Неточные совпадения
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя, что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К ней
подошли гуськом:
«Что ж дальше?»
— Сами знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры…
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу
детей… На радость ли?
Вам тоже надо знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы, —
Уж взяли одного!
Как только Левин
подошел к ванне, ему тотчас же был представлен опыт, и опыт вполне удался. Кухарка, нарочно для этого призванная, нагнулась
к ребенку. Он нахмурился и отрицательно замотал головой. Кити нагнулась
к нему, — он просиял улыбкой, уперся ручками в губку и запрукал губами, производя такой довольный и странный звук, что не только Кити и няня, но и Левин пришел в неожиданное восхищение.
«Всё смешалось,—подумал Степан Аркадьич, — вон
дети одни бегают». И,
подойдя к двери, он кликнул их. Они бросили шкатулку, представлявшую поезд, и вошли
к отцу.
— Никакой. Напротив,
ребенок может убить медведя, — сказал он, сторонясь с легким поклоном пред дамами, которые с хозяйкой
подходили к столу закусок.
Ребенок кричал еще громче, закатываясь и хрипя. Няня, махнув рукой,
подошла к нему, взяла его с рук кормилицы и принялась укачивать на ходу.
― Ну вот, подите сюда, совершенные
дети, ― сказал он входившим красавцам мальчикам, которые, поклонившись Левину,
подошли к отцу, очевидно желая о чем-то спросить его.
Когда уже половина
детей были одеты,
к купальне
подошли и робко остановились нарядные бабы, ходившие за сныткой и молочником. Матрена Филимоновна кликнула одну, чтобы дать ей высушить уроненную в воду простыню и рубашку, и Дарья Александровна разговорилась с бабами. Бабы, сначала смеявшиеся в руку и не понимавшие вопроса, скоро осмелились и разговорились, тотчас же подкупив Дарью Александровну искренним любованьем
детьми, которое они выказывали.
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном
ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось итти
к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел
к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел в спальню.
Подходя по мягкому ковру
к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
Левин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин
подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и
детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
— Теперь благослови, мать,
детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете!
Подойдите,
дети,
к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала
к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви
подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала
детей утром
к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие.
— Да, — продолжала она,
подойдя к постели. — Не все. Если ты пишешь плохие книги или картины, это ведь не так уж вредно, а за плохих
детей следует наказывать.
Приезжали князь и княгиня с семейством: князь, седой старик, с выцветшим пергаментным лицом, тусклыми навыкате глазами и большим плешивым лбом, с тремя звездами, с золотой табакеркой, с тростью с яхонтовым набалдашником, в бархатных сапогах; княгиня — величественная красотой, ростом и объемом женщина,
к которой, кажется, никогда никто не
подходил близко, не обнял, не поцеловал ее, даже сам князь, хотя у ней было пятеро
детей.
Она
подошла к ней, пристально и ласково поглядела ей в глаза, потом долго целовала ей глаза, губы, щеки. Положив ее голову, как
ребенка, на руку себе, она любовалась ее чистой, младенческой красотой и крепко сжала в объятиях.
Владимирская с
ребенком на руках и сторожиха с чулком, который она не переставала вязать быстрыми пальцами,
подошли к Масловой.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение».
Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире,
подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
Она глядела как
дитя, радовалась чему-то как
дитя, она именно
подошла к столу, «радуясь» и как бы сейчас чего-то ожидая с самым детским нетерпеливым и доверчивым любопытством.
И, вымолвив это «жалкое» слово, Грушенька вдруг не выдержала, не докончила, закрыла лицо руками, бросилась на диван в подушки и зарыдала как малое
дитя. Алеша встал с места и
подошел к Ракитину.
— С прохожим мещанином сбежала, — произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась;
ребенок проснулся и закричал; девочка
подошла к люльке. — На, дай ему, — проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. — Вот и его бросила, — продолжал он вполголоса, указывая на
ребенка. Он
подошел к двери, остановился и обернулся.
Я последовал за ним, а следом за мной пошли и казаки. Минуты через три мы действительно
подошли к удэгейскому стойбищу. Тут были три юрты. В них жили 9 мужчин и 3 женщины с 4
детьми.
