Неточные совпадения
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он
поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил
воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом
воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
— Благодарю, — сказал Грэй, вздохнув, как развязанный. — Мне именно недоставало звуков вашего простого, умного голоса. Это как холодная
вода. Пантен, сообщите людям, что сегодня мы
поднимаем якорь и переходим в устья Лилианы, миль десять отсюда. Ее течение перебито сплошными мелями. Проникнуть в устье можно лишь с моря. Придите за картой. Лоцмана не брать. Пока все… Да, выгодный фрахт мне нужен как прошлогодний снег. Можете передать это маклеру. Я отправляюсь в город, где пробуду до вечера.
Он замолчал,
поднял к губам стакан
воды, но, сделав правой рукой такое движение, как будто хотел окунуть в
воду палец, — поставил стакан на место и продолжал более напряженно, даже как бы сердито, но и безнадежно...
— А она — умная! Она смеется, — сказал Самгин и остатком неомраченного сознания понял, что он, скандально пьянея, говорит глупости. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза, сжал зубы и минуту, две слушал грохот барабана, гул контрабаса, веселые вопли скрипок. А когда он
поднял веки — Брагина уже не было, пред ним стоял официант, предлагая холодную содовую
воду, спрашивая дружеским тоном...
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате
воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое лицо его морщилось, глаза смотрели на вещи в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и,
подняв брови, широко открыв глаза, спрашивал...
Через минуту вошла с графином
воды на подносе Анфимьевна; Сомова, наливая
воду в стакан, высоко
подняла графин, и Клим слышал, как она что-то шепчет сквозь бульканье
воды. Он испуганно оглянулся.
Вскрикивая, он черпал горстями
воду, плескал ее в сторону Марины, в лицо свое и на седую голову. Люди вставали с пола,
поднимая друг друга за руки, под мышки, снова становились в круг, Захарий торопливо толкал их, устанавливал, кричал что-то и вдруг, закрыв лицо ладонями, бросился на пол, — в круг вошла Марина, и люди снова бешено, с визгом, воем, стонами, завертелись, запрыгали, как бы стремясь оторваться от пола.
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную
воду в чане, брызгали ею в лицо друг другу и, сбитые с ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то
поднял ее на руки, вынес из круга и погрузил в темноту, точно в
воду.
Вскочил Захарий и, вместе с высоким, седым человеком, странно легко
поднял ее, погрузил в чан, —
вода выплеснулась через края и точно обожгла ноги людей, — они взвыли, закружились еще бешенее, снова падали, взвизгивая, тащились по полу, — Марина стояла в
воде неподвижно, лицо у нее было тоже неподвижное, каменное.
Самгину казалось, что он видит ее медные глаза, крепко сжатые губы, —
вода доходила ей выше колен, руки она
подняла над головою, и они не дрожали.
Остановясь среди комнаты, он взмахнул руками,
поднял их над головой, как будто купальщик, намеренный нырнуть в
воду.
— Нет, не всё: когда ждешь скромно, сомневаешься, не забываешься, оно и упадет. Пуще всего не задирай головы и не
подымай носа, побаивайся: ну, и дастся. Судьба любит осторожность, оттого и говорят: «Береженого Бог бережет». И тут не пересаливай: кто слишком трусливо пятится, она тоже не любит и подстережет. Кто
воды боится, весь век бегает реки, в лодку не сядет, судьба подкараулит: когда-нибудь да сядет, тут и бултыхнется в
воду.
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских судов). Джонки вдруг быстро понеслись не по течению, а назад, вверх по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас послали с фрегата шлюпку с офицером узнать, что там делается. Но едва шлюпка подошла к берегу, как ее
водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше от
воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Один смотрит,
подняв брови, как матросы, купаясь, один за другим бросаются с русленей прямо в море и на несколько мгновений исчезают в
воде; другой присел над люком и не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя на стуле, уставил глаза в пушку и не может от старости свести губ.
Китаец
поднимал тряпицу, доставал из котла рукой горсть рису, клал в свой фартук, выжимал
воду и, уже сухой, подавал покупателю.
