Серебряный блик. История русалки с серебряной звездой

Натали Ллойд, 2020

Девочка Элиза больше всего на свете любила море. Точнее море было на втором месте, а на первом – домик её бабушки Моры на морском берегу и сама бабушка. А ещё Элиза любила письма, которые присылала ей бабушка. И когда в очередном письме Мора позвала её в гости, потому что настала пора особенного приключения, Элиза мигом отправилась в путь. Серебряный Блик была принцессой океана, его грозной легендой и защитницей. И она не собиралась покидать родные пучины. Пока однажды не увидела свет особенной звезды. Что связывает их – бесконечно далёких друг от друга девочку и русалку? Тайна, покрытая туманами и брызгами волн, история о магии, отваге и, конечно же, любви. Элизу ждёт приключение. Серебряный Блик тоже. И, может быть, в конце концов старая тайна русалки с чёрными как ночь волосами и сияющей звездой наконец-то будет раскрыта.

Natalie Lloyd

SILVERSWIFT

audible ©2020 Natalie Lloyd (P)2020 Audible Originals, LLC

© Тинина И., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Местные моряки рассказывают истории о ветре.

О том, как он зовёт неприкаянные души.

«Сделай шаг», — выдохом на стекле.

«Будь диким. Будь свободным!» — дрожью в снегопад.

«Следуй за своим сердцем», — росчерком морского течения.

«Сейчас, — шепчет грозовое облако, — начинается история. Жили-были…»

Закрой дверь, устраивайся поудобнее.

Слушай внимательно, друг мой.

Сегодня ночью ветер зовёт тебя.

Часть первая. Элиза

Глава 1

Ветер искал историю, которую можно было бы рассказать. И началась она здесь, среди блеклых снеговых облаков, которые вьются высоко над городом. Здесь происходили тысячи событий, сотни «и жили они долго счастливо» и «ещё пока не долго и не счастливо», на которые можно было нарваться, рассекая улицы города на скутере. У каждого прохожего была своя история, и каждая достойна того, чтобы её рассказали. Но зимние вечера созданы для бесед у камина и сказок на ночь о зове сердца и героях.

Герой… Вот кого искал ветер.

Шаловливый порыв пронёсся по центру города и свернул на оживлённую Персиковую улицу. Снег не часто наведывался в этот город, поэтому жители были воодушевлены как никогда. Машины гудели и мигали огнями, сновали туда, сюда и обратно. Дети в полосатых шарфах оставляли свежие следы на тротуаре, припорошённом только что выпавшим снегом. Лавочник взобрался на хлипкую лестницу, чтобы повесить фонарики на витрину своего канцелярского магазина. Он поморщился, когда проказник-ветер бросил пригоршню снега ему в лицо.

«Не о нём, — решил ветер. — Не сегодня».

Ветер бросился на другую сторону улицы, взъерошив голубые пряди на голове молодого человека, который стоял на углу и перебирал струны своей старой гитары. Снежинки застревали в его ресницах. Он, как обычно, исполнял свою грустную песню о птицах-тенях и разбитых сердцах:

Я буду прижимать тебя к груди, пока могу,

Но скоро, любовь моя,

Ты упорхнёшь,

Ты так живёшь…

Ветер зашептал меж струн: «Тсс, не ты, не сегодня, пока не ты».

Затем он резко свернул и начал подниматься выше, и выше, и выше, и… «Вот ты где!»

На другой стороне улицы, на двенадцать этажей выше всей этой суеты, в своей родной квартире, удобно устроившись на подоконнике, сидела одиннадцатилетняя девочка в очках, съехавших на кончик носа. Во рту она держала леденец на палочке, на коленях лежала раскрытая книга, глаза её блестели.

«Ты! — мягко прошептал ветер. — Пришёл твой час». Ветру хорошо известно то, о чём часто забывают все остальные: одиннадцатилетние девочки — самые могущественные из героев.

Друзья звали эту девочку Лиззи. Мама звала её Элиза. А у бабушки, бабули Моры, было особое прозвище для девочки. Она звала внучку Фениксом.

— Ты моя смелая яркая звёздочка, — говорила Элизе бабуля. — Твоё сердце бесстрашно, а кудри как огонь.

Элиза считала, что её волосы больше похожи на ярко-оранжевое облако, а не на багровое пламя. Хотя неважно. Ей нравилось всё, что говорит бабуля Мора.

Элиза напевала себе под нос песенку, наблюдая, как кружится и падает на землю снег. С высоты двенадцатого этажа машины, сновавшие по дорогое туда-сюда, больше походили на разноцветных жуков, а детские шарфы — на леденцы. Мигающие фонарики, развешанные на витрине мистера Чана, напоминали паутину из радостных, дрожащих звёзд, а голубоволосый гитарист — чернильное пятно.

Элиза вынула вишнёвый леденец изо рта и с удовольствием причмокнула. Потом прокашлялась и взялась за леденец как за микрофон, чтобы подпеть гитаристу. Музыка сюда не доносилась, но слова девочка знала, потому что слышала эту песню каждый день по дороге в школу.

— «Но скоро, любовь моя, ты упорхнёшь, — пела Элиза. — Ты так живёшь…» — На этих словах она засмеялась. — Думаешь, летать весело, Диггори?

Диггори, кот Элизы, повернул свою пушистую рыжую мордочку в её сторону и вопросительно уставился на хозяйку.

— И я не знаю, — призналась Элиза, протянув руку, чтобы пощекотать ему шейку. — Хотя это здорово упростило бы жизнь. Я бы проводила одну неделю в одном месте. А в другом — другую. В Атланте бывала б по праздникам. В Чаттануге — на осенних каникулах. — Элиза отправила леденец обратно в рот. — Летом — у моря. Будь я птицей, летала бы в любое из этих мест, когда захочу. Особенно на море.

Одна лишь мысль об этом славном месте, о море и лете заставила Элизу улыбнуться.

— Будь я настоящей птицей, — сказала Элиза, почёсывая Диггори за ушами, — я бы сейчас же улетела на крыльях из этого города прочь прямиком на пляж. — Её грудь наполнилась теплом от одной лишь мысли о дрейфующих серых облаках и холодном песке. — Я бы нашла бабулин синий домик у моря и провела бы с ней все зимние каникулы. А ещё… Мне бы пришлось есть червей, будь я птицей, — она вздрогнула. — Лучше стать такой птицей, которая может по волшебству превращаться в человека. Не могу же я всё время есть червей.

Кот свернулся клубком на коленях Элизы, погрузившись в четырнадцатый по счёту дневной сон под убаюкивающий голос девочки.

— У бабули Моры я больше чувствую себя дома, чем в этой квартире, хотя на самом деле это и есть мой настоящий дом, — сказала Элиза, поглаживая Диггори по спине. — Это странно?

Диггори начал мурлыкать. Или храпеть. Элиза не всегда понимала разницу.

— Быть может, всё дело в том, что тот дом настоящий, с фундаментом, — сказала она. — У него старые трубы, которые рычат и булькают, стоит только включить душ. А ещё в нём всегда пахнет печеньем, можно услышать шум океана, открыв окно, а не гудки и злобных голубей, как здесь. Всамделишный океан — это сила!

Услышав это, кот открыл глаза.

— А ещё, — продолжила девочка, — у бабули есть настоящий двор c деревьями, красными кардиналами, подсолнухами, почтовым ящиком и прочей всячиной. Разве не круто доставать почту из настоящего почтового ящика, а не из серебристой коробки в лобби? Ты же знаешь, что письма заставляют моё сердце биться чаще, да, Дигс?

Диггори знал. А ещё он знал, что у Элизы Грей в тот момент были три навязчивые идеи: красные леденцы в форме русалок, ламы и письма. Настоящие письма, написанные от руки и запечатанные в конверты. У Диггори была лишь одна навязчивая идея: еда. А ещё сон. Он встал, потянулся и зевнул так, что Лиззи почувствовала запах рыбы из его пасти.

— Фу, — засмеялась она. Потом выглянула в окно и увидела бумажные звёзды-фонари, которые подмигивали ей. — Я, конечно, люблю эту улицу. И город люблю. Но я не чувствую, что… это мой дом. Не всегда. Особенно когда праздники близко.

Элиза пересчитала только те окна на другой стороне улицы, в которых не было фонариков. В одних окнах горели красно-зелёные гирлянды, в других светились семисвечники. Через прозрачные шторы в одном из домов она смогла различить размытое мерцание гирлянды на ёлке.

Вы, наверно, подумали сейчас, что синеволосый музыкант должен был петь рождественские песни. «Может, он очень скучает по кому-то?» — размышляла Элиза. Иногда он пел любимую песню её бабушки «За морем». Она была написана в шестидесятые. В такие дни Элиза останавливалась, чтобы послушать.

— Моё место у моря, — сказала Элиза коту. — Это всё, что мне нужно. Я чувствую это в самой глубине души. Там, где всё имеет смысл. Понимаешь?

Она дотронулась кончиками пальцев до холодного стекла. Ветер перекатывался по внешней стороне окна, заставляя раму дребезжать. Он тоже хотел прикоснуться к Элизе.

— Иногда ветер шумит как океан, — прошептала она, ещё сильнее прижав лицо к стеклу. — Если хорошенько прислушаться, можно услышать, как он зовёт меня по имени.

Дрррр!

Услышав звонок в дверь, Элиза вздрогнула и едва не упала с подоконника. За звонком последовало уверенное «тук-тук». Мама ещё не должна вернуться с работы, должно быть, это…

— Рождественская почта! — раздался приглушённый голос из-за двери.

