В этом смысле Гегель и Шеллинг отличаются от вольфианских предшественников Канта лишь большим философским вкусом и тонкостью — там, где последние довольствовались рассудочными построениями, здесь воздвигнуты величественные здания метафизической спекуляции, но и они проникнуты не в меньшей мере притязанием на адекватное
познание Божества, а потому, в известном смысле, и религиозным самодовольством.
Росмини признает общеобязательную интуицию в философском познании, но решительно отрицает интуицию Божества и допускает
познание Божества лишь через посредство рефлексии разума, т. е. отвергает познание мистическое.
Познание Божества для человека, так же как и для чинов ангельских и для всякой твари, возможно лишь путем снисхождения Божества и ответного восхождения твари, только через сопричастие (ταΐς μετοχαΐς μύνον), «само же Оно, насколько Оно есть в себе, по своему собственному началу и свойству выше ума, сущности и знания» (de d. п., II, 4, с.
Неточные совпадения
В религиозном своем существе язычество есть
познание невидимого чрез видимое, Бога через мир, откровение
Божества в твари.
Для Евномия, как мы уже знаем, не представлялось сомнения в возможности адекватного, исчерпывающего
познания божественной сущности помощью понятий («имен»), и главным таким понятием являлась «нерожденность» [«Подобно малолетним и по-детски, попусту занимаясь невозможным, как бы в какой-нибудь детской ладони, заключают непостижимое естество Божие в немногих слогах слова: нерожденность, защищают эту глупость и думают, что
Божество толико и таково, что может быть объято человеческим разумом одно наименование» (Творения иже во святых отца нашего св. Григория Нисского, т. VI. М., 1864, стр.299.
Бог постижим только в силу и меру своего откровения о Себе: «Видел дух мой с радостным ужасом, что вне пределов сего вечного округа (шара Вечности) ничего не было, как только бесконечное непостижимое
Божество, без цели и пределов, и что вне сего шара Вечности ничего не можно было о самом Боге ни видеть, ни познавать, кроме только отрицательного
познания, то есть что Он не есть» (гл. V, § 6).
Однако, независимо от номиналистических преувеличений в гносеологии, основная точка зрения относительно недоступности
Божества рациональному
познанию и у св.
«После первой и блаженной природы (
Божества) никто — не из людей только, но даже и из премирных сил, и самих, говорю, Херувимов и Серафимов — никогда не познал Бога, если кому не открыл Он сам» (1–2). «Из относящегося к учению о Боге и воплощении как не все неизреченно, так и не все может быть выражено речью; и не все недоступно
познанию, и не все доступно ему» (3).