000 рублей. Веревкин был другом Сумарокова и Державина, он известен как переводчик «Корана» и автор комедий «Так и должно» и «Точь-в-точь» и многих других сочинений за подписью «Михалево» (название его деревни).
—
Иди, Катя, наверх
к императрице и поблагодари ее! — крикнул совершенно неожиданно для Екатерины Васильевны лежавший на диване и хандривший Потемкин.
Императрица удалилась
к себе. Караул
пошел на свои места, а герцог Бирон, задумчивый и встревоженный, отправился в свои апартаменты, находившиеся в том же Летнем дворце.
При всех треволнениях, испытанных ею в этот достопамятный день, Елизавета Петровна не забыла о маркизе де ла Шетарди. Она ежечасно извещала его о ходе событий и, когда уже была провозглашена
императрицей,
послала спросить его мнения, что ей следует делать с младенцем-императором, свергнутым с престола. С этим вопросом явился
к маркизу Герман Лесток.
— Ты сам сообрази… Меня все признали, родной дядя, даже
императрице самой представили, я ей понравилась и своим у нее человеком стала… Вдруг хватают разыскиваемого убийцу моей матери, а он околесицу городит, что я не я, а его дочь Татьяна Берестова… Язык-то тебе как раз за такие речи пообрежут. Тебе беда, а не мне… Я отверчусь… Коль уж очень туго придется, сама
пойду к государыне, сама ей во всем как на духу признаюсь и попрошу меня в монастырь отпустить…