— О, боже, письмо! — радостно закричала Элиза. Прогнав кота с коленей и запрыгнув в тапочки в виде кроликов, она побежала к двери со всех ног. Посмотрела в глазок.

— Здравствуйте, мистер Ригли!

— Здравствуйте, мисс Грей, — улыбнулся почтальон. От холода у него раскраснелся нос. Толстый шарф почти полностью прикрывал ему рот. — У меня особая посылка для вас. В инструкции было сказано, что я должен вручить её лично.

— Наверное, это от моей бабули Моры, — сказала Элиза, вытянув руку с леденцом вверх. — Она присылает с острова леденцы в коробках. Мистер Ригли, вам доводилось пробовать леденцы в форме русалок? Если попробуете, ваша жизнь поделится на «до» и «после».

Декстер Ригли коротко усмехнулся и протянул Элизе планшет с ручкой:

— Иногда жизнь делится на «до» и «после» из-за одного письма. Поэтому я так люблю почту.

— В этом мы с вами похожи, — вздохнула Элиза. Положив руку на сердце, она продолжила: — Вы же знаете силу написанного от руки письма.

Мистер Ригли кивнул, осмотрев коробку.

— Эта коробка пришла с островов. Через всю Джорджию прямиком в Атланту. Кажется, она пролежала ночь на почте. А ещё она вся покрыта наклейками с ламами.

— Да! — с улыбкой ответила Элиза. — Точно от бабули Моры.

Расписавшись на планшете, Элиза вспомнила то лето, в которое бабуля Мора научила её каллиграфии.

— Слишком мелко, мой маленький Феникс, — говорила бабушка. — Пишешь, словно шепчешь. Вот как надо! Подпиши так! — Бабуля Мора схватила ручку и вонзила её в промокашку. — Твоё имя должно упасть на бумагу как лента, видишь? Ты Элиза! Это заявление! Ты не шёпот! Пиши размашисто.

С тех пор Элиза так и делала. Она писала своё имя крупными, размашистыми и напористыми буквами, так, словно они кусали бумагу, как пламя, будто ей нравилось занимать место на странице.

Мистер Ригли кивнул и протянул Элизе маленькую коричневую коробку, обёрнутую бумагой и перетянутую тонкой бечёвкой. Элиза потрясла её. На леденцы не похоже.

— Спасибо, — сказала она, с любопытством разглядывая посылку.

Мистер Ригли приподнял кепку и ушёл по слишком тихому коридору прочь.

Элиза прижала коробку к груди. Заперла дверь и побежала обратно к подоконнику. Мороз нарисовал похожие на перья узоры на стекле. Элиза устроилась на подоконнике, натянула плед и провела пальцем по адресу отправителя:

Мисс Мора Рейес

2021, Океанский проезд

остров Сент-Саймонс, Джорджия

Остров.

— Дом, — выдохнула Элиза, разрывая упаковку.

Сначала Элиза нашла письмо.

— Диггори, ты чувствуешь этот запах? — сказала она, нюхая красный конверт. Мать Элизы считала, нюхать всё подряд — книги, письма, картины, ушную серу — нелепо. Но в отличие от ушной серы (которая пахнет солью, уксусом и картофельными чипсами), письма бабули пахли очень приятно: ранним рассветом, морской солью и чистым воздухом.

Диггори вежливо принюхался к письму, а затем свернулся калачиком на коленях Элизы и окунулся в свой пятнадцатый дневной сон.

— Я прочту вслух специально для тебя, — разорвала она конверт.

Моей дорогой Элизе Грей

(Фениксу с Персиковой улицы)

Моя дорогая!

Мой Феникс!

Как ты?

Надеюсь, я застала тебя в добром здравии на твоём любимом подоконнике. Должно быть, ты сидишь на нём, как маленький счастливый воробушек.

Эллис Доуз каждый день спрашивает про тебя. И Хелен из кафе тоже. Остров без тебя совсем не такой, каким он бывает, когда ты здесь. Мы все очень по тебе скучаем.

Наверное, ты задаёшься вопросом, зачем я утруждаю себя написанием письма, когда можно было просто позвонить. Во-первых, я не могу пользоваться этим дурацким мобильником. Кажется, у меня аллергия на технологии.

Во-вторых, я знаю, что ты любишь получать письма. Если честно, я не знаю никого, кто бы любил получать письма так же сильно, как ты. И в этом я тебя понимаю. Когда кто-то пишет письмо, ему приходится хорошенько думать, подбирать слова. И это, возможно, самые важные слова из всех, что я тебе говорила. Или писала. Поэтому я делюсь ими здесь.

Сначала плохие новости, Феникс мой. Случилось то, чего мы так боялись: моё зрение почти полностью покинуло меня. Доктор говорит, есть вероятность, что эта зима станет последней из тех, в которые мои глаза служили мне.

Ну и ладно!

Ну и пусть.

Погоди-ка!

Только не грусти из-за меня, Элиза. Мы знали, что этот день придёт. Слова, которые произнёс мой добрый доктор, немного разбили мне сердце. Конечно, разбили. Одна лишь эта мысль сделала зиму темнее, но ненадолго. Несколько дней мне не хотелось вставать с постели. Казалось, что мои кости сковал холод. Но несмотря на это, я говорю себе: вперёд! Я не позволю зиме или предателям-глазам взять надо мной верх. Меня ничто не сломит. Если эти глаза скоро потухнут, как старый телевизор, напоследок я хочу увидеть кое-что чудесное. Я хочу увидеть тысячи чудес.

А ещё мой доктор мог ошибиться. Может, впереди ещё пятьдесят зрячих лет. И следующие полвека я увижу кучу сгоревших на солнце туристов, которые приезжают на остров, чтобы купить футболок. Но есть и другая вероятность: у меня осталось пять месяцев, или пять недель, или пять дней. Но я знаю наверняка: напоследок я должна кое-что увидеть.

Я должна показать это кое-что тебе.

Я долго ждала, чтобы показать её тебе.

Время — ненадёжный друг, Элиза. Да и не друг оно вовсе. У меня нет больше времени ждать.

Каждое лето, когда ты приезжаешь в мой домик у моря, ты просишь меня рассказывать истории. Я рассказываю тебе одни и те же сказки снова и снова, потому что знаю, ты любишь их. Но есть одна, которую я откладывала. Конечно, кое-что из неё ты уже знаешь. Я рассказывала тебе начало. А теперь пришло время рассказать тебе, чем она заканчивается.

И для этого необходимо отправиться в приключение, преодолеть сложный путь, Элиза, и пройти его сможем только мы с тобой (твоя мама тоже могла бы пройти его, но она не станет этого делать. В чём-то она более хрупкая, чем мы). Я всё объясню. Но сначала ты должна приехать на остров, чтобы мы начали свой путь отсюда. Запомни две вещи, Феникс.

Во-первых, не говори маме про приключение. Ты же знаешь, она считает меня сумасшедшей (она права, я сошла с ума много лет назад).

Во-вторых, поверь мне, когда я буду говорить, что не все истории — выдумки. Некоторые из них — лучшие из них — вполне правдивы.

Так что соберись-ка, милая, и приезжай на остров. Я должна что-то тебе показать.

С любовью,

бабуля Мора Рейес.

— Смотри, Дигс, — сказала Элиза, указывая на страницу. — Вот как надо писать своё имя. Крупно, витиевато и с радостью. Так, словно гордишься тем, что топчешь планету.

Сложив письмо, Элиза вновь взяла в руки коробку. Внутри она нашла небольшой свёрток, туго перевязанный красной лентой. Диггори встал. Хотя он делал вид, что не интересуется коробкой, удержаться от того, чтобы обнюхать её, было невозможно. Элиза шуршала обёрткой, развязывая узел. Как только последний слой бумаги упал, у девочки от восхищения перехватило дыхание. Красной бумагой было обёрнуто простое украшение — русалка, будто целиком отлитая из серебра.

Потянув за белую шёлковую ленту, Элиза подняла русалку выше. Она провела пальцем по фигурке — кончикам волос, изгибу хвоста. Элиза хорошо знала это украшение.

Из всех историй, которые рассказывала ей бабушка, из всех сказок про королей и королев, волшебные королевства и падающие звёзды, самой любимой была эта.

— Серебряный Блик, — прошептала Элиза.

Услышав это имя, Диггори выгнул спину.

А ветер, одинокий страдалец, предупреждающе завыл за окном. «Так опасна, — запел ветер, — так темна эта сказка. Ей нужна сильная героиня. Такая, как ты».

У зимнего ветра долгая память. Он никогда ничего не забывает.

Глава 2

— Нет, нетушки, только не остров, — сказала мама Элизы — Джослин, выкладывая тушёный шпинат на голубую тарелку. Посмотрев на тарелку Элизы, она положила дополнительную порцию и на неё.

— Давай обсудим, — попыталась возразить Элиза.

— Нет, — повторила мама. — Дорога туда — такая морока. К тому же зимние каникулы длятся всего две недели. И ты хочешь потратить их все на остров? Ты же пропустишь Рождество!

— Я проведу Рождество с бабулей, — ответила Элиза, зачерпнув серебряной вилкой большую горку «таких полезных для тебя овощей». — Я хочу побыть с ней. Бабуля Мора нуждается во мне. Её письмо было таким… грустным.

Джослин застучала вилкой по тарелке:

— Какое письмо?

— Ты же знаешь, что мы обмениваемся письмами.

— Мора плохо видит. Почему вы не можете пользоваться телефонами? Можно же пообщаться по видеосвязи.

Элиза пожала плечами:

— Иногда мы так и делаем. Но она не любит телефоны. А ещё в письмах есть особое волшебство. Мам, письма пишут с серьёзным намерением!

