Неточные совпадения
Клим устал от доктора и от любопытства, которое мучило его весь день. Хотелось знать: как встретились Лидия и Макаров, что они делают, о чем говорят? Он тотчас же решил
идти туда,
к Лидии, но, проходя мимо своей
дачи, услышал голос Лютова...
Он снова захохотал. Макаров и Алина
пошли быстрее. Клим отстал, посмотрел на Туробоева и Варавку, медленно шагавших
к даче, и, присев на скамью у мостков купальни, сердито задумался.
Через трое суток он был дома, кончив деловой день, лежал на диване в кабинете, дожидаясь, когда стемнеет и он
пойдет к Никоновой. Варвара уехала на
дачу,
к знакомым. Пришла горничная и сказала, что его спрашивает Гогин.
Работы у него не было, на
дачу он не собирался, но ему не хотелось
идти к Томилину, и его все более смущал фамильярный тон Дронова. Клим чувствовал себя независимее, когда Дронов сердито упрекал его, а теперь многоречивость Дронова внушала опасение, что он будет искать частых встреч и вообще мешать жить.
Затем лег животом на мостки поперек их, вымыл голову, лицо и медленно
пошел обратно
к даче, вытирая на ходу волосы, казалось, что он, обматывая полотенцем голову, хочет оторвать ее.
Дела
шли своим чередом, как вдруг однажды перед началом нашей вечерней партии, когда Надежда Васильевна и Анна Васильевна наряжались
к выходу, а Софья Николаевна поехала гулять, взявши с собой Николая Васильевича, чтоб завезти его там где-то на
дачу, — доложили о приезде княгини Олимпиады Измайловны. Обе тетки поворчали на это неожиданное расстройство партии, но, однако, отпустили меня погулять, наказавши через час вернуться, а княгиню приняли.
Он
пошел по дороге, огибающей парк,
к своей
даче. Сердце его стучало, мысли путались, и всё кругом него как бы походило на сон. И вдруг, так же как и давеча, когда он оба раза проснулся на одном и том же видении, то же видение опять предстало ему. Та же женщина вышла из парка и стала пред ним, точно ждала его тут. Он вздрогнул и остановился; она схватила его руку и крепко сжала ее. «Нет, это не видение!»
Но те же самые предосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда на
дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить князя, он не пускал
к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они
идут на террасу, где находился князь, несмотря на все просьбы князя не отгонять никого.
— Ищу вас, князь. Поджидал вас у
дачи Епанчиных, разумеется, не мог войти.
Шел за вами, пока вы
шли с генералом.
К вашим услугам, князь, располагайте Келлером. Готов жертвовать и даже умереть, если понадобится.
— А Ганька на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело на Ястребова работать: он на моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не
к рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный с золотника. На оборот денег добудем, и все как по маслу
пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская
дача у меня как на ладонке…
Приятели
пошли за нею (Шубин то безмолвно прижимал руки
к сердцу, то поднимал их выше головы) и несколько мгновений спустя очутились перед одною из многочисленных
дач, окружающих Кунцово.
Суслов (
идет с нею обратно
к даче Басова). Это… оттого, что я много выпил вчера и плохо спал…
Влас. Я ухожу… Любовь моя! Чистая, первая любовь моя! Благодарю… (Марья Львовна быстро уходит в лес направо. Влас
идет на
дачу, видит Басова и Суслова, понимает, что они слышали; он останавливается. Басов встает и кланяется, хочет что-то сказать. Влас
идет к нему.) Молчать! Молчать! Ни слова! Не смейте, — ни слова! (Уходит на
дачу.)
Басов. Нет, каков? Я знал это, но такое… эдакое благородство… ах, комики! (Хохочет. Юлия Филипповна и Замыслов
идут по дороге от
дачи Суслова. Юлия
идет к мужу. Замыслов на
дачу.)
