Неточные совпадения
Бахарев вышел
из кабинета Ляховского с красным лицом и горевшими глазами: это было оскорбление, которого он не заслужил и которое должен был перенести. Старик плохо помнил, как он вышел
из приваловского дома, сел в сани и приехал домой. Все промелькнуло перед ним, как в тумане, а в голове неотступно стучала одна мысль: «Сережа, Сережа… Разве бы я
пошел к этому христопродавцу, если бы не ты!»
После этой сцены Привалов заходил в
кабинет к Василию Назарычу, где опять все время разговор
шел об опеке. Но, несмотря на взаимные усилия обоих разговаривавших, они не могли попасть в прежний хороший и доверчивый тон, как это было до размолвки. Когда Привалов рассказал все, что сам узнал
из бумаг, взятых у Ляховского, старик недоверчиво покачал головой и задумчиво проговорил...
Вечером в
кабинете Бахарева
шли горячие споры и рассуждения на всевозможные темы. Горничной пришлось заменить очень много выпитых бутылок вина новыми. Лица у всех раскраснелись, глаза блестели. Все выходило так тепло и сердечно, как в дни зеленой юности. Каждый высказывал свою мысль без всяких наружных прикрытий, а так, как она выливалась
из головы.
«Эрмитаж» стал давать огромные барыши — пьянство и разгул
пошли вовсю. Московские «именитые» купцы и богатеи посерее
шли прямо в
кабинеты, где сразу распоясывались… Зернистая икра подавалась в серебряных ведрах, аршинных стерлядей на уху приносили прямо в
кабинеты, где их и закалывали… И все-таки спаржу с ножа ели и ножом резали артишоки.
Из кабинетов особенно славился красный, в котором московские прожигатели жизни ученую свинью у клоуна Таити съели…
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там уже все
пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить
из дому. Сейчас он шагал по своему
кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его жизни.
Навстречу ей
из кабинета показался Петр Елисеич: он
шел в кухню объясниться с солдатом и посмотрел на Нюрочку очень сурово, так что она устыдилась своего любопытства и убежала к себе в комнату.
Пошли обычные при подобном случае сцены. Люди ставили самовар, бегали, суетились. Евгения Петровна тоже суетилась и летала
из кабинета в девичью и
из девичьей в
кабинет, где переодевался Николай Степанович, собиравшийся тотчас после чая к своему начальнику.
— Правда, правда, — подхватил Бахарев. —
Пойдут дуть да раздувать и надуют и себе всякие лихие болести, и другим беспокойство. Ох ты, господи! господи! — произнес он, вставая и направляясь к дверям своего
кабинета, — ты ищешь только покоя, а оне знай истории разводят. И из-за чего, за что девочку разогорчили! — добавил он, входя в
кабинет, и так хлопнул дверью, что в зале задрожали стены.
Сейчас же улегшись и отвернувшись к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме,
идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел
из кабинета; но куда было
идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Старик самодовольно улыбнулся и
послал Настеньку принести ему
из кабинета сургуч и печать. Та
пошла.
Брагин думал, что после кофе они
пойдут в
кабинет и он там все обскажет Жареному про свое дело, зачем приехал в Бурнаши; но вышло не так: из-за стола Жареный повел гостя не в
кабинет, а в завод, куда ходил в это время каждый день.
Мы собирались с В. П. Далматовым
идти завтракать, когда сторож Григорьич ввел в
кабинет И. К. Казанцева, известного актера и антрепренера. С Далматовым они расцеловались, как старые друзья. Казанцев проездом
из Самары в Москву заехал в Пензу, чтобы пригласить Далматова на летний сезон в Воронеж, где он снял театр.
Прочитав это письмо, князь сделался еще более мрачен; велел сказать лакею, что обедать он не
пойдет, и по уходе его, запершись в
кабинете, сел к своему столу,
из которого, по прошествии некоторого времени, вынул знакомый нам ящик с револьвером и стал глядеть на его крышку, как бы прочитывая сделанную на ней надпись рукою Елены.
Анна Юрьевна довольно долго
шла из кареты до
кабинета. Она была на этот раз, как и следует молодой, в дорогом голубом платье, в очень моложавой шляпе и в туго-туго обтягивающих ее пухлые руки перчатках; выражение лица у ней, впрочем, было далеко не веселое. По обыкновению тяжело дыша и тотчас же усаживаясь в кресло, она начала...
В кухне около стен
шли лавки, как в крестьянских избах, и вся мебель состояла
из одного деревянного стола; в
кабинете хозяина была тоже лавка, только передвижная, и самодельный стул, в угловой комнате деревянный диванчик и несколько стульев.
Он не слышал, что ему сказали, попятился назад и не заметил, как очутился на улице. Ненависть к фон Корену и беспокойство — все исчезло
из души.