Дальше,
дети, глупость; и это, пожалуй, глупость; можно,
дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана,
дети. Я вам спою про себя, как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и река Брингал;
к балкону, конечно, тайком,
подходит мой жених; он бедный, а я богатая, дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою...
К концу обеда дедушка слегка совеет и даже начинает дремать. Но вот пирожное съедено, стулья с шумом отодвигаются. Дедушка, выполнивши обряд послеобеденного целованья (матушка и все
дети подходят к его руке), отправляется в свою комнату и укладывается на отдых.
По окончании всенощной все
подходят к хозяевам с поздравлениями, а
дети по очереди целуют у старой полковницы ручку. Старушка очень приветлива, всякому найдет доброе слово сказать, всякого спросит: «Хорошо ли, душенька, учишься? слушаешься ли папеньку с маменькой?» — и, получив утвердительный ответ, потреплет по щеке и перекрестит.
Дети шумно отодвигают табуретки и наперерыв друг перед другом спешат
подойти к маменькиной ручке.
Они становятся впереди гостей, а вслед за ними идут пары: сначала — родители жениха и становятся по правую руку от жениха, потом — родители невесты
подходят к ним и становятся рядом с невестой, предварительно расцеловавшись с
детьми и между собой.
Харитина засмеялась и выбежала из комнаты, а Галактион действительно
подошел к зеркалу и долго смотрел в него. Его лицо тоже искривилось улыбкой, — он вспомнил про
детей.
Мне случалось много раз
подходить близко
к дереву, на котором находилось гнездо с голубятами, даже влезать на него, и голубь с голубкой не бросались на меня, как болотные кулики, не отводили в сторону, прикидываясь, что не могут летать, как то делают утки и тетеревиные курочки, — голуби перелетывали робко с дерева на дерево, тоскливо повертываясь, подвигаясь или переступая вдоль по сучку, на котором сидели, беспрестанно меняя место и приближаясь
к человеку по мере его приближения
к детям; едва были слышны какие-то тихие, грустные, ропотные, прерывающиеся звуки, не похожие на их обыкновенное воркованье.
Удивленная мать с каким-то странным чувством слушала этот полусонный, жалобный шепот…
Ребенок говорил о своих сонных грезах с такою уверенностью, как будто это что-то реальное. Тем не менее мать встала, наклонилась
к мальчику, чтобы поцеловать его, и тихо вышла, решившись незаметно
подойти к открытому окну со стороны сада.
Трое маленьких
детей, две девочки и мальчик, из которых Леночка была старшая,
подошли к столу, все трое положили на стол руки, и все трое тоже пристально стали рассматривать князя.
Варвара Павловна тотчас, с покорностью
ребенка,
подошла к ней и присела на небольшой табурет у ее ног. Марья Дмитриевна позвала ее для того, чтобы оставить, хотя на мгновенье, свою дочь наедине с Паншиным: она все еще втайне надеялась, что она опомнится. Кроме того, ей в голову пришла мысль, которую ей непременно захотелось тотчас высказать.
Я еще
подошел к клетке и долго смотрел сквозь железные полосы в страшные глаза львицы. Она хотела защитить свое
дитя, и, поняв, что это для нее невозможно, она была велика в своем грозном молчании.
Очень странно, что составленное мною понятие о межеванье довольно близко
подходило к действительности: впоследствии я убедился в этом на опыте; даже мысль
дитяти о важности и какой-то торжественности межеванья всякий раз приходила мне в голову, когда я шел или ехал за астролябией, благоговейно несомой крестьянином, тогда как другие тащили цепь и втыкали колья через каждые десять сажен; настоящего же дела, то есть измерения земли и съемки ее на план, разумеется, я тогда не понимал, как и все меня окружавшие.
Вопрос этот относился
к молодой особе, которая вошла вслед за
детьми и тоже
подошла к Машенькиной ручке. Особа была крайне невзрачная, с широким, плоским лицом и притом кривая на один глаз.
— Именно оттого, — хе-хе-хе, — что просто. Именно оттого. Веревка — вервие простое. Для него, во-первых, собака — что такое? Позвоночное, млекопитающее, хищное, из породы собаковых и так далее. Все это верно. Нет, но ты
подойди к собаке, как
к человеку, как
к ребенку, как
к мыслящему существу. Право, они со своей научной гордостью недалеки от мужика, полагающего, что у собаки, некоторым образом, вместо души пар.
