Неточные совпадения
Они уже
подходили к запруженной
реке, направляясь
к тому месту, откуда должны были пускать их.
Был белый утренний час; в огромном лесу стоял тонкий пар, полный странных видений. Неизвестный охотник, только что покинувший свой костер, двигался вдоль
реки; сквозь деревья сиял просвет ее воздушных пустот, но прилежный охотник не
подходил к ним, рассматривая свежий след медведя, направляющийся
к горам.
Река Иодзыхе близ устья разбивается на множество рукавов, из которых один
подходит к правой стороне долины. Место это староверы облюбовали для своего будущего поселка.
24-го числа мы дошли до
реки Бали, а 25-го стали
подходить к водоразделу. Горы утратили свои резкие очертания. Места их заняли невысокие сопки с пологими склонами.
В 11 часов утра мы распрощались с Арму и круто повернули
к востоку. Здесь был такой же пологий подъем, как и против
реки Такунчи. Совершенно незаметно мы поднялись на Сихотэ-Алинь и
подошли к восточному его обрыву. В это время туман рассеялся, и мы могли ориентироваться.
Дальше направление течения Алчана определяет невысокий, расплывшийся в ширину горный кряж, идущий в направлении с северо-северо-востока на юго-юго-запад. Оконечность его
подходит к Бикину и называется Даютай [Тау-да-хе — первая большая
река.].
Я вскочил на ноги и взял ружье. Через минуту я услышал, как кто-то действительно вышел из воды на берег и сильно встряхивался. В это время ко мне
подошли Дерсу и Чжан Бао. Мы стали спиной
к огню и старались рассмотреть, что делается на
реке, но туман был такой густой и ночь так темна, что в двух шагах решительно ничего не было видно.
Подойдя к устью Такемы, я увидел, что, пока мы ходили в горы,
река успела переменить свое устье. Теперь оно было у левого края долины, а там, где мы переезжали
реку на лодке, образовался высокий вал из песка и гальки. Такие перемещения устьев
рек в прибрежном районе происходят очень часто в зависимости от наводнений и от деятельности морского прибоя.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в 11 утра мы пошли вверх по
реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего
подходит к морю. Со стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет на
реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с
реки Улахе
к заливу Ольги.
Слово «картун», вероятно «гао-ли-тунь», означает «корейский поселок». Рассказывают, что здесь в протоках раньше добывали много жемчуга. По другому толкованию «картун» означает «ворота». Действительно, на западе за Картуном долина опять суживается. С левой стороны
к реке подходят горы Хынхуто [Хен-ху-дао — обычный тигровый путь.], а справа длинный отрог Вамбалазы.
С левой стороны высилась скалистая сопка.
К реке она
подходила отвесными обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели в нем костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи, опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее в котелок и долго варил. Затем он обратился ко всем со следующими словами...
Выяснилось, что Чжан Бао со своими тридцатью охотниками ночевал недалеко от нас и теперь, вероятно,
подходил уже
к реке Иодзыхе.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но
к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели то, что искали. В 5 км от нас
река собирала в себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность
подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и спуститься в долину около горы Кабарги.
Я пошел скорее и через полчаса
подходил к Фудзину. За
рекой я увидел китайскую фанзу, окруженную частоколом, а около нее на отдыхе наш отряд.
Скоро выяснилось, что
река Горбуша идет вдоль Сихотэ-Алиня и в истоках
подходит к нему почти вплотную.
После принятия в себя Арму Иман вдруг суживается и течет без протоков в виде одного русла шириной от 80 до 100 м, отчего быстрота течения его значительно увеличивается. Здесь горы
подходят вплотную
к реке и теснят ее то с одной, то с другой стороны. На всем этом протяжении преобладающая горная порода — все те же глинистые сланцы.
Мы плыли по главному руслу и только в случае крайней нужды сворачивали в сторону, с тем чтобы при первой же возможности выйти на
реку снова. Протоки эти, заросшие лозой и камышами, совершенно скрывали нашу лодку. Мы плыли тихо и нередко
подходили к птицам ближе, чем на ружейный выстрел. Иногда мы задерживались нарочно и подолгу рассматривали их.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов идет перпендикулярно
к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки горы
подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее в здешних местах селение. Дальше
к северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
От зверовой фанзы
река Лефу начала понемногу загибать
к северо-востоку. Пройдя еще 6 км, мы
подошли к земледельческим фанзам, расположенным на правом берегу
реки, у подножия высокой горы, которую китайцы называют Тудинза [Ту-дин-цзы — земляная вершина.].
Выйдя из леса,
река отклоняется сначала влево, а затем около большой поляны снова пересекает долину и
подходит к горам с правой стороны.
Перейдя
реку Ситухе, мы
подошли к деревне Крыловке, состоящей из 66 дворов. Следующая деревня, Межгорная (семнадцать дворов), была так бедна, что мы не могли купить в ней даже 4 кг хлеба. Крестьяне вздыхали и жаловались на свою судьбу. Последнее наводнение их сильно напугало.
