Неточные совпадения
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу
пожару, в несколько часов сломали целую улицу
домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день
пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
В ту же ночь в бригадировом
доме случился
пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево
пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта
домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..
Сама бывшая хозяйка его, мать умершей невесты Раскольникова, вдова Зарницына, засвидетельствовала тоже, что, когда они еще жили в другом
доме, у Пяти Углов, Раскольников во время
пожара, ночью, вытащил из одной квартиры, уже загоревшейся, двух маленьких детей и был при этом обожжен.
Дома новы́, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни
пожары.
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами
пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши
домов.
А сзади солдат, на краю крыши одного из
домов, прыгали, размахивая руками, точно обжигаемые огнем еще невидимого
пожара, маленькие фигурки людей, прыгали, бросая вниз, на головы полиции и казаков, доски, кирпичи, какие-то дымившие пылью вещи. Был слышен радостный крик...
Какая-то сила вытолкнула из
домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах
пожаров, черные потоки крестьян.
Клим открыл в
доме даже целую комнату, почти до потолка набитую поломанной мебелью и множеством вещей, былое назначение которых уже являлось непонятным, даже таинственным. Как будто все эти пыльные вещи вдруг, толпою вбежали в комнату, испуганные, может быть,
пожаром; в ужасе они нагромоздились одна на другую, ломаясь, разбиваясь, переломали друг друга и умерли. Было грустно смотреть на этот хаос, было жалко изломанных вещей.
Клим не поверил. Но когда горели
дома на окраине города и Томилин привел Клима смотреть на
пожар, мальчик повторил свой вопрос. В густой толпе зрителей никто не хотел качать воду, полицейские выхватывали из толпы за шиворот людей, бедно одетых, и кулаками гнали их к машинам.
Смерть у них приключалась от вынесенного перед тем из
дома покойника головой, а не ногами из ворот;
пожар — от того, что собака выла три ночи под окном; и они хлопотали, чтоб покойника выносили ногами из ворот, а ели все то же, по стольку же и спали по-прежнему на голой траве; воющую собаку били или сгоняли со двора, а искры от лучины все-таки сбрасывали в трещину гнилого пола.
Мы стали сбираться домой, обошли еще раз все комнаты, вышли на идущие кругом
дома галереи: что за виды! какой пламенный закат! какой
пожар на горизонте! в какие краски оделись эти деревья и цветы! как жарко дышат они!
Целый вечер просидели мы все вместе
дома, разговаривали о европейских новостях, о вчерашнем
пожаре, о лагере осаждающих, о их неудачном покушении накануне сжечь город, об осажденных инсургентах, о правителе шанхайского округа, Таутае Самква, который был в немилости у двора и которому обещано прощение, если он овладеет городом. В тот же вечер мы слышали пушечные выстрелы, которые повторялись очень часто: это перестрелка императорских войск с инсургентами, безвредная для последних и бесполезная для первых.
«
Пожар будет, сгорят, пожалуй, — говорил он, — и крыс тоже много в этом
доме: попортят».
«Неправда ли, что похоже было, как будто в
доме пожар?» — спросил он опять полковницу. «Yes, yes», — отвечала она.
— Только подумаем, любезные сестры и братья, о себе, о своей жизни, о том, что мы делаем, как живем, как прогневляем любвеобильного Бога, как заставляем страдать Христа, и мы поймем, что нет нам прощения, нет выхода, нет спасения, что все мы обречены погибели. Погибель ужасная, вечные мученья ждут нас, — говорил он дрожащим, плачущим голосом. — Как спастись? Братья, как спастись из этого ужасного
пожара? Он объял уже
дом, и нет выхода.
Нехлюдов встал, поздоровался с Мисси, Мишей и Остеном и остановился, разговаривая. Мисси рассказала ему про
пожар их
дома в деревне, заставивший их переезжать к тетке. Остен по этому случаю стал рассказывать смешной анекдот про
пожар.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь
дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на
пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
Но когда именно и в каком присутственном месте таковая купчая от поверенного Соболева дана его отцу, — ему, Андрею Дубровскому, неизвестно, ибо он в то время был в совершенном малолетстве, и после смерти его отца таковой крепости отыскать не мог, а полагает, что не сгорела ли с прочими бумагами и имением во время бывшего в 17… году в
доме их
пожара, о чем известно было и жителям того селения.