(Суслов снова отходит с женой в сторону и что-то говорит ей. Лицо у него злое. Юлия Филипповна насмешливо кланяется ему,
идет обратно
к террасе. Суслов, громко насвистывая,
идет к своей
даче. Двоеточие, посмотрев на Юлию Филипповну,
идет за Сусловым.)
(Кланяется и
идет к сцене, где собравшаяся публика молча смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из
дачи поспешно
идет Басов с удочками.)
Влас (входит, в руках его старый портфель). Вы скучали без меня, мой патрон? Приятно знать это! (Суслову, дурачливо, как бы с угрозой.) Вас ищет какой-то человек, очевидно, только что приехавший. Он ходит по
дачам пешком и очень громко спрашивает у всех — где вы живете… (
Идет к сестре.) Здравствуй, Варя.
Суслов (пожимая плечами). На здоровье… До свиданья пока… (
Идет к своей
даче.)
(Проходят направо в лес. С другой стороны являются.) Соня и.) Зимин. В глубине сцены.) Суслов медленно
идет по направлению
к своей
даче.)
(Суслов медленно
идет к своей
даче. Навстречу ему выбегает женщина с подвязанной щекой. Из леса выходит господин в цилиндре, останавливается, пожимает плечами.)
(Он нахлобучивает шляпу и быстро
идет по направлению
к своей
даче.
Господин (обиженно). Но позвольте… кого же это касается? Где, наконец, режиссер? Я два часа хожу, ищу… Ушел… невежа!.. (
Идет к сцене и скрывается за ней. Ольга Алексеевна
идет по дороге с
дачи Суслова.)
Потом он сидел на террасе и видел, как по аллее тихо
шла его жена, направляясь
к даче.
Когда вышли
к заставе, на небе чуть брезжило. Продолжая молчать, Ярцев и Кочевой
шли по мостовой мимо дешевых
дач, трактиров, лесных складов; под мостом соединительной ветви их прохватила сырость, приятная, с запахом липы, и потом открылась широкая длинная улица, и на ней ни души, ни огня… Когда дошли до Красного пруда, уже светало.
Я
пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план
дачи с готическими окнами и с толстою башней, похожею на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет, остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел
к отцу, но помню, когда я увидел его тощее лицо, красную шею, его тень на стене, то мне захотелось броситься
к нему на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в ноги; но вид
дачи с готическими окнами и с толстою башней удержал меня.
Марфуша после того проворно
пошла через большой сад
к Григоровым на
дачу. Не возвращалась она, по крайней мере, часа два — три, так что Елена всякое терпение потеряла.
Прошла группа студентов, другая… Я опомнился и
пошел за ними
к огоньку Ивановской
дачи… В щели ставень просачивался свет…
Время
шло. Студенты съезжались с каникул,
дачи пустели, публика поредела. Генерал захворал и не показывался в парке. Я заходил
к нему, но он не принимал.
Когда Бегушев подъехал
к даче Тюменева, то был немного удивлен, что на террасе никого не было. Обыкновенно в этот час Тюменев и Мерова всегда сидели на ней. Он хотел через дверь террасы пройти во внутренние комнаты, но она оказалась запертою. Бегушев
пошел через двор.
— Сейчас доложу-с!.. Потрудитесь пожаловать в гостиную! — отвечал курьер и указал на смежную комнату. Бегушев вошел туда. Это была приемная комната, какие обыкновенно бывают на
дачах. Курьер скоро возвратился и просил Бегушева пожаловать
к Ефиму Федоровичу наверх. Тот
пошел за ним и застал приятеля сидящим около своего письменного стола в халате, что весьма редко было с Тюменевым.
К озлобленному выражению лица своего Тюменев на этот раз присоединил важничанье и обычное ему топорщенье.
