Неточные совпадения
Папашу оставляли в покое, занимались музыкой, играли, пели — даже не брали гулять, потому что (я говорю тебе это по секрету, и весь Петербург не иначе, как
на ухо, повторяет этот секрет), когда карета твоей кузины являлась
на островах, являлся тогда и Милари, верхом или в коляске, и
ехал подле кареты.
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас
едем.
На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки,
острова и долины. До Иктенды проехали в темноте, лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
На одной станции случается
ехать по берегу, потом спуститься
на проток Лены, потом переехать
остров, выехать
на самую Лену, а от нее опять
на берег, в лес.
Одну большую лодку тащили
на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками; лодки шли с
островов к городу; наши, К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас),
поехали на двух шлюпках к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова хотели плеснуть водой, да не попали — грубая выходка простого народа!
В этот день, последний его пребывания в Петербурге, он с утра
поехал на Васильевский
остров к Шустовой.
Мы
едем, по обыкновению, за город,
на острова; а в нынешний раз с нами
едет миленький; как это приятно мне».
Они
поехали по озеру, около
островов, посещали некоторые из них,
на одном находили мраморную статую,
на другом уединенную пещеру,
на третьем памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марье Кириловне девическое любопытство, не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя; время прошло незаметно, начало смеркаться.
Начальник
острова пользуется
на Сахалине огромною и даже страшною властью, но однажды, когда я
ехал с ним из Верхнего Армудана в Арково, встретившийся гиляк не постеснялся крикнуть нам повелительно: «Стой!» — и потом спрашивать, не встречалась ли нам по дороге его белая собака.
Этот благочестивый разговор подействовал
на Аграфену самым успокаивающим образом. Она
ехала теперь по местам, где спасались свои раскольники-старцы и угодники, слава о которых прошла далеко. Из Москвы приезжают
на Крестовые
острова. Прежде там скиты стояли, да разорены никонианами. Инок Кирилл рассказывал ей про схоронившуюся по скитам свою раскольничью святыню, про тихую скитскую жизнь и в заключение запел длинный раскольничий стих...
— Не перебивайте меня! Вы понимаете: обед стоял
на столе, в кухне топилась плита! Я говорю, что
на них напала болезнь! Или, может быть, не болезнь, а они увидели мираж! Красивый берег,
остров или снежные горы! Они
поехали на него все…
Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с вожжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом,
на котором, сверх всего этого, зачастую восседала,
на самой вершине воза, тщедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я
на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль
островов, — воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и
поехало, все переселялось целыми караванами
на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно; мне решительно некуда и незачем было
ехать на дачу.
Писарев называл их обжорами и звал меня
ехать с ним
на небольшой лодке, управляемой тутошним рыбаком, прицепиться к одному из
островов, около которых всегда держатся окуни, и начать уженье немедленно.
— Там все собираются
ехать чай пить
на остров, — сказал Петр Дмитрич, подходя. — Распорядись… Мы все
поедем на лодках, а самовары и всё прочее надо отправить с прислугой в экипаже.
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо
на восток,
Мимо
острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану...
Началось это весной. Вскоре после Пасхи, которая была в том году поздней, мы
поехали с ним однажды
на острова. Был ясный, задумчивый, ласковый вечер. Тихие воды рек и каналов мирно дремали в своих берегах, отражая розовый и лиловый свет погасавшего неба. Молодая, сероватая зелень прибрежных ив и черных столетних лип так наивно и так радостно смотрелась в воду. Мы долго молчали. Наконец под обаянием этого прелестного вечера я сказал медленно...
Приехали люди
на остров, где было много дорогих каменьев. Люди старались найти больше; они мало ели, мало спали, а все работали. Один только из них ничего не делал, а сидел
на месте, ел, пил и спал. Когда стали собираться домой, они разбудили этого человека и сказали: «Ты с чем же домой
поедешь?» Он взял поднял горсть земли под ногами и положил в сумку.
Он был и в Индии, занимался торговлей в Китае, но неудачно; потом
поехал в Гаванну служить
на одной сигарной фабрике, оттуда перебрался в Калифорнию, был репортером и затем редактором газеты и — авантюрист в душе, жаждущий перемен, — приехал
на Сандвичевы
острова, в Гонолулу, понравился королю и скоро сделался первым министром с жалованьем в пять тысяч долларов и, как говорили, был очень хороший первый министр и честный человек.
