Неточные совпадения
Поедет ли домой: и дома
Он занят Ольгою своей.
Летучие листки альбома
Прилежно украшает ей:
То
в них рисует сельски виды,
Надгробный камень, храм Киприды
Или на лире голубка
Пером и красками слегка;
То на листках воспоминанья,
Пониже подписи других,
Он оставляет нежный стих,
Безмолвный памятник мечтанья,
Мгновенной думы долгий след,
Всё тот же после многих лет.
Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня, если уж не
в Петербург? Я не сводил глаз с
пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно. Наконец он кончил, запечатал письмо
в одном пакете с паспортом, снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты
едешь в Оренбург служить под его начальством».
Этими фразами и словами, как бисером, унизан был весь журнал. «Боже мой, да я ничего не понимаю! — думал я
в ужасе, царапая сухим
пером по бумаге, — зачем я
поехал!»
И вот мы опять
едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад
в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке
в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно
в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа
перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
А когда на двадцати пяти тысячах мест станут двадцать пять тысяч русских помещичьих домиков, да
в них перед окнами на балкончиках задымятся двадцать пять тысяч самоваров и
поедет сосед к соседу с семейством на тройках, заложенных по-русски, с валдайским колокольчиком под дутою, да с бубенцами, а на козлах отставной денщик
в тверском шлыке с павлиньими
перьями заведет: «Не одну во поле дороженьку», так это будет уже не Литва и не Велико-Польша, а Россия.
Вот наконец и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры.
Поехали они
в казначейство, и сколько тут денег загребли — того ни
в сказке сказать, ни
пером описать!
Себя казать, как чудный зверь,
В Петрополь
едет он теперь
С запасом фраков и жилетов,
Шляп, вееров, плащей, корсетов,
Булавок, запонок, лорнетов,
Цветных платков, чулок à jour,
С ужасной книжкою Гизота,
С тетрадью злых карикатур,
С романом новым Вальтер-Скотта,
С bon-mots парижского двора,
С последней песней Беранжера,
С мотивами Россини,
Пера,
Et cetera, et cetera.
Она было думала
поехать играть
в провинцию и вошла
в переговоры с дирекцией виленского театра, которым заведовал генерал Цейдлер; но мы решились соединить свою судьбу, и она пошла на риск замужества с больным писателем, у которого, кроме его
пера и долгов, тогда ничего не было.
За вершниками охота
поедет, только без собак. Псари и доезжачие региментами: первый регимент на вороных конях
в кармазинных чекменях, другой регимент на рыжих конях
в зеленых чекменях, третий — на серых лошадях
в голубых чекменях. А чекмени у всех суконные, через плечо шелковые перевязи, у одних белые, шиты золотом, у других пюсовые, шиты серебром. За ними стремянные на гнедых конях
в чекменях малиновых,
в желтых шапках с красными
перьями, через плечо золотая перевязь, на ней серебряный рог.
В таких же кружевных мантильях, приколотых дорогими шпильками и ажурными высокими гребнями, с великолепными веерами из страусовых
перьев в руках и
в черных кружевных платьях
ехали мать и дочь Гуера на «corido de los toros» (бой быков).
— Духу нет, как бы вам сказать… форсу такого. Сидит это по целым часам и
перо грызет, и ничего не может. Вот вы и прикиньте: коли на каждую неделю, примерно, хотя по три дня — выйдет уж двенадцать день прогульных; по нашему с вами расчету, двухсот уже целковых и не досчитался; а
в остальные — тоже могут помехи быть: нездоровье там, что ли, или
ехать куда, или гости помешают. Да это еще я про обстоятельного человека говорю… иные и зашибаются, так тут ведь никакого предела нельзя положить…
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей
ехал высокий ростом человек
в шляпе с
перьями, с черными, завитыми по плечи, волосами,
в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот
поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими
перьями, каменьями и золотыми галунами.