Дети твои беспрестанно
подходят и
к румяному куличу, и
к заманчивой телятине: они ждут не дождутся, когда все эти великолепные вещи сделаются их достоянием.
— Приехали! — проговорил он,
подходя к ней, ласковым голосом, как говорят иногда
детям матери: «Проснулся, душечка?»
Старик ушел. Что-то вроде насмешливой гримасы промелькнуло на лице чиновника в мундире. Директор между тем вежливо, но серьезно пригласил движением руки даму отойти с ним подальше
к окну. Та
подошла и начала говорить тихо: видно было, что слова у ней прерывались в горле и дыхание захватывало: «Mon mari… mes enfants…» [Мой муж…
дети… (франц.).] — слышалось Калиновичу. Директор, слушая ее, пожимал только плечами.
Он
подошел сначала
к павильону, подле которого стояли музыканты, которым вместо пюпитров другие солдаты того же полка раскрывши держали ноты, и около которых, больше смотря, чем слушая, составили кружок писаря, юнкера, няньки с
детьми и офицеры в старых шинелях.
— А ты? неужели ты веришь? — спросил Петр Иваныч,
подходя к ней, — да нет, ты шутишь! Он еще
ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно! Неужели ты могла бы уважать мужчину, если б он полюбил так?.. Так ли любят?..
Как я
к этому важному делу
подойду, когда специально военных знаний у меня только на чуточку больше, чем у моего однолетки, молодого солдата, которых у него совсем нет, и, однако, он взрослый человек в сравнении со мною, тепличным
дитятей.
— Что? — сказал Морозов, будто не расслышан, — угорела? эка невидаль! Прошу вас, государи,
подходите, не слушайте жены! Она еще
ребенок; больно застенчива, ей в новинку обряд! Да
к тому еще угорела!
Подходите, дорогие гости, прошу вас!
Женщины после этого долго плакали и не могли успокоиться. Особенно жалко было Лозинскому молодую сироту, которая сидела в стороне и плакала, как
ребенок, закрывая лицо углом шерстяного платка. Он уже и сам не знал, как это случилось, но только он
подошел к ней, положил ей на плечо свою тяжелую руку и сказал...
Войдя в избу, Глеб, против обыкновения своего, не
подошел даже
к люльке, даром что
ребенок кричал и протягивал
к нему свои розовые голенькие ручонки.
Дуня вынула из люльки спавшего
ребенка,
подошла к старухе и, взяв ее за руку, принялась увещевать ее.
Он вел за руку нарядно одетую девочку с пушистыми, почти белыми локонами, большими темными глазами на бледном, болезненном личике и с тем особенным, повелительным и нетерпеливым выражением, которое свойственно избалованным
детям. Литвинов провел часа два в горах и возвращался домой по Лихтенталевской аллее…Сидевшая на скамейке дама с синим вуалем на лице проворно встала и
подошла к нему… Он узнал Ирину.
Дети начали кланяться в землю, и молитва, по-видимому, приходила
к концу. Дорушка заметила это: она тихо встала с колен, подняла с травы лежавший возле нее бумажный мешок с плодами,
подошла к окну, положила его на подоконнике и, не замеченная никем из семьи молочной красавицы, скоро пошла из садика.
Это как нельзя более
подходило к мыслям Якова Львовича, который решительно не знал уже, куда ему девать дворянских
детей, остающихся по бедности их родителей без всякого образования.
— В гимназии вместе учились! — продолжал тонкий. — Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо…
Детьми были! Не бойся, Нафаня!
Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
— Ну? — говорит баба злобно,
подходя вплоть
к Тюлину и глядя на него презрительным и сердитым взглядом. Отношения, очевидно, определились уже давно: для меня ясно, что беспечный Тюлин и озабоченная, усталая баба с двумя
детьми — две воюющие стороны.
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врешь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (
Подошла к мужу, уперлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.) Прошу тебя, не доводи дело до суда, не позорь семью. Мало о чем просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не за себя — за
детей.