— Да-да, — Джослин закатила глаза и улыбнулась. — Продолжай.

— Так вот, сегодня мне доставили бабулино письмо… Я думаю… Ей одиноко. Она не должна проводить праздники одна.

— Я каждый год предлагаю ей праздновать вместе с нами, — сказала Джослин. — Но она не соглашается. Может, она хочет жить в одиночестве.

— Ей просто не нравится город, — ответила Элиза, пожав плечами. — Но никто не должен проводить праздники в одиночестве. Я волнуюсь за неё.

Джослин наколола шпинат на вилку и вздохнула:

— Больше всего меня волнует её рассудок. Иногда она становится какой-то… Отрешённой.

Новый парень мамы с квадратной челюстью и именем, которое Элиза никак не могла запомнить (Картер? Карсон? Карл? Оно точно начиналось на К.), коснулся руки Джослин и поправил розовый галстук. Казалось, что у этого парня, имя которого начиналось с буквы К, был бесконечный набор розовых галстуков.

Элиза откашлялась, чтобы привлечь его внимание.

— Чтоб ты знал, бабуля не теряет рассудок. Просто у них с мамой разные взгляды на жизнь. Но нельзя же говорить, что кто-то съехал с катушек просто потому, что его мнение отлично от твоего.

Парень, чьё имя начиналось на К (Коннер? Колин?), искренне закивал в ответ:

— Ты права.

— Я часто бываю права, — ответила Элиза. Это не высокомерие. Но нужно быть уверенной в своём голосе и мыслях. Этому её научили бабушка с дедушкой.

— Элиза, — мягко начала Джослин. — Давай не будем вспоминать про семейные проблемы за ужином.

— Почему нет? — спросила Элиза. — У нас классная семья.

— Пусть говорит, — сказал Розовый Галстук Джослин. — Семейные проблемы делают жизнь веселее, разве не так? Они есть у всех. Твоя мама не может быть настолько плоха. Какая она в жизни? Как её зовут?

Джослин вздохнула и надавила тонкими длинными пальцами на виски.

— Мою маму зовут Мора Рейес. Она… Уникальна.

Элиза покачала головой.

— Ты никогда не рассказывала ему о бабуле? — Она посмотрела на Розовый Галстук. — Только представь себе самую крутую даму из всех тебе знакомых. А теперь представь кого-то, кто ещё круче. Вот это и есть бабуля Мора Рейес.

— Я представил маленькую милую старушку, — Розовый Галстук улыбнулся.

— Не-а, — в один голос ответили Элиза с мамой.

Прежде чем мама успела вставить слово, Элиза уточнила:

— Прилагательное «милая» совсем ей не подходит. Она добрая, дерзкая, смелая и смешная. Но совсем не милая.

— Не уверена, что упоминала об этом раньше, — быстро вставила Джослин, — но мама всё ещё живёт у моря. Я выросла на острове Сент-Саймонс, это такой странный барьерный островок возле побережья.

— Идиллия, — ответил Розовый Галстук.

Заглянув в телефоне в словарь, чтобы узнать, что значит слово «идиллия», Элиза поддержала его:

— В точку.

— Он… необычный, — сказала Джослин, отпив из бокала.

Элиза терпеть не могла, когда мама описывала остров этим словом. Она говорила так, будто остров ей наскучил. Так же можно было сказать: «Я иду к стоматологу. Я выйду вынести мусор. У меня все галстуки розовые».

— Остров феноменален, — вмешалась Элиза. — У бабули Моры на нём своё дело. Она была одной из первых женщин, открывших своё дело, ещё до того, как это стало модным.

Розовый Галстук поднял брови:

— Да?

Джослин откинулась на спинку стула. Она не теряла осанку, даже когда расслаблялась.

— У моей матери сувенирная лавка, — сказала она тоном, который берегла для всего «необычного». — Магазин с безделушками, они с отцом держали его много лет. Они зарабатывали, продавая туристам рюмки и пепельницы из ракушек. Маму подкосила смерть отца. Но у неё стальной характер, а туристы всегда любили футболки, разрисованные аэрографом, и смешных старушек с юга.

— Пока всё это гораздо интереснее моей работы, — сказал Розовый Галстук, пожав плечами.

— Её знают не потому, что она продаёт сувениры. Она знаменита тем, что торгует картами. Одна из карт, например… — снова перебила его Элиза.

— Элиза, — строго прервала её мама.

Но Элиза уже чувствовала, как в ней разгорается пламя.

— Люди со всего мира приезжают в магазинчик бабули Моры. Она продаёт карты… Карты для поиска русалок. По ним можно добраться до Бухты Сирен.

Розовый Галстук заморгал и смущённо наморщил лоб. «Он же не знает, что это такое! — вдруг осознала Элиза. — Но как это возможно?!»

Джослин снова постучала вилкой по тарелке:

— Элиза, пожалуйста. У меня нет настроения для сказок.

— Ты же зарабатываешь на жизнь сказками.

— Не сказками, а реальными историями, — уточнила Джослин. — Я рассказываю новости. А не слухи про русалок.

— А что такое Бухта Сирен? — спросил Розовый Галстук. Он протянул руки и начал неловко массировать плечо Джослин. Розовый Галстук то и дело трогал и тискал маму. Элиза подумала, что это немного противно. А иногда и вовсе гадко.

— Бухта Сирен — секретное место, в котором раз в год, в день зимнего солнцестояния, собираются русалки, чтобы спеть Зимнюю Песню, — быстро выпалила Элиза, пока мама не перебила её.

Розовый Галстук снова заморгал. Элиза не унималась:

— Конечно же, Бухта Сирен хорошо спрятана. Её не увидишь ни с неба, ни даже с берега. Её нет ни на одной карте. Исследователи — настоящие исследователи — так и не смогли найти её. Но бабуля Мора уверена: она существует. А остров — идеальное место для неё. Зимой там не очень много людей, поэтому русалки могут безопасно петь над водой.

Розовый Галстук снова поднимает свои идеально уложенные брови. Он всегда смотрит на Элизу так, будто она какой-то странный музейный экспонат.

— И почему же русалки поют?

— Да потому, что всё в этом мире связано двумя вещами: песнями и историями. Ты знал об этом? Песни сирен связывают нас. — Чувства захватили Элизу, и её голос стал громче. Она не могла сдержаться. — До того как люди начали на них охоту, они пели всё время. Но теперь они только и делают, что прячутся. Теперь они поют лишь в день зимнего солнцестояния. В этот день русалки со всего света собираются в Бухте Сирен. Так они объединяются и напоминают самим себе, что не одиноки. Если русалки перестанут петь, мир погрузится в хаос.

— А люди могут услышать их… ну… их Зимнюю Песню? — спросил Розовый Галстук.

— Думаю, да, — взволнованно ответила Элиза. — Но люди не могут найти бухту.

Джослин перебила их вежливым покашливанием:

— Это всё сказки Моры, у неё их слишком много.

— Это странно, — тихо произнёс Розовый Галстук.

— Вовсе нет, — возразила Элиза. — У многих видов животных есть подобные ритуалы. Бабочки-монархи раз в год мигрируют в Мексику. Киты возвращаются в тёплые воды, чтобы произвести на свет детёнышей. Русалки приплывают в Бухту Сирен, чтобы петь.

Мать Элизы полностью проигнорировала её слова. Розовый Галстук медленно кивнул, обдумывая услышанное. Элиза старалась быть терпеливой. Ему надо было многое осознать.

Он спросил:

— Так ты говоришь, твоя бабушка продаёт карты, которые ведут к этой волшебной секретной бухте?

Элиза вздохнула:

— Не совсем. На карте куча примечаний, догадок, где могла бы быть бухта, близлежащие районы и всё такое. Я же сказала, что люди веками пытались найти её. Пока никому этого не удалось. Бабушка с дедушкой всегда думали, что остров прятал бухту, чтобы защитить русалок. Карта содержит целую кучу вероятностей. Она как бы начало.

— Кучу вероятностей, — промямлил Розовый Галстук, отпивая напиток. — Я думал, ты слишком взрослая для таких сказок.

— Для сказок нельзя быть слишком взрослым, — ответила Элиза. — Ровно до тех пор, пока человек сам не примет решение, что он слишком взрослый. И если честно, слишком уж без них скучно жить.

— Бухта Сирен, — сказала Джослин, устало улыбаясь, — это несуществующее место, придуманное Морой и отцом. Они отметили его на картах, чтобы свести концы с концами. Не смотри на меня так, Элиза! Я уважаю то, что они сделали. В этом мире есть место для сказочников. Но семейство Рейес всегда тратило слишком много времени на мечты и слишком мало на работу.

Элиза опустила руки на колени и закрутила уголок салфетки.

— Они были… Они счастливы там. И я счастлива, когда я там, — ответила Элиза. — Чего можно желать больше, чем счастья?

— Можно мечтать о том, чтобы изменить мир, — воодушевлённо ответила Джослин. — Смотреть правде в глаза, делать жизнь лучше. Сказки ничего не меняют.

Элиза кивнула, хотя вовсе не была согласна.

— Я просто хочу быть рядом с ней. Мы не будем видеться во время каникул, ведь ты так много работаешь. Разве мысль о том, что я у океана, дышу свежим солёным воздухом, не сделает тебя счастливее? Я могла бы кататься на велике по набережной.

— И слушать её бред, — саркастично подметила Джослин. — Ничего страшного в том, чтобы верить в её сказки в детстве. Но Картер прав…

— Картер! — выкрикнула Элиза, шлёпнув рукой по столу. Она посмотрела на него и покачала головой. В ответ он взглянул на неё большими, полными страха глазами. — Прости, — сказала девочка. — Честно говоря, я забыла твоё имя. Я думала, ты Купер. Ты очень похож на Купера.