Я ходил около его
дома, назначая, где вспыхнуть
пожару, откуда войти в его спальню, как пресечь ему все пути к бегству, в ту минуту вы прошли мимо меня, как небесное видение, и сердце мое смирилось.
В частном
доме была тоже большая тревога: три
пожара случились в один вечер, и потом из комиссия присылали два раза узнать, что со мной сделалось, — не бежал ли я.
Я еще, как сквозь сон, помню следы
пожара, остававшиеся до начала двадцатых годов, большие обгорелые
дома без рам, без крыш, обвалившиеся стены, пустыри, огороженные заборами, остатки печей и труб на них.
Я вышел, не желая его обидеть, на террасу — и обомлел. Целый полукруг
домов пылал, точно будто все они загорелись в одно время.
Пожар разрастался с невероятной скоростью.
Я остался на террасе. Камердинер смотрел с каким-то нервным удовольствием на
пожар, приговаривая: «Славно забирает, вот и этот
дом направо загорится, непременно загорится».
С месяц отец мой оставался арестованным в
доме Аракчеева; к нему никого не пускали; один С. С. Шишков приезжал по приказанию государя расспросить о подробностях
пожара, вступления неприятеля и о свидании с Наполеоном; он был первый очевидец, явившийся в Петербург.
После обыкновенных фраз, отрывистых слов и лаконических отметок, которым лет тридцать пять приписывали глубокий смысл, пока не догадались, что смысл их очень часто был пошл, Наполеон разбранил Ростопчина за
пожар, говорил, что это вандализм, уверял, как всегда, в своей непреодолимой любви к миру, толковал, что его война в Англии, а не в России, хвастался тем, что поставил караул к Воспитательному
дому и к Успенскому собору, жаловался на Александра, говорил, что он дурно окружен, что мирные расположения его не известны императору.
Оба эти
дома стояли пустые, внаймы они не отдавались, в предупреждение
пожара (домы были застрахованы) и беспокойства от наемщиков; они, сверх того, и не поправлялись, так что были на самой верной дороге к разрушению.
Мы все скорей со двора долой, пожар-то все страшнее и страшнее, измученные, не евши, взошли мы в какой-то уцелевший
дом и бросились отдохнуть; не прошло часу, наши люди с улицы кричат: «Выходите, выходите, огонь, огонь!» — тут я взяла кусок равендюка с бильярда и завернула вас от ночного ветра; добрались мы так до Тверской площади, тут французы тушили, потому что их набольшой жил в губернаторском
доме; сели мы так просто на улице, караульные везде ходят, другие, верховые, ездят.
Но в эту ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам и находившиеся за самым Машковцевым
домом. Полицмейстер и полицейские действовали отлично; чтоб спасти
дом Машковцева, они даже разобрали стену конюшни и вывели, не опаливши ни гривы, ни хвоста, спорную лошадь. Через два часа полицмейстер, парадируя на белом жеребце, ехал получать благодарность особы за примерное потушение
пожара. После этого никто не сомневался в том, что полицмейстер все может сделать.
Дом княжны Анны Борисовны, уцелевший каким-то чудом во время
пожара 1812, не был поправлен лет пятьдесят; штофные обои, вылинялые и почерневшие, покрывали стены; хрустальные люстры, как-то загорелые и сделавшиеся дымчатыми топазами от времени, дрожали и позванивали, мерцая и тускло блестя, когда кто-нибудь шел по комнате; тяжелая, из цельного красного дерева, мебель, с вычурными украшениями, потерявшими позолоту, печально стояла около стен; комоды с китайскими инкрустациями, столы с медными решеточками, фарфоровые куклы рококо — все напоминало о другом веке, об иных нравах.
Противоположную часть
дома тогда занимали сцена и зрительный зал, значительно перестроенные после
пожара в начале этого столетия.
На высоких крышах башен
Я, как
дома, весь в огне.
Пыл
пожара мне не страшен,
Целый век я на войне!
— Едешь по деревне, видишь, окна в
домах заколочены, — это значит, что пожарники на промысел пошли целой семьей, а в деревне и следов
пожара нет!
В
дом Шереметева клуб переехал после
пожара, который случился в
доме Спиридонова поздней ночью, когда уж публика из нижних зал разошлась и только вверху, в тайной комнате, играли в «железку» человек десять крупных игроков. Сюда не доносился шум из нижнего этажа, не слышно было пожарного рожка сквозь глухие ставни. Прислуга клуба с первым появлением дыма ушла из
дому. К верхним игрокам вбежал мальчуган-карточник и за ним лакей, оба с испуганными лицами, приотворили дверь, крикнули: «
Пожар!» — и скрылись.
