Неточные совпадения
За большим столом ужинала молодежь, и между ними Грушницкий. Когда я вошел, все замолчали: видно,
говорили обо мне. Многие
с прошедшего бала на меня дуются, особенно драгунский капитан, а теперь, кажется, решительно составляется против меня враждебная шайка под
командой Грушницкого. У него такой гордый и храбрый вид…
Вечером я сидел
с Дерсу у костра и беседовал
с ним о дальнейшем маршруте по реке Лефу. Гольд
говорил, что далее пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть на лодке, а лошадей и часть
команды оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный. Я последовал ему и только изменил местопребывание
команды.
Скрепя сердце послал Тюфяев
команду, которой велел окружить табор; когда это было сделано, явилась полиция
с гарнизонным батальоном, и что тут,
говорят, было — это трудно себе представить.
— Ей-богу, не знаю, —
говорил офицер, — как это случилось и что со мной было, но я сошел
с чердака и велел унтеру собрать
команду. Через два часа мы его усердно искали в другом поместье, пока он пробирался за границу. Ну, женщина! Признаюсь!
Он показывал мышат, которые под его
команду стояли и ходили на задних лапах, волоча за собою длинные хвосты, смешно мигая черненькими бусинами бойких глаз.
С мышами он обращался бережно, носил их за пазухой, кормил изо рта сахаром, целовал и
говорил убедительно...
— Ну,
говорят, от водки мысли прояснились. После этого продолжаю их напутствовать.
Говорю с ними час-другой. Вдруг
команда...
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин
с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь офицера инвалидной
команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском
говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой своей жены…
— Виновата, запомнила-с, завтра скажу. Плохо ей, Татьяне-то бедной. Мужа-то ее теперь в пожарную
команду перевели; все одна, недостатки,
говорит, страшные терпит.
Только этот капитанишка дрожит весь, кричит своей
команде: «Заряжайте ружья и стреляйте!» Но барин мой
говорит: «Погодите, не стреляйте, я
поговорю с ними».
Все вышли на палубу. Я попрощался
с командой, отдельно
поговорил с агентом, который сделал вид, что моя рука случайно очутилась в его быстро понимающих пальцах, и спустился к лодке, где Биче и Ботвель ждали меня. Мы направились в город. Ботвель рассказал, что, как он узнал сейчас, «Бегущую по волнам» предположено оставить в Гель-Гью до распоряжения Брауна, которого известили по телеграфу обо всех происшествиях.
Тут и пан Халявский, и пан Малявский — все в азарт входят: «и меня, и меня,
говорят, ледви не застршелили!» А надо было никого не убивать и даже холостым зарядом не стрелять, а казаков
с нагайками на них да пожарную
команду с водой.
С этого дня Фома заметил, что
команда относится к нему как-то иначе, чем относилась раньше: одни стали еще более угодливы и ласковы, другие не хотели
говорить с ним, а если и
говорили, то сердито и совсем не забавно, как раньше бывало.
— Это я рассказал сейчас один забавный анекдот-с, ваше превосходительство, — начал офицер, — про одного поручика нашей
команды, который точно так же разговаривал
с начальством; так вот он теперь и подражает ему. К каждому слову начальника он все
говорил: па-хвально, па-хвально! Его еще десять лет назад за это из службы выключили.
Там вон несут замертво окровавленного человека: ящиком,
говорят, зашибло, а сейчас опять пронесли обгорелого солдата пожарной
команды с переломленными ногами:
с крыши упал в самое полымя.
— Наделали дела! — проговорил он. — Вот я вам
говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, — обратился он
с упреком к батальонному командиру. — Ах, мой Бог! — прибавил он и решительно выступил вперед. — Господа ротные командиры! — крикнул он голосом, привычным к
команде. — Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? — обратился он к приехавшему адъютанту
с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он
говорил.