— Правда? — спросил он.

— Да, — ответила Элиза.

— Элиза, — повысив голос, сказала Джослин. — Тебе одиннадцать. Ты почти подросток. Ты же понимаешь, что Мора рассказывает глупые сказки? Правда — вот настоящий якорь. А не сказки. Ты хочешь закончить свои дни как бабуля? Ты хочешь продавать пепельницы на богом забытом острове?

Элиза хотела ответить: «Да, очень!» Но она понимала, что иногда лучше промолчать. И это был тот самый момент.

— Я просто не понимаю, как мне быть.

Джослин Грей бросила свою салфетку на стол, встала и водрузила тарелку Розового Галстука на свою.

— Эй, — возразил он с набитым ртом. — Я же не доел. И вообще, я считаю, что ты должна отпустить её. Детям важно общаться с бабушками и дедушками.

Ответом ему был лишь стук каблуков по кафельному полу.

— Мора Рейес, — швырнув тарелки в раковину, сказала Джослин, — хорошему не научит. Я считаю, она абсолютно дикая женщина.

Она произнесла эти слова так, будто это плохо. Словно мысль о том, что Мора Рейес — дикая, поможет Элизе прийти в чувство. Но той идея, что однажды она может стать дикой женщиной, казалась очень притягательной. Элиза знала, что есть люди дикие, а есть, наоборот, скучные. Скучные, как грязная посуда или тушёный шпинат. Они как повторяющаяся изо дня в день мелодия на уроках музыки.

Но если Мора Рейес была дикой, то быть дикой — значит носить длинные платья, покрашенный вручную «тай-дай», небрежно заплетать косы и мастерить украшения из морского стекла. Быть дикой — это каждое утро пить апельсиновый сок из бокала для вина, словно рассвет — достаточный повод для праздника. Быть дикой — это играть на гитаре на пляже, освещённом лишь полной луной.

Дикая Мора Рейес расписывала морские ракушки и стены стихами, рылась в песке в поисках гребешков. На своей крошечной кухне она готовила самые странные блюда на свете: суп гамбо, печенье в форме ангелов, карамельный торт и красные леденцы в форме русалок с сюрпризом внутри.

Джослин прислонилась к кухонному шкафу и посмотрела на Розового Галстука.

— У моей матери шрам на груди с тех пор, когда она выступала в цирке. Она жонглировала огненными булавами. Если ты думаешь, что я шучу, то это не так.

Розовый Галстук снова рассмеялся.

— Мам, — вкрадчиво произнесла Элиза. — Не делай из неё посмешище.

— Я волнуюсь за неё, — ответила Джослин. — Её голова работает совсем не так, как раньше.

Элиза покачала головой, не проронив ни слова. «Сегодня я буду сдержанной, — подумала Элиза, аккуратно сложив салфетку на стол. — Но однажды я стану дикой. Я вплету цветы в волосы и надену длинное платье. Я начну играть на гитаре под полной луной и качаться под звук волн, омывающих берег».

— На острове я чувствую себя как дома, — заявила Элиза. — Мне нравится быть рядом с ней. Мне нравится быть там, где ты выросла, и нравится знать, откуда я происхожу.

— То, куда ты идёшь, — многозначительно заявила Джослин, — гораздо важнее того, откуда.

Розовый Галстук встал и прокашлялся.

— Нет ничего крамольного в том, что кто-то выступал в цирке. Девочке нужно знать свои корни.

Элиза кивнула, бросив на него подозрительный взгляд.

— Точно!

Джослин скрестила руки на груди.

— Ладно, я признаю, без Элизы мне будет одиноко. Мы ещё никогда не расставались на время каникул.

— Купер будет рядом, — напомнила Элиза.

— Картер, — прошептал он, подмигнув. — И да, я останусь с тобой, если ты захочешь. А ещё мы могли бы куда-нибудь поехать. Если ты захочешь.

— Отличная идея! — заявила Элиза. — Отправляйтесь в путешествие на машине. Познакомьтесь поближе!

Джослин покачала головой:

— Куда же мы поедем?

Розовый Галстук встал, обогнул стол и подошёл к ней.

— Куда душе угодно. Выбирай.

«Ой, божечки, — думала Элиза, пока её сердце колотилось всё сильнее. — Только не целуйтесь, пожалуйста, только не целуйтесь».

— В Италию? — прошептал он. — Англию? Шотландию?

Джослин коротко рассмеялась и застенчиво подняла глаза на Картера.

— Отпуск? Вместе?

— Да, — ответил он. — Вместе.

После этих слов они оба захихикали и начали шептаться, отчего Элиза сначала улыбнулась, ведь ей было очень приятно видеть маму счастливой, а затем немного огорчилась. Она будто осознала в тот момент, что вся её жизнь — сплошное сидение на подоконнике в ожидании перемен. Она всю жизнь слушала, как родители говорят о ней, о том, куда она поедет и с кем. Они умудрялись долго-долго обсуждать её, так за весь разговор и не взглянув на неё ни разу.

Отец и мачеха Элизы жили в Чаттануге со своими детьми. И конечно же, все они очень её любили. Но Элизе всегда казалось, что у них была своя жизнь, а она была в ней лишь гостем. А теперь и у мамы с Розовым Галстуком тоже начиналась своя жизнь. И мир Элизы, казалось, стал ещё меньше.

— Так я могу поехать к бабуле Море? — с надеждой в голосе спросила она. — Всем будет удобно. Папа слишком занят, чтобы я гостила у него так долго. А бабуля возражать не станет.

Прикусив нижнюю губу, Джослин задумалась. Она медленно подошла к столу — цок-цок-цок.

— Элиза, — спокойно сказала Джослин. Элиза хорошо знала этот её тон: она пользуется им, когда нужно приковать к экранам внимание тысяч зрителей во время новостей в шесть утра. Этим голосом она рассказывала об отступившем торнадо или выбивающем чечётку хомяке. Она умела сделать так, что любая из этих историй звучала как колыбельная. — Дорогая. Ты можешь поехать на остров.

Элиза взвизгнула и подпрыгнула на стуле.

— При соблюдении двух условий, — громко добавила мать. — Во-первых, когда вернёшься, ты не будешь говорить о русалках ни под каким предлогом. Я не хочу слушать сказки про русалок. Я не хочу видеть их на полях твоих рабочих тетрадей. Этих нелепых карт не будет на диване. Никаких русалок. Мне они не нравятся. Они странные.

— Хорошо, — кивнула Элиза. — Это разумно. Второе условие?

— Второе, — продолжила Джослин, — я хочу, чтобы ты отдохнула и повеселилась: каталась на велике, пила молочные коктейли, расписывала черепашьи панцири, то есть вела себя на острове как обычно. Но, вернувшись в город, ты начнёшь вести себя как взрослая. Ты меня понимаешь?

Элиза вскочила со стула и обняла маму, прижавшись щекой к шёлковой рубашке Джослин и вдыхая запах её духов — нотки апельсина и весенних цветов.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, — напомнила ей Элиза.

Мама нежно поцеловала её в макушку:

— Я люблю тебя ещё больше.

Проходя мимо Розового Галстука, Элиза нерешительно притормозила:

— Спасибо за помощь. Надеюсь, вы оба повеселитесь.

Розовый Галстук кивнул и поднял кружку с кофе, как бы салютуя.

— Твоё здоровье.

Элиза взяла на руки Диггори и выбежала из комнаты.

* * *

Часы на ночном столике Элизы мигнули и показали 00:01. Минута после полуночи.

Декабрь. Полночь.

Хлопья снега, как мотыльки, кружились за окном, отбрасывая на стену тени. Элиза провела рукой по холодной простыне, засунула её под подушку и нащупала пальцами серебряную фигурку русалки.

Диггори встал, покружился вокруг своей оси и снова устроился в ногах Элизы.

— Серебряный Блик… — Элиза прошептала имя русалки.

Ветер устало застучал по стеклу.

— Серебряный Блик была самой смелой русалкой во всём океане, Диггори. А ещё она была самой опасной. Каждый год она вела русалок в Бухту Сирен.

Диггори раздражённо махнул хвостом и заворочался. Элиза снова провела пальцем по контуру украшения. Серебро казалось таким холодным.

— Говорят, она была очень красивой. Опасные существа всегда прекрасны, да? А ещё говорят, что чешуя у неё на хвосте была из настоящего серебра. Её волосы, развевающиеся на ветру, походили на чёрный костёр. Легенда гласит, что на талии она носила кинжал, а в сердце хранила песню. А ещё ходили слухи… — Элиза приподнялась на кровати и посмотрела на фигурку русалки в своей руке. — На острове ходили слухи, что Серебряный Блик жила там какое-то время. Она приняла человеческий облик. Конечно же, никто не знал зачем. И я не знаю, почему русалка предпочла сушу морю. Любой выбрал бы ту стихию, в которой он родился, разве не так? — Элиза смотрела, как снег кружится за окном. — Это всего лишь легенда, — едва слышно прошептала она. — Но бабуля Мора верит, что русалка действительно существовала. — Она дотронулась до руки русалки с серебряной звездой.

Элиза достала телефон и отправила бабуле сообщение. Да, она ценила письма, написанные от руки…

— Но сегодня самое главное — скорость, — сказала она Диггори, набирая сообщение.

Бабуля, привет! У меня отличные новости! Мама сказала «да».