— Ну да. Лежит вон там у вала, по тропинке
к даче Воронина, в ложбиночке. И лежит, подлец, во всей непосредственности. Спит, как младенец, и морду выставил на солнце. А тут речь
идет как раз о возможном пробуждении народа для великого будущего… Ну, понимаете… Тема соблазнительная…
Мы спустились вниз
к морю, погуляли по песку, потом, когда с моря повеяло вечерней сыростью, вернулись наверх. Все время разговор
шел обо мне и о прошлом. Гуляли мы до тех пор, пока в окнах
дач не стали гаснуть отражения вечерней зари.
«Удивительно мерзкое положение! — думал он, стараясь придать себе равнодушный вид. — Коллежский асессор с младенцем
идет по улице! О, господи, ежели кто увидит и поймет, в чем дело, я погиб… Положу-ка я его на это крыльцо… Нет, постой, тут окна открыты и, может быть, глядит кто-нибудь. Куда бы его? Ага, вот что, снесу-ка я его на
дачу купца Мелкина… Купцы народ богатый и сердобольный; может быть, еще спасибо скажут и на воспитание его
к себе возьмут».
Зайкин прощается с рыжими панталонами и
идет к себе на
дачу.
— А вы знаете, оказывается, у вас тут в тылу работают «товарищи». Сейчас, когда я
к вам ехал, погоня была. Контрразведка накрыла шайку в одной
даче на Кадыкое. Съезд какой-то подпольный. И двое совсем мимо меня пробежали через дорогу в горы. Я вовремя не догадался. Только когда наших увидел из-за поворота, понял. Все-таки пару пуль
послал им вдогонку, одного товарища, кажется, задел — дольше побежал, припадая на ногу.
— Екатерина Ивановна! Все мы отлично понимаем, для чего он
пошел к большевикам: спасался от издевательств, сберегал
дачу свою от разгрома. И для этого выбрасывал иконы из школ, говорил демагогические речи… Должен был знать, на что
идет.
В комнате Марфы Захаровны угощение
шло обычным порядком.
К обеду покупщик не приехал, а обед был заказан особенный. Иван Захарыч и Павла Захаровна волновались. Неспокойно себя чувствовал и Первач, и у всех явилось сомнение: не проехал ли Теркин прямо в город. Целый день в два приема осматривал он с своим „приказчиком“ дальний край лесной
дачи, утром уехали спозаранку и после завтрака тоже исчезли, не взяв с собою таксатора.
В Мироновку он так и не попал, а
пошел назад,
к порубке. Ходьбы было не больше часа. В восьмом часу
к чаю он будет на
даче. Глухонемой поглядел на него удивленными и добрыми глазами и вернулся
к телеге.
Тихое и теплое утро, с мелкими кудрявыми облачками в сторону полудня, занялось над заказником лесной
дачи, протянувшейся за усадьбой Заводное.
Дача, на версту от парка, вниз по течению, сходила
к берегу и перекидывалась за Волгу, где занимала еще не одну сотню десятин. Там обособился сосновый лес; по заказнику
шел еловый пополам с чернолесьем.
Но он"рассудку"не терял, нажил себе доходный дом и
дачу, где пристрастился
к разведению редких пород кур, которые и
посылал на выставки.
— И всем какая
дача идет от казны! Сытно едим, славно запиваем медами, тешимся себе, сколько душе угодно, умирать не надо! Славный государь! Жаль только, что привязан
к одной своей супруге. А то какой было приготовил я ему букет прекраснейших женщин (он поднял три пальца
к губам своим и чмокнул, как бы вкушал что-нибудь очень сладкого). Правда, я затем и поехал в Московию, что думал найти здесь восток… настоящий восток, вы меня понимаете…
Пойдём и мы — пусть до конца оттаивает застывшее сердце. Пели хорошо, как редко поют на
дачах, где каждая безголосая собака считает себя обязанной
к вытью. И песня была грустная и нежная. Мягкий, красивый баритон гудел сдержанно и взволнованно, как будто подтверждая то, на что страстно жаловался высокий и звучный тенор. А жаловался он на то, что дни и ночи думает все о ней одной.