Неточные совпадения
Дверь была отворена, и сени были полны народом; и
ребята, девочки, бабы
с грудными детьми жались в дверях, глядя на чудного барина, рассматривавшего мужицкую
еду. Старуха, очевидно, гордилась своим уменьем обойтись
с барином.
Нехлюдов посидел несколько времени
с стариком, который рассказал ему про себя, что он печник, 53 года работает и склал на своем веку печей что и счету нет, а теперь собирается отдохнуть, да всё некогда. Был вот в городе, поставил
ребят на дело, а теперь
едет в деревню домашних проведать. Выслушав рассказ старика, Нехлюдов встал и пошел на то место, которое берег для него Тарас.
— Господин почтенный,
едем мы
с честного пирка, со свадебки; нашего молодца, значит, женили; как есть уложили:
ребята у нас все молодые, головы удалые — выпито было много, а опохмелиться нечем; то не будет ли ваша такая милость, не пожалуете ли нам деньжонок самую чуточку, — так, чтобы по косушке на брата? Выпили бы мы за ваше здоровье, помянули бы ваше степенство; а не будет вашей к нам милости — ну, просим не осерчать!
Пойдут
ребята опять на сход, потолкуют-потолкуют, да и разойдутся по домам, а часика через два, смотришь, сотский и несет тебе за подожданье по гривне
с души, а как в волости-то душ тысячи четыре, так и выйдет рублев четыреста, а где и больше… Ну, и
едешь домой веселее.
— Ах ты чертов кум этакий! Провались ты и
с своею каморой! Вишь, чем потчевать вздумал!
Ребята,
едем на постоялый двор! Далеко ль дотудова, старик?
— Это,
ребята, крещеный! — крикнули мужики и, вытащив дьякона
с чертом из канавы, всунули в утор одной бочки соломинку и присадили к ней окоченелого Ахиллу, а черта бросили на передок и
поехали в город.
— — Дядя Ерошка прост был, ничего не жалел. Зато у меня вся Чечня кунаки были. Приедет ко мне какой кунак, водкой пьяного напою, ублажу,
с собой спать положу, а к нему
поеду, подарок, пешкеш, свезу. Так-то люди делают, а не то что как теперь: только и забавы у
ребят, что семя грызут, да шелуху плюют, — презрительно заключил старик, представляя в лицах, как грызут семя и плюют шелуху нынешние казаки.
Я
поехал и был
с его превосходительством не у четырех, а у шести «отличных
ребят», которые, как в одно слово, ругали предводителя и научали меня стоять на том, что при таких повсеместных разладицах ничего предпринимать нельзя и надо все бросить.
— Ладно,
поедем. Только сбегаю, прощусь
с товарищами, славные
ребята, да возьму скарб из мурьи.
— Что вы,
ребята? перекреститесь! — вскричал Алексей. — Мы
едем с боярином из Троицы к князю Пожарскому биться
с поляками.
— Глядь-ка, Хомяк! — закричал старик. — Вон
едет дьяк
с невестою, да еще и в боярских санях. Шапки долой,
ребята!
— Вот что,
ребята, — живо сказал Кузьмичов, — вы бы взяли
с собой моего парнишку! Что ему
с нами зря болтаться? Посади его, Пантелей, к себе на тюк, и пусть себе
едет помаленьку, а мы догоним. Ступай, Егор! Иди, ничего!..
«Буди
ребят», сказал он, «в город
поеду», и, зажегши восковую свечку от образов, полез
с ней в подполье.
— То-то мелево. Свернули вы,
ребята,
с барином домок, нечего сказать. Прежде, бывало, при старике: хлеба нет, куда
ехать позаимствоваться? В Раменье… А нынче, посмотришь, кто в Карцове хлеба покупает? Все раменский Семен Яковлич.
— Ай-да,
ребята! Назад
поеду, беспременно по трепке каждому привезу! — отблагодарил он их на прощанье, и в то же время, кажется, ему ужасно хотелось заговорить
с своим седоком.
