Неточные совпадения
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только
в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал с утра начать готовиться
ехать к Ольге.
— Ты обедай у нас
в воскресенье,
в наш день, а потом хоть
в среду, один, — решила она. — А потом мы можем видеться
в театре: ты будешь знать, когда мы
едем, и тоже поезжай.
Обломов не знал, с какими глазами покажется он к Ольге, что будет говорить она, что будет говорить он, и решился не
ехать к ней
в среду, а отложить свидание до
воскресенья, когда там много народу бывает и им наедине говорить не удастся.
Чтобы уже довершить над собой победу, о которой он, надо правду сказать, хлопотал из всех сил, не спрашивая себя только, что кроется под этим рвением: искреннее ли намерение оставить Веру
в покое и уехать или угодить ей, принести «жертву», быть «великодушным», — он обещал бабушке
поехать с ней с визитами и даже согласился появиться среди ее городских гостей, которые приедут
в воскресенье «на пирог».
Так было до
воскресенья. А
в воскресенье Райский
поехал домой, нашел
в шкафе «Освобожденный Иерусалим»
в переводе Москотильникова, и забыл об угрозе, и не тронулся с дивана, наскоро пообедал, опять лег читать до темноты. А
в понедельник утром унес книгу
в училище и тайком, торопливо и с жадностью, дочитывал и, дочитавши, недели две рассказывал читанное то тому, то другому.
С ним-то
в воскресенье вечером, 17 апреля, явились заговорщики
в Стаффорд Гауз и возле комнаты, где Гарибальди спокойно сидел, не зная ни того, что он так болен, ни того, что он
едет, ел виноград, — сговаривались, что делать.
Самое большое, чем он мог быть
в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его
в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло
в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило
в нем охоту к этому чувству; и
в первое же
воскресенье, когда отец
поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
— Ни-ни-ни! — воскликнул Живин. — И не думай отговариваться! А так как свадьба моя
в воскресенье, так не угодно ли вам пожаловать ко мне
в субботу — и вместе
поедем на девичник. Надеюсь, что ты не потяготишься разделить со мной это, может быть, первое еще счастливое для меня дело
в жизни?! — заключил Живин с чувством.
Подхалюзин. Как же-с, непременно поедем-с; и
в парк поедем-с
в воскресенье. Ведь коляска-то тысячу целковых стоит, да и лошади-то тысячу целковых и сбруя накладного серебра, — так пущай их смотрят. Тишка! трубку!
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по
воскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах
едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады,
в ризах или без риз,
в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
Анны
в петлице решился
в воскресенье от губернатора (у которого он не мог не быть
в воскресные и праздничные дни) заехать на минуту
в собор и, если председателя там нет,
ехать прямо к нему.
В одно из
воскресений, утром, Юлия сама
поехала на Пятницкую. Она застала старика Федора Степаныча
в той самой зале,
в которой когда-то, по случаю ее приезда, служили молебен. Он,
в своем парусинковом пиджаке, без галстука,
в туфлях, сидел неподвижно
в кресле и моргал слепыми глазами.
На другой день,
в воскресенье,
в 11 часов, он уже
ехал с женой по Пятницкой,
в легкой коляске, на одной лошади.
Летние сезоны Вольский никогда не служил и, окончив зимний,
ехал на весну и лето к своему отцу,
в его имение, занимался хозяйством, охотился, готовил новые роли. Он остался по просьбе губернаторши, чтоб участвовать
в воскресенье на второй неделе поста
в литературном вечере, который устраивался
в пользу какого-то приюта.
— Ну так вот: заезжайте, пожалуйста, к Григоровым!.. Скажите им, что
в воскресенье в Петровском парке гулянье и праздник
в Немецком клубе; я заеду к ним, чтобы
ехать вместе туда сидеть вечер и ужинать.
— Анна Юрьевна поручила мне передать княгине, что
в воскресенье она заедет за вами
ехать вместе
в Немецкий клуб, — проговорил Елпидифор Мартыныч.
Последний разговор его с Еленой не то что был для него какой-нибудь неожиданностью, — он и прежде еще того хорошо знал, что Елена таким образом думает, наконец, сам почти так же думал, — но все-таки мнения ее как-то выворачивали у него всю душу, и при этом ему невольно представлялась княгиня, как совершенная противуположность Елене: та обыкновенно каждую неделю писала родителям длиннейшие и почтительные письма и каждое почти
воскресенье одевалась
в одно из лучших платьев своих и
ехала в церковь слушать проповедь; все это, пожалуй, было ему немножко смешно видеть, но вместе с тем и отрадно.
— Полно, брат! по-латыни-та говорить! Не об этом речь: я слыву хлебосолом, и надобно сегодня поддержать мою славу. Да что наши дамы не
едут! Я разослал ко всем соседям приглашения: того и гляди, станут наезжать гости; одному мне не управиться, так сестра бы у меня похозяйничала. А уж на будущей неделе я стал бы у нее хозяйничать, — прибавил Ижорской, потрепав по плечу Рославлева. — Что, брат, дождался, наконец? Ведь свадьба твоя решительно
в воскресенье?