На другой день утром я написал письма в концессию с просьбой отправить их во Владивосток с ближайшей оказией и затем
поехал с орочами
на реку Хади. Как и надо было ожидать, при устье река разбивается
на несколько мелководных рукавов, разделенных наносными
островами недавнего образования и еще не успевших покрыться растительностью.
Закрутились. Допили бутылку,
поехали на ковке
на Васильевский
остров. Там еще в каком-то трактире пили. Орган около буфета ухал „Марш тореадоров“, толпился народ у буфетной стойки. Печерников сидел, свесив голову над полной рюмкой, и говорил...
Был декабрь месяц, мы с братом собирались
ехать на святки домой. Однажды в студенческой читальне просматриваю газету «Неделя». И вдруг в конце, в ответах редакции, читаю: «Петербург, Васильевский
остров. В. В. С-вичу. Просим зайти в редакцию». Это — мне. Месяц назад я послал туда небольшой рассказ из детской жизни под заглавием «Мерзкий мальчишка».
На Невском мы расстаемся. Саня Орлова, в сопровождении Коршунова, Берегового и Рудольфа, идут пешком
на Васильевский
Остров. С ними до конки
на Петербургскую Сторону шагает веселая хохотунья Маруся.
На Михайловской улице в другую конку сядет моя Ольга и
поедет к Смольному, где ютится у своей одинокой тетки, которая служит в канцелярии богадельни за жалкие гроши. Денисов и Федя Крымов провожают меня до своей кухмистерской. Затем я сворачиваю к себе в Кузнечный, а они идут «насыщаться» копеечным обедом.
Он, впрочем, ранее заехал в кондитерскую Гидля, думая застать там графа, но обманувшись в этой надежде,
поехал на Васильевский
остров.
Через несколько дней Григорий Александрович
поехал на Васильевский
остров.
Один раз я
поехала одна кататься днем
на Стрелку, мы жили тогда
на Каменном
острове.
Он выбежал как сумасшедший из квартиры доктора и, бросившись в пролетку извозчика, приказал ему как можно скорее
ехать на Каменный
остров.
Несмотря
на то что Анжель, эта, как уже, без сомнения, догадался читатель, первоклассная звезда петербургского полусвета, недели с две, как переехала
на свою прелестную дачу
на Каменном
острове, буквально утопавшую в зелени, окруженную обширными цветниками, с фонтаном посередине, с мраморными статуями в многочисленных и изящных клумбах, с громадной террасой, уставленной тропическими растениями, с убранными внутри с чисто царскою роскошью, начиная с приемной и кончая спальней, комнатами — она приказала кучеру, как мы уже знаем,
ехать на свою городскую квартиру.
— Оставь меня, Семен! Я, разумеется, не назову имени человека, прежде, чем расскажу, почему я его подозреваю! Когда Оля жила у вас, она познакомилась с некоей Левицкой, молодой девушкой, которая затащила ее в известный притон
на Васильевском
острове к полковнице Усовой. Не сдобровать бы уж ей и тогда, но спасибо добрый человек Ястребов разъяснил нам, в чем дело, и муж вовремя
поехал к Усовой и застал Олю с глазу
на глаз с…
Карета медленно поворотила и
поехала обратно
на Васильевский
остров.
Антон Антонович прямо из дома графа
поехал на Большой проспект Васильевского
острова. Там от местного квартального надзирателя и из расспроса соседей он узнал все то, что уже известно нашим читателям по поводу загадочного исчезновения и самоубийства Екатерины Петровны.
Незаметно пролетели летние месяцы, наступил сентябрь. Павел Кириллович Зарудин, давно заметивший странную перемену к себе в Федоре Николаевиче с тех пор, как ненавистный ему Аракчеев стал посещать их дом, о чем с торжествующим видом передал ему сам Хомутов, все-таки, по настоянию сына,
поехал на Васильевский
остров узнать решение судьбы молодого влюбленного гвардейца.
Графиня Клавдия Афанасьевна, понятно, и не думала
ехать в этот день
на Васильевский
остров.