Студент. По задаткам натуры — ничтожный синьор, вот и все. Я, как взглянул на эту личность, убедился, что в нем все фальшь. Как хотите — индивидуум, служащий по акцизному правлению, имеющий и лошадку, и квартиру, и две тысячи жалованья, — уж никак не новый человек. А новый синьор, вот и все. Как же! Он при мне раз сказал, что студенты —
ребята!.. Вот понятие этих господ!.. Дрянь-с, почтеннейшая, дрянь вся эта компания честная. Нет-с, наскучило мне все это. Надо в Москву
ехать.
Ну, сели,
поехали. До свету еще часа два оставалось. Выехали на дорогу,
с версту этак проехали; гляжу, пристяжка у меня шарахнулась. Что, думаю, такое тут? Остановил коней, оглядываюсь: Кузьма из кустов ползет на дорогу. Встал обок дороги, смотрит на меня, сам лохмами своими трясет, смеется про себя… Фу ты, окаянная сила! У меня и то кошки по сердцу скребнули, а барыня моя, гляжу, ни жива ни мертва…
Ребята спят, сама не спит, мается. На глазах слезы. Плачет… «Боюсь я, говорит, всех вас боюсь…»
Да и как ей, бедной, не бояться: клади
с ней много, богато
едет, да еще
с ребятами; материнское сердце — вещун.
— Извините, господа, — сказал он. — Выпивши я немного. Сколько время
с этим народом каталажусь… Вы вот из Якутска
едете… что-нибудь про моих «
ребят» слыхали?
«Вам, говорит, в командировку
ехать. Вот тебе, — говорит унтер-офицеру, — подручный. Он еще не бывал. Смотрите, не зевать, справьтесь, говорит,
ребята, молодцами, — барышню вам везти из замка, политичку. Морозову. Вот вам инструкция, завтра деньги получай, и
с богом!..»
По моему мнению, он был только храбрый и, вероятно, в свое время очень способный артиллерии полковник в отставке. По крайней мере таким я его зазнал в Орле, через который он «вез к государю» зараз восемь или десять (а может быть, и более) сыновей. Тогда он был во всей красе мужественного воина,
с георгиевским крестом, и поразил меня смелостию своих намерений. Он
ехал с тем, чтобы «выставить» где-то всех своих
ребят государю и сказать...
— Не могу знать, а только я, как перед богом (Харламов протянул вперед себя руку и растопырил пальцы)… как перед истинным создателем. И время того не помню, чтобы у меня свой топор был. Был у меня такой же, словно как будто поменьше, да сын потерял, Прохор. Года за два перед тем, как ему на службу идтить,
поехал за дровами, загулял
с ребятами и потерял…
— Я обещалась
с ребятами… Да нет! Слишком соблазнительно. Ладно,
едем.
— Мы,
ребята, слушаемся государя, и нас Соколов не тронет, давайте-ка я
поеду к нему, объясню все подробно и
с ним возвращусь к вам.
Участвовал в революционном движении
с 1898 г., перевел и редактировал три тома «Капитала» К. Маркса,
с 1925 г. редактор «Известий»,
с 1926 г. директор института В.И. Ленина при ЦК ВКП(б).], редактором «Известий», — их несколько
ребят с ним
поехало.
Только Юрка не совсем подходил к общей компании. Что
с ним такое сталось? Работал вместе со всеми
с полною добросовестностью, но никто уже больше не видел сверкающей его улыбки. По вечерам, после работы, когда
ребята пили чай, смеялись и бузили, Юрка долго сидел задумавшись, ничего не слыша. Иногда пробовал возражать Ведерникову. Раз Ведерников послал
ребят в соседнюю деревню раскулачить крестьянина, сына кулака. Юрка
поехал, увидел его хозяйство и не стал раскулачивать. Сказал Ведерникову...
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли
ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо его. В обед
ехал мужик
с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.