Неточные совпадения
— Нет, ничего не будет, и не
думай. Я поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред
обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить
об этом… Но если бы ты и он…
Он почти ничего не ел за
обедом, отказался от чая и ужина у Свияжских, но не мог
подумать об ужине.
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на
обед, например… Но вот что глупо: он не
подумал или не захотел
подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот
об чем поговорить нам с вами следует.
— Да видишь ли, мы у саечника ведь только в одну пору, всё в
обед встречаемся. А тогда уже поздно будет, — так я его теперь при себе веду и не отпущу до завтрего. В мои годы, конечно, уже
об этом никто ничего дурного
подумать не может, а за ним надо смотреть, потому что я должна ему сейчас же все пятьсот рублей отдать, и без всякой расписки.
И вот, однажды после
обеда, Вера Павловна сидела в своей комнате, шила и
думала, и
думала очень спокойно, и
думала вовсе не о том, а так,
об разной разности и по хозяйству, и по мастерской, и по своим урокам, и постепенно, постепенно мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались, и вот они тысячами роятся в ее мыслях, и все растут, растут, и все сливаются в один вопрос, форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я
думаю, что я чувствую?
Увы! он даже
об обеде для Милочки не
подумал. Но так как, приезжая в Москву один, он обыкновенно обедал в «Британии», то и жену повез туда же. Извозчики по дороге попадались жалкие, о каких теперь и понятия не имеют. Шершавая крестьянская лошаденка, порванная сбруя и лубочные сани без полости — вот и все. Милочка наотрез отказалась ехать.
И за
обедом пробовала она ставить этот вопрос, и за вечерним чаем, но всякий раз Иудушка начинал тянуть какую-то постороннюю канитель, так что Аннинька не рада была, что и возбудила разговор, и
об одном только
думала: когда же все это кончится?
Проехала печальная процессия, и улица вновь приняла свой обычный вид. Тротуары ослизли, на улице — лужи светятся. Однако ж люди ходят взад и вперед — стало быть, нужно. Некоторые даже перед окном фруктового магазина останавливаются, постоят-постоят и пойдут дальше. А у иных книжки под мышкой — те как будто робеют. А вот я сижу дома и не робею. Сижу и только
об одном
думаю: сегодня за
обедом кислые щи подадут…
— Я
думал заплатить ей счастливой и спокойной жизнью за все, а тут болезнь… А как она за мной ухаживает!..
Обед сама готовит и еще уверяет, что ей это нравится, а дело просто в том, что она не доверяет ни одной кухарке такого важного дела; доктор натолковал ей о важности питания, вот она и бьется, как рыба
об лед… А как вы
думаете, поправлюсь я или нет? — неожиданно спросил меня Гаврило Степаныч.
— Ты что же это ничего не трескаешь? — спросила его за
обедом жена. — О чем задумался?
Об амурах
думаешь? О Марфушке стосковался? Всё мне, махамет, известно! Открыли глаза люди добрые! У-у-у… вварвар!
И борода не повиновалась щетке. Он ее приглаживал перед зеркалом и так и эдак, но она все торчала — не выходило никакого вида. Сюртук сидит скверно… После
обеда надо опять надевать фрак — ехать в другое заседание. Тяжко, зато почет. Он должен теперь сам
об себе
думать… Жена уедет за границу… на всю зиму… Успеет ли он урваться хоть на две недели? Да Марья Орестовна и не желает…
Об обеде нечего было и
думать. Анюте не до него. Едва удалось сварить кашку Юрику и зажарить ему котлетку.
15-го, среда. После
обеда, по моему приказанию, прибирают в храме, ибо владыка будет ехать, — чтобы не заехал в Гореничи… А у меня дел по хозяйству пропасть, но
об них некогда и
подумать.