Осенью в пасмурный день всегда смеркается рано. Часов в пять начал накрапывать дождь. Мы прибавили шагу. Скоро дорога разделилась надвое. Одна шла за
реку, другая как будто бы направлялась в горы. Мы выбрали последнюю. Потом стали попадаться другие дороги, пересекающие нашу в разных направлениях. Когда мы
подходили к деревне, было уже совсем темно.
Дальше, дети, глупость; и это, пожалуй, глупость; можно, дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дети. Я вам спою про себя, как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и
река Брингал;
к балкону, конечно, тайком,
подходит мой жених; он бедный, а я богатая, дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою...
Текучей воды было мало. Только одна
река Перла, да и та неважная, и еще две речонки: Юла и Вопля. [Само собой разумеется, названия эти вымышленные.] Последние еле-еле брели среди топких болот, по местам образуя стоячие бочаги, а по местам и совсем пропадая под густой пеленой водяной заросли. Там и сям виднелись небольшие озерки, в которых водилась немудреная рыбешка, но
к которым в летнее время невозможно было ни подъехать, ни
подойти.
Надобно отыскивать благоприятную местность, из-за которой было бы подкрасться
к ним поближе. Местность эта может быть: лес, кусты, пригорок, овраг, высокий берег
реки, нескошенный камыш на прудах и озерах. Нечего и говорить, что стрелять надобно самою крупною дробью, безымянной, даже не худо иметь в запасе несколько картечных зарядов, чтоб пустить в стаю гусей,
к которой ни
подойти, ни подъехать, ни подкрасться в меру нет возможности.
Разгребая снег, мы нашли под ним много сухой травы и принялись ее резать ножами. В одном месте, ближе
к реке, виднелся сугроб в рост человека. Я
подошел к нему и ткнул палкой. Она уперлась во что-то упругое, я тронул в другом месте и почувствовал то же упругое сопротивление. Тогда я снял лыжу и стал разгребать снежный сугроб. При свете огня показалось что-то темное.
Поутру на белые степи гляжу,
Послышался звон колокольный,
Тихонько в убогую церковь вхожу,
Смешалась с толпой богомольной.
Отслушав обедню,
к попу
подошла,
Молебен служить попросила…
Всё было спокойно — толпа не ушла…
Совсем меня горе сломило!
За что мы обижены столько, Христос?
За что поруганьем покрыты?
И
реки давно накопившихся слез
Упали на жесткие плиты!
Мелькнула было надежда, что нас с сестрицей не возьмут, но мать сказала, что боится близости глубокой
реки, боится, чтоб я не подбежал
к берегу и не упал в воду, а как сестрица моя
к реке не
подойдет, то приказала ей остаться, а мне переодеться в лучшее платье и отправляться в гости.
Граф с Наденькой
подошли к решетке и, не взглянув на
реку, повернулись и медленно пошли по аллее назад. Он наклонился
к ней и говорил что-то тихо. Она шла потупя голову.
Взяла меня за руку и повела во тьме, как слепого. Ночь была черная, сырая, непрерывно дул ветер, точно
река быстро текла, холодный песок хватал за ноги. Бабушка осторожно
подходила к темным окнам мещанских домишек, перекрестясь трижды, оставляла на подоконниках по пятаку и по три кренделя, снова крестилась, глядя в небо без звезд, и шептала...
Затем он
подошел к окну, приподнял спущенную коленкоровую штору и, поглядев за
реку, выпрямился во весь свой рост и благодарственно перекрестился.
Тиунов вскочил, оглянулся и быстро пошёл
к реке, расстёгиваясь на ходу, бросился в воду, трижды шумно окунулся и, тотчас же выйдя, начал молиться: нагой, позолоченный солнцем, стоял лицом на восток, прижав руки
к груди, не часто, истово осенял себя крестом, вздёргивал голову и сгибал спину, а на плечах у него поблескивали капельки воды. Потом торопливо оделся,
подошёл к землянке, поклонясь, поздравил всех с добрым утром и, опустившись на песок, удовлетворённо сказал...
Проснулись птицы, в кустах на горе звонко кричал вьюрок, на горе призывно смеялась самка-кукушка, и откуда-то издалека самец отвечал ей неторопливым, нерешительным ку-ку. Кожемякин
подошёл к краю отмели — два кулика побежали прочь от него, он разделся и вошёл в
реку, холодная вода сжала его и сразу насытила тело бодростью.
Шалимов (
подходя). Славная пословица! Несомненно, ее создал щедрый и добрый человек… Варвара Михайловна, не хотите ли пройтись
к реке?
Романею подали; гости придвинулись поближе
к запорожцу, который, выпив за здоровье молодых, принялся рассказывать всякую всячину: о басурманской вере персиян, об Араратской горе, о степях непроходимых, о золотом песке, о медовых
реках, о слонах и верблюдах; мешал правду с небылицами и до того занял хозяина и гостей своими рассказами, что никто не заметил вошедшего слугу, который, переговоря с работницею Марфою,
подошел к Кирше и, поклонясь ему ласково, объявил, что его требуют на боярский двор.