— Всю ночь в Рогожской на
пожаре был… Выкупаюсь да спать…
Домов двадцать сгорело.
После этого откровенного объяснения, происходившего вскоре после
пожара, Галактион на время оставил девушку в покое. Но затем он неожиданно явился прямо в
дом к Луковникову, когда Устенька была одна.
Я вскочил на печь, забился в угол, а в
доме снова началась суетня, как на
пожаре; волною бился в потолок и стены размеренный, всё более громкий, надсадный вой. Ошалело бегали дед и дядя, кричала бабушка, выгоняя их куда-то; Григорий грохотал дровами, набивая их в печь, наливал воду в чугуны и ходил по кухне, качая головою, точно астраханский верблюд.
Действительно, горел
дом Петра Васильича, занявшийся с задней избы. Громадное пламя так и пожирало старую стройку из кондового леса, только треск стоял, точно кто зубами отдирал бревна. Вся Фотьянка была уже на месте действия. Крик, гвалт, суматоха — и никакой помощи. У волостного правления стояли четыре бочки и пожарная машина, но бочки рассохлись, а у машины не могли найти кишки. Да и бесполезно было: слишком уж сильно занялся
пожар, и все равно сгорит дотла весь
дом.
Говорят, что незадолго до
пожара в
доме или до крушения корабля умные, нервные крысы стаями перебираются в другое место.
Так, например, я рассказывал, что у меня в
доме был
пожар, что я выпрыгнул с двумя детьми из окошка (то есть с двумя куклами, которых держал в руках); или что на меня напали разбойники и я всех их победил; наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой живет Змей Горыныч о семи головах, и что я намерен их отрубить.
— Ну, опекуном там, что ли, очень мне нужно это! — возразила ему с досадой m-me Пиколова и продолжала: — Только вы знаете, какие нынче года были: мужики, которые побогатей были, холерой померли;
пожар тоже в
доме у него случился; рожь вон все сам-друг родилась… Он в опекунской-то совет и не платил… «Из чего, говорит, мне платить-то?.. У меня вон, говорит, какие все несчастия в имении».
…
Пожар. В ямбах качаются
дома, взбрызгивают вверх жидким золотом, рухнули. Корчатся зеленые деревья, каплет сок — уж одни черные кресты склепов. Но явился Прометей (это, конечно, мы) —
Как и зачем он тут появился? Еще полчаса перед тем он выбежал, как полоумный, из
дому, бродил несколько времени по улицам, случайно очутился на
пожаре и бросился в огонь не погибающую, кажется, спасать, а искать там своей смерти: так, видно, много прелести и наслаждения принесло ему брачное ложе.
Богатая типография Левенсона, находившаяся до
пожара в собственном огромнейшем
доме на Петровке, была всегда переполнена подшибалами.
Хозяин этого нового
дома, мещанин, живший в ближайшей слободке, только что увидел
пожар в своем новом
доме, бросился к нему и успел его отстоять, раскидав с помощью соседей зажженные дрова, сложенные у боковой стены.
Не помню только, где впервые раздался этот ужасный крик: в залах ли, или, кажется, кто-то вбежал с лестницы из передней, но вслед за тем наступила такая тревога, что и рассказать не возьмусь. Больше половины собравшейся на бал публики были из Заречья — владетели тамошних деревянных
домов или их обитатели. Бросились к окнам, мигом раздвинули гардины, сорвали шторы. Заречье пылало. Правда,
пожар только еще начался, но пылало в трех совершенно разных местах, — это-то и испугало.
Обнаружился один странный факт: совсем на краю квартала, на пустыре, за огородами, не менее как в пятидесяти шагах от других строений, стоял один только что отстроенный небольшой деревянный
дом, и этот-то уединенный
дом загорелся чуть не прежде всех, при самом начале
пожара.
Скорей, скорей, я знаю этот
дом… там
пожар…
— Невероятно.
Пожар в умах, а не на крышах
домов. Стащить его и бросить всё! Лучше бросить, лучше бросить! Пусть уж само как-нибудь! Ай, кто еще плачет? Старуха! Кричит старуха, зачем забыли старуху?
Федька — это
пожар, это Лебядкины: значит, всё отсюда, из
дому Филипповых и выходило, а они-то ничего не видали, а они-то всё проглядели, — это уж их совсем закружит!