Идя домой, он неловко размахивал правой рукой и внимательно смотрел себе под ноги, стараясь
идти по гладкому. Дома, в
кабинете, он, потирая руки и угловато поводя плечами и шеей, как будто ему было тесно в пиджаке и сорочке, прошелся
из угла в угол, потом зажег свечу и сел за стол…
Вправо
из залы
шла еще дверь в угольную комнату, бывшую
кабинетом хозяина.
—
Пойдем, Иван, в
кабинет, — сказал граф, уходя
из гостиной. Оба родственника вошли в знакомый уже нам
кабинет. Граф сел на диван. Иван Александрыч стал перед ним, вытянувшись.
Но Щавинский невольно обманул штабс-капитана и не сдержал своего слова. В последний момент, перед уходом
из дома фельетонист спохватился, что забыл в
кабинете свой портсигар, и
пошел за ним, оставив Рыбникова в передней. Белый листок бумаги, аккуратно приколотый кнопками, раздразнил его любопытство. Он не устоял перед соблазном, обернулся по-воровски назад и, отогнув бумагу, быстро прочитал слова, написанные тонким, четким, необыкновенно изящным почерком...
Ольга Михайловна вскочила с постели. По ее мнению, теперь ей оставалось только одно: поскорее одеться и навсегда уехать
из этого дома. Дом был ее собственный, но тем хуже для Петра Дмитрича. Не рассуждая, нужно это или нет, она быстро
пошла в
кабинет, чтобы сообщить мужу о своем решении («Бабья логика!» — мелькнуло у нее в мыслях) и сказать ему на прощанье еще что-нибудь оскорбительное, едкое…
Из гимназии Никитин
шел на частные уроки, и когда наконец в шестом часу возвращался домой, то чувствовал и радость и тревогу, как будто не был дома целый год. Он вбегал по лестнице, запыхавшись, находил Маню, обнимал ее, целовал и клялся, что любит ее, жить без нее не может, уверял, что страшно соскучился, и со страхом спрашивал ее, здорова ли она и отчего у нее такое невеселое лицо. Потом вдвоем обедали. После обеда он ложился в
кабинете на диван и курил, а она садилась возле и рассказывала вполголоса.
Воздух совсем побелел.
Кабинета и окна уж не было. На крылечке пивоваренного завода, того самого, мимо которого сегодня проезжали, сидела Манюся и что-то говорила. Потом она взяла Никитина под руку и
пошла с ним в загородный сад. Тут он увидел дубы и вороньи гнезда, похожие на шапки. Одно гнездо закачалось, выглянул
из него Шебалдин и громко крикнул: «Вы не читали Лессинга!»
И мне, признаться, до того захотелось поскорее
идти с этой просьбой, что я проснулся, встал и вышел
из кабинета.
Пошли в
кабинет. Поручик запер дверь и, прежде чем начать говорить, долго шагал
из угла в угол.
Идя из залы к себе в
кабинет, он поднимал правую ногу выше, чем следует, искал руками дверных косяков, и в это время во всей его фигуре чувствовалось какое-то недоумение, точно он попал в чужую квартиру или же первый раз в жизни напился пьян и теперь с недоумением отдавался своему новому ощущению.
По одной стене
кабинета, через шкапы с книгами, тянулась широкая полоса света; вместе с тяжелым, спертым запахом карболки и эфира этот свет
шел из слегка отворенной двери, ведущей
из кабинета в спальню…
Он быстро, уже верною походкой
пошел к своему
кабинету и немного погодя вернулся в длинном сюртуке. Мелко семеня возле него и шаркая ногами, обрадованный Абогин помог ему надеть пальто и вместе с ним вышел
из дома.
Кунин молча пожал руку отца Якова, проводил его до передней и, вернувшись в свой
кабинет, остановился перед окном. Он видел, как отец Яков вышел
из дому, нахлобучил на голову свою широкополую ржавую шляпу и тихо, понурив голову, точно стыдясь своей откровенности,
пошел по дороге.
С глубоко растроганным сердцем вышел я
из кабинета Державина, благодаря бога, что он
послал мне такое неожиданное счастье — приблизиться к великому поэту, узнать его так коротко и получить право любить его, как знакомого человека!
Граф Любин (не слушая его). Очень хорошо, очень хорошо… (
Идет в
кабинет; за ним Ступендъев, который, уходя, делает какие-то знаки жене. Дарья Ивановна остается в раздумье и глядит за ними вслед. Через несколько мгновений
из кабинета стрелой вылетает Аполлон и убегает в переднюю. Дарья Ивановна вздрагивает, улыбается и опять погружается в раздумье.)
Дело обошлось без рекомендаций. Колтышко, заметя
из своего
кабинета входящего Хвалынцева с Лесницким, сам
пошел к ним навстречу и как знакомый, молча, но с милой, приветливой улыбкой протянул и радушно пожал руку студента.