Завтра позвоню и расскажу в деталях. Наверняка я позвоню раньше, чем ты доберёшься до этого сообщения. Но я всё равно хотела написать тебе. Обет, данный в письме, крепче, да? Думаю, что да.

Я приеду к морю. Выслушаю твою историю. Открою тебе сердце и буду слушать.

Люблю тебя на сто пятьсот миллионов процентов.

С уважением,

Элиза Джейн Грей.

Элиза пораздумала над подписью и удалила её. А вместо этого набрала следующие слова:

С любовью,

Твоя безумная Элиза, Феникс с Персиковой улицы.

«Да, — прошептал ветер в стекло. — Приключение начинается…»

Глава 3

Элиза Грей покинула город, а зимний ветер последовал за ней. Он подхватил её самолёт в огромном аэропорту Атланты и донёс его до маленького аэродрома на острове Сент-Саймонс, что в штате Джорджия. Добраться до острова на машине было всегда проще, чем долететь, ведь аэропорт тут был размером с небольшую парковку.

Но в тот день команда вечерних новостей телеканала, на котором работала Джослин, должна была подготовить сюжет из соседнего городка под названием Брансуик, расположенного на материке. Эти люди были для Элизы как семья, поэтому мама разрешила ей отправиться на крошечном самолёте вместе с ними, хотя сама в этот раз осталась в Атланте. Элизе даже уступили место у иллюминатора, и теперь она с волнением разглядывала рваное побережье Джорджии. Девочка склонила голову, выискивая в воде русалок. Но её взору открывался лишь океан и пенистые гребни его волн, а ещё берег, усыпанный крошечными огоньками. «Один из этих огоньков — дом бабули Моры, — подумала она. — Один из этих фонарей светит для меня».

К тому времени как Элиза сошла с трапа на посадочную полосу, солнце нырнуло в море.

— Нам повезло, — кивнул пилот, когда Элиза поставила чемодан на землю. — Мы успели проскочить до шторма.

Элиза увидела, как небо озарилось молнией. Холодный ветер трепал испанский мох, свисавший с дубов. Остров выглядел иначе, чем летом. Возможно, из-за сгущавшихся сумерек, а может, оттого, что на дворе стояла зима.

«Может, всё дело в той истории, которую бабуля так долго хотела рассказать мне», — размышляла Элиза. Она чувствовала, что ветер переменился, словно у него был секрет.

— Ты точно не хочешь, чтобы мы проводили тебя до дома бабушки? — спросила оператор по имени Нелла. Её длинные каштановые волосы были собраны в хвост, он развевался на ветру, как лассо.

— Нет, спасибо, — покачала головой Элиза. — Мама заказала такси.

— Такси? — рассмеялась Нелла. — Как же твоя мама умудрилась найти такси на этом острове? Такое по силам только Джослин.

По пути в аэропорт Джослин проинструктировала Элизу и рассказала о тщательной подготовке.

— Я организовала тебе такси. — Следующую фразу она выделила особо: — Тебя заберёт водитель. Только водитель. — Что это означало, она не упустила случая объяснить: — Бог свидетель, эта безумная женщина не умеет водить, — продолжила мама, сидя за рулём своей машины, рассекавшей улицы Атланты. — Мора едва видит. А Эллис Доуз, — Джослин процедила это имя сквозь зубы, — настолько глуп, что даже шнурки завязать не сможет. А это гораздо проще, чем управлять машиной. — Она прибавила газу на этих словах. — Поэтому я вызвала такси. Тебя встретят.

Пока мужчины разгружали самолёт, серебристый универсал с надписью «Такси и пр.» въехал на парковку. Тормоза едва слышно заскрипели, когда водитель парковался.

Стройная молодая женщина в джинсах и футболке с короткими рукавами вышла из машины. Кожа у неё была смуглой, а ветер трепал тёмные волнистые волосы с розовыми кончиками. Она поёжилась от холода.

— Элиза Грей? — спросила девушка.

— Да, — ответила Элиза, слегка улыбнувшись.

— Круто! — Девушка подхватила чемодан Элизы. — Я Хейден Флэтс. Твоя мама поручила мне подвести тебя? — сказала она с вопросительной интонацией, а потом добавила: — Типа того.

Хейден, невысокая, угловатая, всё время сутулилась, наверное, от холода. Взгляд её был полон тоски и одиночества. Словно она очень скучала по кому-то.

— Хочешь накинуть мою толстовку? — спросила Элиза. — У меня ещё одна есть в сумке.

— Не, спасибо. Какая ты милая!

— Элиза, береги себя! — крикнул кто-то из съёмочной группы. Элиза помахала им на прощание и отправила маме сообщение, что добралась в целости и сохранности.

Хейден, все ещё дрожа от холода, закинула чемодан Элизы в багажник и кивнула в сторону заднего сиденья.

— Можно я сяду вперёд? — спросила Элиза.

— Конечно. Супер! — Ссутулившись ещё больше, Хейден отвернулась от порыва ветра, кружившего над парковкой.

Ароматизатор в форме русалки, очень похожей на фигурку, что была у Элизы, покачивался на зеркале заднего вида, пока Хейден разворачивалась на выезде из аэропорта.

— Люблю истории о Серебряном Блике, — заявила Элиза, коснувшись фигурки. — Ты когда-нибудь пробовала найти Бухту Сирен?

— О да, — ответила Хейден, и её лицо расплылось в самой красивой из всех виденных Элизой улыбке. — Все когда-то пытались найти бухту, правда? Каждый год мы с друзьями едем на её поиски. Мне нравится. Ну, магия и типа того.

— Да! — сказала Элиза, склонившись в сторону Хейден. — Так вот что значит «прочее» на твоём такси! Оно значит «магия»?

— Нет, — покачала головой Хейден. — Я отлично готовлю молочные коктейли. Ты любишь коктейли?

— Конечно, — кивнула Элиза.

Хейден просияла:

— Круто, очень круто. Иногда я подрабатываю на этой машине. Но у меня свой магазин сладостей на пирсе. Кажется, людям нравится. Ты тоже приходи. Начни с шейка с поджаренным зефиром. Или с «Блэк Джека» — шоколадного мороженого с рутбиром, — это вроде пива, но без алкоголя. Звучит странно, да? Но сочетание классное. Иногда мне кажется, чем необычнее ингредиенты, тем лучше они сочетаются. Согласна?

— Да, понимаю, — ответила Элиза. — Мне нравятся красные леденцы в форме русалок. Их готовят здесь, на острове, и вкус всегда разный. Весь секрет в водорослях. Но по вкусу не скажешь, что в них есть водоросли. Они просто вкусные.

— Ой да, они просто отпад, — кивнула Хейден. — Их готовят Алекс и Мора, да? Или теперь уже просто Мора, наверное.

— Алекс и Мора — мои дедушка и бабушка, — сказала Элиза. Это ведь нормально всё еще называть их дедушкой и бабушкой? Их же двое, несмотря на то, что одного из них нет рядом с другой.

— Вот это да! — отозвалась Хейден, кивая в пустоту. — Мне так жаль твоего дедушку. На острове его все любили.

Элиза поблагодарила Хейден и погрузилась в тишину, возникавшую каждый раз, когда кто-то говорил об утрате. Она была вовсе не против тишины; в отличие от других, ей не казалось, что молчать неловко. Наконец Хейден свернула к Океанскому проезду, улицу, которая опоясывала остров Сент-Саймонс со стороны моря.

Сердце Элизы забилось чаще. Двигатель прибавил обороты, а сердце Элизы стало невесомым, почти воздушным.

«Ещё пара километров, — думала она, — и я дома».

Хейден начала настукивать ритм песни, которая лилась из радиоприёмника. Её серебряные кольца бренчали по обшитому кожзамом рулю.

— Раньше я занималась музыкой и прочими штуками типа того. Помимо такси и лавки с коктейлями мы с другом играли на музыкальных инструментах. Но та часть жизни теперь закончилась. Окончательно и бесповоротно. Он всё бросил. В любом случае, музыка — довольно глупый способ зарабатывать на жизнь. Что скажешь?

Элиза с самого начала по тону Хейден поняла, что та не хочет услышать ответы на заданные ею же вопросы. Казалось, она пыталась убедить себя в том, что сказанное было правдой.

— Я думаю, люди должны заниматься тем, что они любят, — сказала Элиза, снимая тяжёлую куртку. — Молочные коктейли, наблюдение за птицами — всё, что угодно, лишь бы это заставляло сердце биться чаще.

— Круто, — ответила Хейден. — Что же заставляет биться чаще твоё сердце?

— Приключения, — сказала Элиза, наблюдая за тем, как ветер гнёт деревья за окном. — Я прилетела ради приключений с бабушкой Морой.

— Круто! — лицо Хейден озарилось улыбкой. — Так что это будет за приключение?

Элиза указала на русалку-ароматизатор на зеркале.

— Оно связано с русалками.

— Как здорово, — ответила Хейден, поправив фигурку. — Обычно люди занимаются поиском русалок летом. Боже, как же я любила те карты, когда была ребёнком! Они заставляли поверить, что сказка где-то рядом.

Хейден свернула к обочине, выложенной ракушками и гравием. Элиза засмотрелась на белую пену вдалеке. Она слышала крики чаек, парящих в зимнем небе. Девочка немного опустила стекло. Запах моря тут же вытеснил запах жареной картошки, которым был пропитан салон.

— Так это здесь? — спросила Хейден.

— Да, — вздохнула Элиза, увидев голубой дом. — Наш дом.

Дубы, как стражники, охраняли домик Моры. Испанский мох, свисавший с деревьев, раскачивался на ветру, словно приветствуя Феникса. Элиза обратила внимание на окна, из которых лился жёлтый свет; он становился всё ярче по мере того, как они приближались к дому. Машина со скрипом остановилась.