На Фоминой неделе,
в воскресенье,
в апрельский погожий и теплый, совсем летний день, Колесников и Саша, захватив
еды, с утра ушли за город и возвращались только поздней ночью.
В воскресенье, часу
в третьем пополудни, Эльчанинов снова
ехал на своей серой лошади, погруженный
в тихую задумчивость.
Я с ним не встречался; но когда, распорядивши все, собирался
ехать к своим, то — нечего делать! — послал к нему сказать мой поклон, что я дня через три буду с моей женой, а
в следующее
воскресенье будет у меня здесь свадебный бал, и что гости уже званы, так чтобы сделал мне братское одолжение, не трубил бы по утрам и ничего бы не беспокоил нас по ночам и во время бала, за что останусь ему вечно благодарным.
— Прежде, бывало,
в Вонышеве работаешь, еще
в воскресенье во втором уповоде мужики почнут сбираться. «Куда, ребята?» — спросишь. «На заделье». — «Да что рано?» — «Лучше за-время, а то барин забранится»… А нынче, голова,
в понедельник, после завтрака, только еще запрягать начнут. «Что, плуты, поздно
едете?» — «Успеем-ста. Семен Яковлич простит».
В следующее
воскресенье я по какой-то законной причине не
поехал обедать к Рубановским.
В прошлое
воскресенье я прошу его ласково: «Братец, поедемте
в Пахомово к обедне!» А он: «Не
поеду, — там, говорит, поп картежник».
В ближайшее
воскресенье, утром, Кунин
ехал в Синьково покончить с вопросом о школе и кстати познакомиться с церковью, прихожанином которой он считался.
— Прибыли мы к кордону на самый канун Лазарева
воскресенья. Пасха
в том году была ранняя, а по тем местам еще на середокрестной рéки прошли, на пятой травка по полям зеленела. Из Москвы
поехали — мороз был прежестокий, метель, вьюга, а недели через полторы, как добрались до кордона, весна там давно началась…
Только что получил он письмо, тотчас же снарядился
в путь-дорогу — сам
поехал на Керженец, сам все дело обделал; и накануне Лазарева
воскресенья на двор Смолокурова въехали три скитские кибитки, нагруженные старицей Макриной да пятью бéлицами.
Составился вокруг порожнего ведерка сход, и на том сходе решено было завтра же
ехать старосте
в волость, объявить там о добровольной явке из бегов пропадавшего без вести крестьянина Герасима Чубалова, внести его
в списки и затем взыскать с него переплаченные обществом за него и за семейство его подати и повинности, а по взыскании тех денег пропить их, не откладывая,
в первое же после того взыска
воскресенье.
— С прощеного
воскресенья четвертый год пошел. Тут прежде
в дьячках мой папенька были, а потом, как пришло им время помирать, они, чтоб место за мной осталось,
поехали в консисторию и попросили, чтоб мне какого-нибудь неженатого дьячка
в женихи прислали. Я и вышла.
На другой день,
в вербное
воскресение, преосвященный служил обедню
в городском соборе, потом был у епархиального архиерея, был у одной очень больной старой генеральши и наконец
поехал домой. Во втором часу у него обедали дорогие гости: старуха мать и племянница Катя, девочка лет восьми. Во время обеда
в окна со двора всё время смотрело весеннее солнышко и весело светилось на белой скатерти,
в рыжих волосах Кати. Сквозь двойные рамы слышно было, как шумели
в саду грачи и пели скворцы.
Увеселения были распределены по дням:
в воскресенье назначался бал во дворце,
в понедельник — французская комедия, во вторник — отдых,
в среду — русская комедия,
в четверг — трагедия или французская опера, причем
в этот день гости могли являться
в масках, чтобы из театра прямо
ехать в вольный маскарад.
В одно из таких
воскресений Николай Герасимович, по приглашению своих приятелей,
поехал в Ричмонд, куда многие ездят проводить праздники.
Пришло и
воскресенье. Я
поехала скрепя сердце. Вечером у Вениаминовой просто-напросто — смертельная тоска. Или, может быть, я так глупа, что не понимаю:
в чем состоит высокий интерес этих вечеров?
Как-то раз
в одно из июльских
воскресений я и Дмитрий Петрович, от нечего делать,
поехали в большое село Клушино, чтобы купить там к ужину закусок.
В это
воскресенье Ростовы по обыкновению
поехали к обедне
в домовую церковь Разумовских.
— И то,
воскресенье! Непременно все
поедем в Успенский собор. Этим начнется наше возвращение. Боже мой! Когда я вспомню тот день, когда я
в последний раз был
в Успенском соборе… помнишь, Наташа? Но не
в том дело.