Илька улыбнулась, показала рукой на горло и вышла, предоставив толстой Бланшар самой ведаться с обманутой публикой. Она
пошла в один
из кабинетов ресторана, где обыкновенно ужинала с «друзьями». За ней последовали ее поклонники.
За дверью в
кабинете происходит семейный совет. Разговор
идет на очень неприятную и щекотливую тему. Дело в том, что Саша Усков учел в одной
из банкирских контор фальшивый вексель, которому, три дня тому назад, минул срок, и теперь двое дядей по отцу и Иван Маркович — дядя по матери — решают задачу: заплатить ли им по векселю и спасти фамильную честь, или же омыть руки и предоставить дело судебной власти?
Иван Петрович Сомов шагает по своему
кабинету из угла в угол и ворчит на погоду. Дождевые слезы на окнах и комнатные сумерки нагоняют на него тоску. Ему невыносимо скучно, а убить время нечем… Газет еще не привозили, на охоту
идти нет возможности, обедать еще не скоро…
В
кабинете хозяин лежал на кушетке у окна, в халате
из светло-серого драпа с красным шелковым воротником. Гость не узнал бы его сразу. Голова, правда,
шла так же клином к затылку, как и в гимназии, но лоб уже полысел; усы, двумя хвостами, по-китайски, спускались с губастого рта, и подбородок, мясистый и прыщавый, неприятно торчал. И все лицо
пошло красными лишаями. Подслеповатые глаза с рыжеватыми ресницами ухмылялись.
Не жаль ей этого домика, хотя в нем, благодаря ее присмотру, все еще свежо и нарядно. Опрятность принесла она с собою
из родительского дома. В
кабинете у мужа, по ту сторону передней, только
слава, что «шикарно», — подумала она ходячим словом их губернского города, а ни к чему прикоснуться нельзя: пыль, все кое-как поставлено и положено. Но Север Львович не терпит, чтобы перетирали его вещи, дотрагивались до них… Он называет это: «разночинская чистоплотность».
Палтусов незаметно приосанился, передал низкую поярковую шляпу
из правой руки в левую и
пошел к стеклянным дверям
кабинета, где сидят обыкновенно директора.
Тот
пошел отпирать.
Из кабинета слышно было, как кто-то вошел в калошах.
В
кабинете — большой комнате, аршин десять в длину, — свет
шел справа
из итальянского и четырех простых окон и падал на стол, помещенный поперек, — огромный стол в обыкновенном петербургском столярном вкусе.
«Ну, ничего, пусть… — подумал он,
идя из столовой в
кабинет. — Это я для его же пользы».
Строева
пошла было
из кабинета, но в это время в нем появилась горничная.
Даже знакомство его разделялось на показное и келейное, и в числе представителей последнего находился один известный московский репортер, Николай Ильич Петухов, вращавшийся среди московских редакций и купечества и служивший Николаю Леопольдовичу не только одним
из проводников его
славы, но и комиссионером его
кабинета Справок и совещаний и конторы на торговой улице, доставлявшим ему иногда солидные купеческие дела для его практики, как присяжного стряпчего.
Откланялся я исправнику и
пошел было
из его
кабинета, но вернулся и спрашиваю: «А кому же в настоящее время принадлежит Руднево?» — «Дворянке Маргарите Николаевне Строевой».
Уселся он перед зеркалом, намылил я ему подбородок, стал править бритву, да и взгляни в окно, — а окна-то
из кабинета на двор выходили, — а по двору-то Анютка
идет, пышная такая, важная, и ключами помахивает.
— Пожалуйте! — встал он из-за стола, сказал что-то шепотом жене и
пошел в свой
кабинет.
— Камердинер князя приготовляет лекарство во время нашего обеда; после обеда князь
идет на террасу, где курит трубку, которую ему приносит тот же камердинер
из кабинета.
Наскоро оделся кабинет-министр и отправился во дворец. Внезапному его там появлению изумились, как удивились бы появлению преступника, сорвавшегося с цепи. Придворные со страхом перешептывались; никто не смел доложить о нем императрице. Недолго находился он в этом положении и собирался уж
идти далее, прямо в
кабинет ее величества, как навстречу ему,
из внутренних покоев — Педрилло. Наклонив голову, как разъяренный бык, прямо, всею силою, — в грудь Волынского. На груди означился круг от пудры.
Был первый час ночи, когда Василий Степанович, во время припадков хандры светлейшего проводивший ночи почти без сна и не раздеваясь, вышел
из кабинета князя. Навстречу ему быстро
шел Баур.
Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками.
Когда Кутузов вышел
из кабинета и своею тяжелою, ныряющею походкой, опустив голову,
пошел по зале, чей-то голос остановил его.