— Я достану твой чемодан! — прокричала Хейден, открыв дверь, и её слова унёс порыв ветра.

— Я сама, спасибо! — ответила Элиза и легко выскочила из машины. — Пока, Хейден! Да здравствуют молочные коктейли!

Элиза мчалась к дому, стуча кроссовками по подъездной дорожке, выложенной морскими ракушками. Вдруг дверь распахнулась. На крыльцо упал треугольник света, он становился всё больше и ярче. Наконец в дверном проёме появилась высокая фигура. Элиза в один прыжок преодолела все три ступени крыльца и бросилась в крепкие и такие родные объятия бабушки. В тот вечер волосы Моры Рейес были распущены. Они упали на Элизу серебряным дождём, оградив её от ветра и приближающегося шторма.

Дом.

— Моя дикая Элиза, — сказала бабуля Мора, и Элиза просияла, услышав её сильный, уверенный голос. Мора уверенно поцеловала её в макушку три раза. — Добро пожаловать домой, Феникс!

Испанский мох зашуршал, приветствуя Элизу.

А в другой стороне, совсем близко от дома бабушки, море нежно ласкало берег. «Подойди же ближе, ближе, — шептал ветер. — У нас есть новости».

Глава 4

— Ой! — Элиза едва не упала, споткнувшись о два спальных мешка и палатку в чехле, сваленных в кучу у двери. — Ясно-понятно. Так ты не шутила по поводу приключения?

— Положи свой дорожный рюкзак в эту кучу, Феникс! — сказала Мора, торопясь на кухню. Элиза услышала, как открывались двери шкафчиков, стучала посуда. Затем бабушка обратилась к ней, перекрикивая шум:

— Мы уходим на рассвете. Завтра мы побежим за ветром.

Элиза скинула рюкзак с плеч прямо на пол.

— Тебе не кажется, что пришло время рассказать, куда мы идём? Я знаю, что наш поход как-то связан с Бухтой Сирен. Мы что, снова ищем её?

Элиза прошлась по дому, остановилась перед дверью в гостиную и уставилась на комнату. В доме Моры всегда царил беспорядок и валялась куча странных вещей. Тут были и статуэтки, и записи певцов, о которых никто никогда не слышал, и пластиковые и живые цветы, и книги. Но в тот день казалось, что по гостиной прошёл ураган, или к Море ворвались грабители, или что-то в этом духе. Этот хаос пробудил в Элизе неясную тревогу.

Клочки газет были разбросаны по всему дивану. Повсюду стояли чашки с недопитым чаем. Картину дополняли стикеры — сотни крошечных заметок были написаны от руки корявым почерком Моры Рейес и расклеены случайным образом по всем стенам и мебели. Элиза наклонилась, чтобы прочесть жёлтую записку, приклеенную к абажуру.

Данженесс.

У руин в ночи.

К востоку от фонтана, иди на свет.

Элиза обошла все стикеры и обогнула комнату, словно совершив путешествие по бесконечному пути из загадочных воспоминаний.

Путь свернёт наверх, к звёздам,

Я слышу океан в сердце…

Элиза переходила от одной странной поэтической записки к другой, пока не добралась до кухни. На плите засвистел чайник. Мора брякнула двумя чайными чашками о кухонный стол.

— Бабуля, ты меня слышала? — ласково спросила Элиза. — Я спросила, куда мы идём и почему сейчас… — Она запнулась. — Ты в порядке?

— Да, слышала. — Мора взяла пакет молока и прищурилась, чтобы прочесть то, что написано мелким шрифтом. — Я рассказывала тебе, как на прошлой неделе по ошибке добавила молочную сыворотку в чай Эллиса Доуза? — она захихикала. — Зато теперь в холодильнике полный порядок.

— Наверное, я должна была помочь тебе с этим, — грустно сказала Элиза.

Мора подняла бровь:

— Элиза, я же не беспомощна. Пока нет.

Мора улыбнулась, но улыбка не затронула её глаз, тёмно-зелёных, как смесь болотной и морской воды.

— Я больше не могу положиться на свои дурацкие глаза, поэтому пришлось попросить Эллиса присоединиться к нашему путешествию. Я бы очень хотела отправиться в путь только с тобой. Но, бог свидетель, я не могу управлять лодкой в таком состоянии.

— О, круто! — вскрикнула Элиза. — Я обожаю Эллиса. Так мы пойдём на лодке?

— А потом будем жить в палатках, — добавила Мора. — И ещё, похоже, нам придётся одолеть шторм. А про капризы острова я лучше промолчу. И до солнцестояния осталось всего два дня. Но всё это не важно! Завтра мы втроём отчалим. Мы поплывём за…

— Ветром! — не сдержавшись, выпалила Элиза. — Бабуля, давай помедленнее. Почему мы поплывём сейчас? Куда? И что случилось с твоим домом?

Улыбка Моры была полна энтузиазма:

— Нам надо поговорить.

— Да!

— Идём, идём же, — сказала бабуля, шаркая тапочками от разных пар в захламлённую гостиную. Элиза гадала, как бабушка оставалась цела и не спотыкалась. Хорошо, что сейчас ей можно будет помогать. — Феникс, мне нужно столько всего рассказать. Даже не знаю, с чего начать.

— Начни отсюда, — предложила Элиза, поставив чашку на стопку книг. Она вытащила красный свёрток из рюкзака и отбросила упаковку.

Элиза вложила серебряную русалку в морщинистую руку.

— Может, тебе стоит начать с этого? Зачем ты прислала мне это? Начни с Серебряного Блика.

Мора ощупала русалку скрюченными пальцами.

— Уверена, твой дедушка сделал тысячи таких украшений для туристов. Говорили, что их привязывали к каминам, вешали на ёлки. Мы с твоим дедом не видели никакой пользы в ёлках. Но однажды зимой Александр сделал сотню таких серебряных звёзд. — Мора повертела серебряную звезду, которая висела на руке русалки. — Он повесил их на верёвку и протянул её от задней двери через двор до самого моря.

Болезненная тишина заполнила комнату, как только бабушка вспомнила про дедушку. Элизу захватили воспоминания, отчего её сердце затрепетало.

Она вспомнила любимую рубашку деда, светло-голубую, всегда расстёгнутую, с красным вышитым попугаем на спине. Она вспомнила, как рубашка развевалась на тёплом ветру, когда они плавали вокруг острова. Затем Элиза представила, как ветер, тот самый, который наполнял их паруса, подхватил красного попугая. Птица взмывала всё выше и выше, туда, где небо упирается в звёзды. Она представила, как краснопёрая птица превратилась в красного дракона. Дракон выдохнул пламя, выписав заглавными буквами её имя: ЭЛИЗА. Дедушка всегда произносил её имя только так, словно оно было восклицанием.

Великолепная!

Чудесная!

Элиза!

Бабуля Мора вскочила с дивана и врезалась в стол так, что чашки забренчали. Она подбежала к шкафу, начала хлопать дверями, словно искала что-то очень важное.

— Ты что-то потеряла? — спросила Элиза.

— Я много чего потеряла в этой жизни, — негромко ответила Мора. — Ага! Нашла! — Она победно сжала кулак и обернулась, держа в руках два свитка — карты. Одну из них она расстелила на диване перед Элизой. — Ты, конечно же, знаешь, что это.

— Да, — ответила Элиза. — Это русалочья карта, та самая, которую мы продаём туристам.

Карта представляла собой нарисованный от руки остров Сент-Саймонс, на котором красными чернилами были обведены некоторые достопримечательности. А дальше в море из воды торчали русалочьи хвосты.

— Точно, — ответила бабуля Мора. — Мы с твоим дедушкой отмечали места, где их видели чаще всего.

Она начала водить скрюченным пальцем по карте.

— Форт Фредерика. Король и Принц. Береговой охранный пункт. Мы говорили людям, что если они хотят увидеть русалку, то начинать надо с этих мест. Но люди не хотели смотреть на какую-то русалку.

— Я знаю, — закивала Элиза. — Они хотели попасть в Бухту Сирен.

— Точно, — поддержала Мора. — Поэтому мы с твоим дедом начали отмечать некоторые области голубыми звёздами. По слухам, любая из них могла быть Бухтой. Возможно, там есть русалки.

Мора водила пальцем по извилистым дорожкам, которые смыкались вокруг старой церкви.

— Или, возможно, — очень загадочно добавляли мы, — вход в Бухту Сирен здесь, рядом с мостом. Возможно, его видно только в лучах луны. Возможно, увидеть его можно только с маяка. И так далее и тому подобное.

Элиза слегка улыбнулась.

— Я уже знаю всё это.

— Конечно, знаешь, — кивнула Мора. — А не знаешь ты того, что мы с дедом лгали.

Элиза вскинула брови. Тяжёлая тишина повисла между ними.

Голос Моры смягчился:

— Понимаешь, Феникс, мы с дедушкой все эти годы знали, что на нашем острове нет Бухты Сирен.

Элиза моргнула.

Мора смахнула первую карту на пол и расстелила перед ними другую карту.

Элиза провела пальцем по знакомым очертаниям изрезанного берега.

— Остров Камберленд? — воскликнула она. — Так вот где Бухта, да? Но этот остров необитаем.

На лице Моры мелькнула улыбка:

— Если он необитаем, где, как не на нём, собираться русалкам для Зимней Песни? Бухта Сирен здесь, Элиза. Вот здесь, на острове. — Мора постучала ногтем по южному мысу. — Я думаю, что вход где-то здесь. Но я не могу вспомнить…

— Ты не можешь вспомнить… — тихо продолжила Элиза, сложив руки на колени. — Кто-то рассказал тебе, где находится бухта?