Нам прислали быков и зелени. Когда
поднимали с баркаса одного быка, вдруг петля сползла у него с брюха и остановилась у шеи; бык стал было задыхаться, но его быстро
подняли на палубу и освободили. Один матрос на баркасе, вообразив, что бык упадет назад в баркас, предпочел лучше броситься в
воду и плавать, пока бык будет падать; но падение не состоялось, и предосторожность его возбудила общий хохот, в том числе и мой, как мне ни было скучно.
Околоточный строго взглянул и на Нехлюдова, но ничего не сказал. Когда же дворник принес в кружке
воду, он велел городовому предложить арестанту. Городовой
поднял завалившуюся голову и попытался влить
воду в рот, но арестант не принимал ее;
вода выливалась по бороде, моча на груди куртку и посконную пыльную рубаху.
Из города донесся по
воде гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а,
подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный òзям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка.
Не успел я опомниться, как он
поднял меня на руки и бросил в
воду.
Я велел разбудить остальных людей и выстрелил. Звук моего выстрела всколыхнул сонный воздух. Гулкое эхо подхватило его и далеко разнесло по лесу. Послышалось быстрое бренчанье гальки и всплеск
воды в реке. Испуганные собаки сорвались со своих мест и
подняли лай.
После перехода вброд реки Кулумбе наша обувь была мокрой, и потому переход через скалу Ван-Син-лаза был отложен до другого дня. Тогда мы стали высматривать место для бивака. В это время из
воды показалось какое-то животное.
Подняв голову, оно с видимым любопытством рассматривало нас. Это была нерпа.
Дивимся мы: кто ж это их
поднял, что
вода пошла; однако колесо повертелось, повертелось, да и стало.
Они потягивались, закидывали голову назад,
подымали кверху задние ноги насколько возможно, поворачивались вверх брюхом и вдруг совершенно неожиданно соскальзывали с камня в
воду.
Порой они спускались в
воду и тогда
поднимали неистовый крик, действительно напоминающий человеческий смех.
Белый конь, на котором сидел Кожевников, насторожился и, высоко
подняв голову, смотрел на
воду.
Делала она это медленно, высоко
поднимала ковш кверху и лила
воду как-то странно — через руку в правую сторону.
Понемногу погода разгулялась: туман исчез, по земле струйками бежала
вода, намокшие цветы
подняли свои головки, в воздухе опять замелькали чешуекрылые.
Уставили мою коляску на небольшом дощанике, и мы поплыли. Погода, казалось, утихла; татарин через полчаса
поднял парус, как вдруг утихавшая буря снова усилилась. Нас понесло с такой силой, что, нагнав какое-то бревно, мы так в него стукнулись, что дрянной паром проломился и
вода разлилась по палубе. Положение было неприятное; впрочем, татарин сумел направить дощаник на мель.
Ухватил всадник страшною рукою колдуна и
поднял его на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец и глядел как мертвец. Так страшно не глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли
воды схожих лицом на него.
[Черт бы явился его отцу! (укр.).] что он голова, что он обливает людей на морозе холодною
водою, так и нос
поднял!
И вот в жаркий июльский день мы
подняли против дома Малюшина, близ Самотеки, железную решетку спускного колодца, опустили туда лестницу. Никто не обратил внимания на нашу операцию — сделано было все очень скоро:
подняли решетку, опустили лестницу. Из отверстия валил зловонный пар. Федя-водопроводчик полез первый; отверстие, сырое и грязное, было узко, лестница стояла отвесно, спина шаркала о стену. Послышалось хлюпанье
воды и голос, как из склепа...
Что такое? И спросить не у кого — ничего не вижу. Ощупываю шайку — и не нахожу ее; оказалось, что банщик ее унес, а голова и лицо в мыле. Кое-как протираю глаза и вижу: суматоха! Банщики побросали своих клиентов, кого с намыленной головой, кого лежащего в мыле на лавке. Они торопятся налить из кранов шайки
водой и становятся в две шеренги у двери в горячую парильню, высоко над головой
подняв шайки.
Несколько раз опускали с мостика в
воду по шею и опять
поднимали.
Преломление света в
водах этих озер до того обманчиво, что во время купанья, идя от берега и постепенно погружаясь в глубину, кажется идешь на гору, и при каждом шаге
поднимаешь ногу выше.
Я видел пример, как значительное село, сидевшее на прекрасной родниковой речке (Большой Сююш] которая
поднимала постоянно мукомольный постав, в один год лишилась
воды.