Румянец живо заиграл тогда на щеках парня, и лицо его, за минуту веселое, отразило душевную тревогу. Он торопливо вернулся в избу, оделся и, не сказав слова домашним, поспешно направился
к реке, за которой немолчно раздавались песни и крики косарей, покрывавших луга. Время
подходило к Петровкам, и покос был в полном разгаре.
Другой из новоприбывших
подошел усталым шагом
к берегу, и тотчас же над
рекой раздалось громко, протяжно...
Один молодцеватый, с окладистой темнорусой бородою купец, отделясь от толпы народа, которая теснилась на мосту, взобрался прямой дорогой на крутой берег Москвы-реки и, пройдя мимо нескольких щеголевато одетых молодых людей, шепотом разговаривающих меж собою,
подошел к старику, с седой, как снег, бородою, который, облокотясь на береговые перила, смотрел задумчиво на толпу, шумящую внизу под его ногами.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания,
подошел к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд:
подойти к ней мне казалось страшным, — а
к другой, и стал глядеть на
реку, бурливую, синюю, вздутую; помню, что недалеко от моста, у берега, я заметил причаленную лодку, а в лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с края лодки, вытаскивал что-то из воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную вещь, которую я сначала принял за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта вещь была — Давыд!
Он уверяет, что видели хорька вместо норки, который, вероятно, бросился не в
реку, а под берег, где у него была нора; норка же, по его уверению, никогда
к человеческому жилью не
подходит.
Подошел к борту и с неожиданной легкостью прыгнул в
реку. Я тоже бросился
к борту и увидал, как Петруха, болтая головою, надел на нее — шапкой — свой узел и поплыл, наискось течения,
к песчаному берегу, где, встречу ему, нагибались под ветром кусты, сбрасывая в воду желтые листья.
Холодный осенний дождь — «забойный», как называют его поселяне, полил сильнее и сильнее. В одно мгновение вся окрестность задернулась непроницаемою его сетью и огласилась шумом потоков, которые со всех сторон покатились, клубясь и журча,
к реке. Мужички поднялись с лавки и
подошли к воротам.
Отстоял службу, хожу вокруг церкви. День ясный, по снегу солнце искрами рассыпалось, на деревьях синицы тенькают, иней с веток отряхая.
Подошёл к ограде и гляжу в глубокие дали земные; на горе стоит монастырь, и пред ним размахнулась, раскинулась мать-земля, богато одетая в голубое серебро снегов. Деревеньки пригорюнились; лес,
рекою прорезанный; дороги лежат, как ленты потерянные, и надо всем — солнце сеет зимние косые лучи. Тишина, покой, красота…
Как отъехала вольная команда, ребята наши повеселели. Володька даже в пляс пустился, и сейчас мы весь свой страх забыли. Ушли мы в падь, называемая та падь Дикманская, потому что немец-пароходчик Дикман в ней свои пароходы строил… над
рекой… Развели огонь, подвесили два котла, в одном чай заварили, в другом уху готовим. А дело-то уж и
к вечеру
подошло, глядишь, и совсем стемнело, и дождик пошел. Да нам в то время дождик, у огня-то за чаем, нипочем показался.
Только вдруг татарин у нас уши насторожил. Чутки они, татары-то, как кошки. Прислушался и я, слышу: будто кто тихонько по
реке веслом плещет.
Подошел ближе
к берегу, так и есть: крадется под кручей лодочка, гребцы на веслах сидят, а у рулевого на лбу кокарда поблескивает.
Я пошла за ним;
к реке подошли, а до своих было далеко плыть; смотрим: лодка и знакомый в ней гребец сидит, словно поджидает кого.
Не спавшая еще с воды
река подходила почти
к самому дому, так что балкон как будто бы висел над нею.
Раз, когда Левка лежал на песке у
реки, крестьянский мальчик вынес щенка, привязал ему камень на шею и,
подойдя к крутому берегу, где
река была поглубже, бросил туда собачонку; в один миг Левка отправился за нею, нырнул и через минуту явился на поверхности с щенком; с тех пор они не разлучались.
Когда ж безумца увели
И шум шагов умолк вдали,
И с ним остался лишь Сокол,
Боярин
к двери
подошел;
В последний раз в нее взглянул,
Не вздрогнул, даже не вздохнул
И трижды ключ перевернул
В ее заржавленном замке…
Но… ключ дрожал в его руке!
Потом он отворил окно:
Всё было на небе темно,
А под окном меж диких скал
Днепр беспокойный бушевал.
И в волны ключ от двери той
Он бросил сильною рукой,
И тихо ключ тот роковой
Был принят хладною
рекой.
Подойдя к Неве, он остановился на минуту и бросил пронзительный взгляд вдоль
реки в дымную, морозно-мутную даль, вдруг заалевшую последним пурпуром кровавой зари, догоравшей в мгляном небосклоне.