— Не совсем, — пробормотала Мора. Её усталые глаза пробежали от карты к фигурке русалки и обратно, которая лежала рядом с ней.

Мора перешла на едва различимый шёпот:

— Я видела её своими глазами, Элиза. Знаю, звучит безумно, но я видела Бухту Сирен своими глазами. И пока зрение не покинуло меня, я хочу увидеть её ещё раз. Последний раз. С тобой.

Мора положила руку на фигурку русалки.

— Мы с твоим дедушкой хотели отвезти тебя туда вместе, но… — тяжело вздохнула она. — Но мы упустили время.

В голове Элизы тут же запрыгали, словно мячи для пинг-понга, тысячи вопросов, мыслей, догадок. Наконец самый важный вопрос сорвался с её губ:

— Бабуля, как же вы с дедушкой узнали, где находится Бухта?

— Кое-кто показал нам, где она, — ответила Мора. — Кое-кто, кем ты была очарована почти всю жизнь.

Элиза затаила дыхание. Мора склонилась к ней и прошептала:

— Говорят, она была самой бесстрашной сиреной во всём океане. Ходят слухи, что она хранила песню в сердце и носила кинжал на поясе.

— Серебряный Блик! — почти закричала Элиза.

Мора улыбнулась.

— Русалка, которая ходила по земле, — сказала она, нащупав фигурку, которая лежала между ними. — Для меня она не просто легенда. Она была моей подругой. Нашей подругой.

— Ты хочешь сказать, у тебя есть доказательства, что она была… настоящей? — спросила Элиза. — Ты знала её?

— О да, — улыбнулась Мора. — Мы знали её. Серебряный Блик была настоящей. Она была такой же реальной, как мы с тобой. Много лет назад она показала путь к Бухте Сирен мне и твоему дедушке. Завтра мы отправимся в путешествие, чтобы найти её. Мне надо увидеть её ещё раз. Я должна увидеть её. В последний раз.

Глава 5

На следующее утро кромку дождевых облаков окрасило зимнее солнце. Когда Элиза с бабушкой вышла из дома, ей показалось, что кто-то окунул тучи в золото. Они прошли начальную школу, новенькие дома под сдачу курортникам, крошечные магазинчики и рестораны, разбросанные по набережной.

Ветер лениво мёл улицы. Океан шептал. Пальмы раскачивались, а двери то и дело открывались, выпуская обитателей домов в город за газетой, кофе или кексами.

Держась за руки, Элиза с бабулей подошли к крошечному ресторану на самом краю пирса под названием «Четвёртое мая». На их спинах висели рюкзаки и спальные мешки. Карман Моры оттопыривал лежащий в нём компас, волосы Элизы были собраны в хвост, из которого торчал леденец на палочке.

Эллис Доуз, хранитель маяка, сказал, что встретит их в кафе на пирсе в семь часов утра. Ровно. Поэтому они сели за столик и стали ждать.

— Заказ готов! — прокричал повар, выставляя на окно тарелку с вафлями. Столики постепенно занимали постоянные клиенты: молодые парочки, старые моряки, уставшие от жизни души, отчаянно возжелавшие увидеть океан.

В семь семнадцать — ровно — Элиза зевнула и отодвинула от себя недопитое горячее какао. Дождевые капли сбегали по стеклу, пока люди приходили и уходили.

— Можно мне ещё раз посмотреть на карту? — спросила Элиза.

Пока она рассматривала маршрут, который изучала всю ночь, Мора нервно стучала по столу. На улице, под дождём всё ещё не было и намека на появление Эллиса Доуза.

— Просто чтобы ты знала, — заявила Элиза, — на острове Камберленд более пятидесяти троп.

Мора кивнула:

— Это национальный парк. С дикими лошадьми, змеями, русалками и тому подобным. Мы с Алексом придумали считалку, чтобы найти нужную дорожку. Мне кажется, я помню её.

— Надеюсь, — пробормотала Элиза.

В семь тридцать две дверь неожиданно распахнулась. Грязные башмаки отрывисто застучали по коврику. Элиза обернулась и увидела высокого худощавого мужчину в походных ботинках, джинсах и старой фланелевой рубашке. Шерстяная шапка-ушанка была натянута почти до бровей. Под ней прятались непокорные каштановые волосы, а ещё Элиза обратила внимание на его растрёпанную бороду. Это что-то новенькое! Элизе борода понравилась, ведь она делала Эллиса бесстрашным. Смелым. Похожим на пирата.

А затем он улыбнулся и прокричал:

— Приветствую вас, королевские особы!

Вот так просто он превратился из пирата в Эллиса.

— Эллис Доуз! — воскликнула Хелен Ворли, хозяйка кафе, удерживая в руках пять тарелок с блинчиками. — Мама не научила тебя хорошим манерам? Посмотри, что ты сделал с моим только что вымытым полом своими сапогами!

По улыбке на её устах было понятно, что она рассержена не всерьёз. Долго сердиться на Эллиса не мог никто. «За исключением моей мамы», — подумала Элиза. Она поразмыслила и решила, что Эллис с мамой были ровесниками. Джослин и Эллис, тридцать восемь лет. Со стороны казалось, что они были просто древними, но они таковыми себя, наверное, не чувствовали.

— Ну же, Хелен, — сказал Эллис, забрав её тарелки, чтобы помочь обслужить клиентов. — Эти грязные ботинки принесли меня сюда, а это значит, что не так уж они плохи.

— Ха! — улыбнулась она. — С недавних пор твои чары на меня не действуют.

Эллис заметил, что к её карману была приколота фотография молодого симпатичного солдата с такими же блестящими карими глазами, как и у самой Хелен. Протянув руку к фотографии, Эллис тихо добавил:

— Надеюсь, ветер занесёт его домой на Рождество.

— Я тоже очень надеюсь, — прикоснувшись к фото, кивнула Хелен. — Но я всё равно буду прикалывать его к сердцу, даже если ждать придётся долго.

Она обошла стойку, наполнила кружку и протянула её Эллису.

— Так чем же мы обязаны радости наблюдать твоё смазливое личико в субботу в такую рань?

— Я отправляюсь в большое путешествие. — Эллис поднял кружку, как во время тоста. — Доставлю двух прекрасных дам на остров Камберленд.

— Это ещё зачем? — спросила Хелен. — Чего они там зимой не видели?

Эллис пожал мокрыми от дождя плечами:

— Деревья. Руины. Может, русалок.

Бабуля Мора едва не подавилась чаем и наградила его строгим взглядом.

— Они могут оказаться где угодно, ведь так? — громко добавил Эллис. — Сейчас же сезон?

— Ты собираешься искать русалок в такую погоду? — воскликнула Хелен. — Милый, ты выжил из ума. На острова надвигается сильнейший шторм. Прошедший шторм вовсе не шторм по сравнению с тем, который обещают. Русалки в такую погоду не путешествуют.

Старый моряк, который сидел за другим концом стойки, погладил свою бороду.

— Брось ты это, — проворчал он. — Если ты хочешь найти русалок, ты не там ищешь. Этой ночью русалки будут проплывать мимо наших берегов! Путь в Бухту Сирен лежит через наш остров!

— Именно, именно. — Эллис кивнул в сторону Элизы и бабули Моры. — Но что, если мне повезёт и я встречу русалку? Если, к примеру, я буду проходить на лодке мимо места, где у них привал или что-то вроде того. Вот было бы круто увидеть настоящую русалку, да?

— Нет, сэр, ни за что! — усмехнулся старый моряк. — Русалка будет самым прекрасным созданием, которое ты увидишь, но, по правде сказать, она станет и последним. Ты заглянешь в её прекрасные глаза… уснёшь в её нежных руках… А она вытянет из тебя душу!

— Ты словно о моей первой жене говоришь, — сказал Эллис и снова поднёс кружку к губам.

Посетители прыснули от смеха. Глаза Эллиса засверкали.

Мора снова застучала по столу:

— Он начинает заводиться.

— Что это значит? — спросила Элиза.

— Сейчас начнутся сказки, — Мора закатила глаза. — Не можем же мы просидеть здесь весь день!

Эллис крутанулся на стуле и хлопнул себя по колену.

— Я видел немало русалок, мальчики. И дамы… — Встав, он сделал несколько шагов вперёд. — Видел, как играет их чешуя в свете моего одинокого маяка. Ещё больше русалок я видел в открытом море. Чаще всего они сами искали меня.

— Да они же тебя съедят! — сочувствующе кивнул старый моряк. — Я слышал, они забираются в лодки, связывают рыбаков и оставляют от них лишь кости. Серебряный Блик поступала именно так. Она утащила рыбака в море! Разрезала ему горло своим кинжалом и утащила на дно.

Элиза перевела взгляд на бабулю Мору, как бы проверяя услышанное. Ведь ей рассказывали совсем другое.

Бабуля кивнула. Всего один раз.

— Правда, — прошептала она.

Официантка в очках с тёмной оправой поставила тарелку с яичницей на стол.

— Наверняка он заслужил. Серебряный Блик защищала сирен! Русалки ведь бессмертны?

Хелен кивнула:

— Они живут сотни лет, если не попадутся глупому рыбаку.

— Я слышала, они хранят скелеты людей как трофеи! — воскликнула пожилая женщина с нарисованными бровями.

Хейден, которая неожиданно тоже оказалась здесь, нашла что добавить. Она прижала чашку кофе к груди так, словно пыталась отогреть своё сердце.