Но и все его движения исполнены прелести: начнет ли он пить и, зачерпнув носом
воды,
поднимет голову вверх и вытянет шею; начнет ли купаться, нырять и плескаться своими могучими крыльями, далеко разбрасывая брызги
воды, скатывающейся с его пушистого тела; начнет ли потом охорашиваться, легко и свободно закинув дугою назад свою белоснежную шею, поправляя и чистя носом на спине, боках и в хвосте смятые или замаранные перья; распустит ли крыло по воздуху, как будто длинный косой парус, и начнет также носом перебирать в нем каждое перо, проветривая и суша его на солнце, — все живописно и великолепно в нем.
Старшина рассказал мне, что однажды, в бытность его еще молодым человеком, он в лодке с тремя другими орочами попал в такой смерч. Он подхватил лодку, завертел ее,
поднял на воздух и затем снова бросил на
воду. Лодка раскололась, но люди не погибли. Помощь оказали другие лодки, находившиеся поблизости.
На песке, около самой
воды, лежали оба лося и в предсмертных судорогах двигали еще ногами. Один из них
подымал голову. Крылов выстрелил в него и тем положил конец его мучениям. Когда я подошел к животным, жизнь оставила их. Это были две самки; одна постарше, другая — молодая. Удачная охота на лосей принудила нас остановиться на бивак раньше времени.
Она упала без чувств ему на руки. Он
поднял ее, внес в комнату, положил в кресла и стал над ней в тупом ожидании. На столике стоял стакан с
водой; воротившийся Рогожин схватил его и брызнул ей в лицо
воды; она открыла глаза и с минуту ничего не понимала; но вдруг осмотрелась, вздрогнула, вскрикнула и бросилась к князю.
Лихонин поспешно поднялся, плеснул себе на лицо несколько пригоршней
воды и вытерся старой салфеткой. Потом он
поднял шторы и распахнул обе ставни. Золотой солнечный свет, лазоревое небо, грохот города, зелень густых лип и каштанов, звонки конок, сухой запах горячей пыльной улицы — все это сразу вторгнулось в маленькую чердачную комнатку. Лихонин подошел к Любке и дружелюбно потрепал ее по плечу.
Хранившие до тех пор молчание рыбаки, плывшие с боков на лодках или тянувшие невод,
подняли шум, крик и хлопанье клячевыми веревками по
воде, чтоб заставить рыбу воротиться в середину невода.
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня;
подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами и ушатами бросились в
воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню на берег.
Он быстро разделся, звонко хлопнул себя ладонями по голому, шоколадному от загара телу и бросился в
воду,
подымая вокруг себя бугры кипящей пены.
Она ходила по комнате, садилась у окна, смотрела на улицу, снова ходила,
подняв бровь, вздрагивая, оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила
воду, не утоляя жажды, и не могла залить в груди жгучего тления тоски и обиды. День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась унылая пустошь, и колыхался недоуменный вопрос...
Серые, без лучей, лица. Напруженные синие жилы внизу, на
воде. Тяжкие, чугунные пласты неба. И так чугунно мне
поднять руку, взять трубку командного телефона.
— Поди сейчас, отыщи мне рыжего Медиокритского в огне… в
воде… в земле… где хочешь, и представь его, каналью, сюда живого или мертвого! Или знаешь вот эту клюку! — проговорил городничий и грозно
поднял жезл свой.
Что-то вдруг с треском осветило мост впереди, едущую по нем повозку и верхового, и осколки, с свистом
поднимая брызги, попадали в
воду.
— Луиза скорей сбегает, а я не могу бегать, — продолжал старичок по-итальянски, поочередно
поднимая плоские, подагрические ноги, обутые в высокие башмаки с бантиками, — а я вот
воды принес.
Александров справился с ним одним разом. Уж не такая большая тяжесть для семнадцатилетнего юноши три пуда. Он взял Друга обеими руками под живот,
поднял и вместе с Другом вошел в
воду по грудь. Сенбернар точно этого только и дожидался. Почувствовав и уверившись, что жидкая
вода отлично держит его косматое тело, он очень быстро освоился с плаванием и полюбил его.
Снова присев на корточки, мальчик полоскал руки в
воде и,
подняв вверх темнобровое, осыпанное светлыми вихрами лицо, успокоительно улыбаясь, ответил...