— Я слышала, что они сбрасывают чешую как змеи — кожу, — сказала она. — Типа того.

— Именно, именно, — закивал Эллис. — За свою жизнь я успел полюбить немало русалок. Я как-никак одинокий привлекательный мужчина, который часто смотрит в море с маяка, ища в этом мире душу, которая полюбит меня за то, какой я есть, а не за внешность. Русалки сходят от таких, как я, с ума.

Хелен вскинула бровь:

— Полагаю, ты не отвечаешь им взаимностью?

— Не могу смириться с хвостом, — пожал плечами Эллис. — Вообще-то, я мог бы смириться с хвостом, но все русалки так озабочены своим видом. Они всё время говорят о своих хвостах: «Что ты думаешь о моём хвосте?», «Как на нём смотрится чешуя?», «Хвост делает мой зад больше?»

Бабуля Мора тяжело вздохнула.

— Ещё пять минут, — сказала она Элизе. — И мы уйдём без него.

Эллис вздохнул:

— Они требуют от меня слишком много.

Он отодвинул пустую кружку подальше и прошёл к столику на другом конце зала.

— Мне больше нравятся те, кто любит приключения, — остановившись перед Морой и Элизой, Эллис низко поклонился. — Дамы, в путь!

Элиза улыбнулась и подскочила, чтобы обнять его за шею.

— Я скучала по тебе.

— Как и я, городская девочка. — Эллис подмигнул ей. — Как прошёл твой полёт?

— Давайте без скучных разговоров ни о чём! — одёрнула их Мора, убирая карты в рюкзак. — Ты опоздал на целый час! Нам пора!

— Такого, как я, можно и подождать, — ответил Эллис, стащив с её тарелки кекс. — Мора, ты всегда слишком серьёзно относишься к большим приключениям.

— Вот доживёшь до моих лет, — сказала Мора, взяв его за руку, чтобы он помог ей выбраться из-за стола, — и поймёшь, что всё серьёзно. Жизнь — серьёзная штука.

Она встала и закинула рюкзак на плечи, слегка пошатнувшись. Эллис с Элизой протянули к ней руки, чтобы она не упала, но Мора оттолкнула их.

— Эллис, — сказала Мора, — ты уверен, что старый таз, который ты называешь лодкой, может доплыть до острова Камберленд?

Эллис схватился за сердце, изобразив обиду.

— Как же мне больно, Элиза, когда твоя бабушка говорит о моей лодке — моём корабле! — так, словно это всего лишь здоровый кусок…

Мора шлёпнула Эллиса по руке.

— Хлама, — закончил Эллис. — Вот что я хотел сказать. Хлам. Но мой корабль прекрасен. Он почти яхта.

— Круто, — улыбнулась Элиза. — Не терпится увидеть её.

— Вам не мешало бы поторопиться, — прокричала Хелен. — Шторм надвигается.

Они вышли из ресторана и направились к пирсу, где Эллис пришвартовал свою лодку.

Элиза видела, что вдалеке собираются тёмные тучи. Они затмили солнце. Это зрелище заставило её содрогнуться. Но бабуля Мора никогда не содрогалась. Он уверенно шла вперёд, к морю, так, словно ничего не боялась. Никогда и ничего.

«Моя бабуля считает, что была знакома с русалкой, — подумала Элиза, следуя за ней. — Интересно, это правда?»

Зимний ветер нашёптывал «да» Элизе в шею, отчего по её телу разбежались мурашки.

Глава 6

— Вот она, моя старушка, — радостно воскликнул Эллис.

Небольшая лодка, завалившаяся на один бок, была привязана к докам. Элиза склонила голову, чтобы получше её рассмотреть. Она определённо не красавица. И совсем не яхта.

— Выглядит так, будто она заснула, — сделала вывод Элиза.

— Выглядит как кусок плавающего мусора, — добавила Мора. — Без обид.

— Возможно, это не люксовый лайнер, но на худой конец сойдёт, — возразил Эллис. Он забросил в лодку их сумки, а затем постучал по железному корпусу. — Я пережил кучу штормов на этой посудине.

Элиза отодрала почти полностью отслоившийся от борта кусок краски и нашла за ним нечто странное. Она сделала два шага назад и прочитала название лодки, выведенное по трафарету на одном из бортов, — «Крыса Джослин».

— Джослин, — призадумалась Элиза. — Это же мамино имя. Очень любопытно.

— Да ты что?! — ухмыльнулась Мора.

— Чистое совпадение! — Эллис протянул руку бабуле, затем Элизе и помог им забраться в лодку.

Когда все надели спасательные жилеты, Элиза подняла глаза на бабушку и прошептала:

— Они раньше дружили? Я про маму и Эллиса.

— Только меня не спрашивай, — вздохнула Мора.

«Крыса Джослин» начала рассекать волны. Через несколько минут остров Сент-Саймонс вместе с маяком Эллиса, торчавшим на мысе, остался далеко позади. Раскаты грома загрохотали над их головами, как только они прошли под огромным мостом на остров Джекилл.

Троица помахала рыбаку, который доставал полные креветок сети, раскинутые прошлой ночью. Морские чайки кричали над сетью и ныряли в тёмные воды.

«Дом», — подумала Элиза. Это слово разбилось о её сердце, как дикая волна о берег. Странным было то, что в океане она чувствовала себя как дома. Ведь он был таким тёмным, глубоким и таинственным. Океан не встречал людей с распростёртыми объятиями, в нём не было комфортных диванов, одеял и мягких подушек. Но в нём была тайна, он ревел без перерыва. «Так много места, — думала Элиза. — Мне нравится».

Она задумалась над тем, что́ люди, жившие на рыболовецких суднах или в открытом море, считали домом. Вспомнила про сына Хелен Ворли. Интересно, он думал о доме в тот миг? Дом для него — это остров или здание? Кафе или пирс? Что такое дом для Хейден? Место, которое она покинула, или человек, по которому она скучает?

Размышляя о доме, Элиза представляла себе лицо матери.

— Надеюсь, маме весело с Розовым Галстуком, — сказала Элиза, засмотревшись на пеликанов, которые ныряли в море.

— У твоей матери появился парень? — спросил Эллис. — Не то чтобы мне было интересно…

— Я уверена, она очень скучает по тебе. — Бабуля крепко прижала Элизу к себе. — Ты же само приключение, Феникс ты мой!

Элиза уткнулась лицом в рукав бабушки. Ей снова стало тепло.

Ветер ревел. Элиза взвизгивала каждый раз, когда лодка подпрыгивала на волне.

— Становится неспокойно, — прокричал Эллис. — Держитесь крепко! Я включу музыку. — Он ударил кулаком по коробке у руля. — Но, кажется, ветер слишком сильный. Будь я ветром, мне бы тоже хотелось всегда быть в центре внимания.

— То есть было время, когда ты не хотел быть в центре всеобщего внимания? — спросила Мора.

— Ого! — крикнула Элиза. Шторм надвигался. Лодка подпрыгнула на большой волне. Серые небеса постепенно чернели. Элиза прижалась к бабушке и задрожала.

Но бабуля Мора совсем не дрожала и не тревожилась. Её лицо озаряла улыбка.

— Прости, — сказала Элиза. — Я стараюсь быть смелой.

— Ты очень смелая! — ответила бабуля Мора. — Дрожь — это знак силы. Тебе не о чем волноваться. Я тебя защищу.

Элиза нервно кивнула и зажмурилась. Её желудок сжался.

— Может, пока мы плывём, ты расскажешь мне про Серебряный Блик? Я хочу знать всё. Как ты её встретила? Почему она отвела тебя в Бухту Сирен. Это правда, что она убила моряка?

— Вы говорите про Серебряный Блик? — закричал Эллис. — Я знаю о ней всё.

— Бабуля дружила с ней, — кричит Элиза.

Эллис пожал плечами, словно это и не новость вовсе.

— Эллис Доуз, мы достаточно слушали твои сказки про русалок, — сказала Мора. — Теперь послушай и ты.

— Ну давай, — вздохнул Эллис. — Элиза, на твоём месте я бы смотрел на воду. Если твоя бабушка права и Бухта Сирен спрятана где-то на острове Камберленд, то её старая подружка, возможно, сейчас проплывает мимо. Под нами в эту самую секунду могут проплывать сотни русалок.

«Он действительно верит в это? — задумалась Элиза. — Или просто помогает нам, потому что заботится о бабуле? А бабуля сама верит?.. А я?»

Русалок, скорее всего, и даже почти наверняка не существует… Но Элиза не могла потерять надежду, которая теплилась в ней. Она смотрела на серебристое море, выискивая яркие отблески чешуи или промельк странного плавника. «Если в этом мире есть магия, — решила она, — я её найду».

Лодка накренилась, Элиза вцепилась в сиденье. Бабуля Мора прижала её к себе ещё крепче.

— Начну с начала, — сказала она.

— Нет, давай сразу с середины, — Элиза закачала головой. — Я уже знаю начало.

— Ты думаешь, что знаешь начало.

— Хорошо. — Элиза смахнула рыжую прядь с лица. — Только начни как дедушка. Мне нравилось, как он начинал.

Мора кивнула:

— Начала удавались ему отлично.

Дождь мягко стучал по лодке, пока Мора собиралась с мыслями.

— Давным-давно, — начала Мора, — земля была дикой. А море ещё более диким. Человек был хозяином земли, а русалка — волн.

Элизу всегда охватывала при этих словах дрожь. Она уже слышала их и знала историю так хорошо, что сама могла рассказать её. Но в тот день всё было по-другому. Теперь она знала, что история — или её часть — была правдивой.

Теперь в голосе Моры звучала тайна.