Неточные совпадения
— Здорово, Василий, —
говорил он,
в шляпе набекрень проходя по
коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это был новый начальник) примет ли?
Говоря это, он то раскрывал, то сжимал руку и наконец, довольный своей шуткой, выбежал, опередив Польдишока, по мрачной лестнице
в коридор нижнего этажа.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли
в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и
говорил,
говорил.
Незадолго до этого дня пред Самгиным развернулось поле иных наблюдений. Он заметил, что бархатные глаза Прейса смотрят на него более внимательно, чем смотрели прежде. Его всегда очень интересовал маленький, изящный студент, не похожий на еврея спокойной уверенностью
в себе и на юношу солидностью немногословных речей. Хотелось понять: что побуждает сына фабриканта шляп заниматься проповедью марксизма? Иногда Прейс, состязаясь с Маракуевым и другими народниками
в коридорах университета,
говорил очень странно...
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак
коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица,
говорил вполголоса...
В коридоре тоже спорили, кто-то
говорил...
— Что ты, Бог с тобой: я
в кофте! — с испугом отговаривалась Татьяна Марковна, прячась
в коридоре. — Бог с ним: пусть его спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! — косясь на Марка,
говорила она. — Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет
в доме? Ах ты, Боже мой! Да потуши ты этот проклятый огонь! Без пирожного!
Вышла
в коридор и
говорю Симону Михайловичу: «хоть бы отпустил меня.
Он пришел
в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но
в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему
говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее
в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она входила
в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
Да что
говорить! — проговорила Маслова, вскочила, швырнула фотографию
в ящик столика и, насилу удерживая злые слезы, выбежала
в коридор, хлопнув дверью.
В начале зимы его перевезли
в Лефортовский гошпиталь; оказалось, что
в больнице не было ни одной пустой секретной арестантской комнаты; за такой безделицей останавливаться не стоило: нашелся какой-то отгороженный угол без печи, — положили больного
в эту южную веранду и поставили к нему часового. Какова была температура зимой
в каменном чулане, можно понять из того, что часовой ночью до того изнемог от стужи, что пошел
в коридор погреться к печи, прося Сатина не
говорить об этом дежурному.
Под конец моего пребывания
в пансионе добродушный француз как-то исчез с нашего горизонта.
Говорили, что он уезжал куда-то держать экзамен. Я был
в третьем классе гимназии, когда однажды,
в начале учебного года,
в узком
коридоре я наткнулся вдруг на фигуру, изумительно похожую на Гюгенета, только уже
в синем учительском мундире. Я шел с другим мальчиком, поступившим
в гимназию тоже от Рыхлинского, и оба мы радостно кинулись к старому знакомому.
Вслед за сим приходят те две [Те две — А.
В. Якушкина и ее мать, Н.Н.Шереметева.] и вызывают меня, но как наш командир перепугался и я не хотел, чтоб из этого вышла им какая-нибудь неприятность, то и не пошел
в коридор; начал между тем ходить вдоль комнаты, и добрая Якушкина
в дверь меня подозвала и начала
говорить, спрося, не имею ли я
в чем-нибудь надобности и не хочу ли вам писать.
Жажда семейной ласки, материнской, сестриной, нянькиной ласки, так грубо и внезапно оборванной, обратилась
в уродливые формы ухаживания (точь-в-точь как
в женских институтах «обожание») за хорошенькими мальчиками, за «мазочками»; любили шептаться по углам и, ходя под ручку или обнявшись
в темных
коридорах,
говорить друг другу на ухо несбыточные истории о приключениях с женщинами.
Вот как текла эта однообразная и невеселая жизнь: как скоро мы просыпались, что бывало всегда часу
в восьмом, нянька водила нас к дедушке и бабушке; с нами здоровались,
говорили несколько слов, а иногда почти и не
говорили, потом отсылали нас
в нашу комнату; около двенадцати часов мы выходили
в залу обедать; хотя от нас была дверь прямо
в залу, но она была заперта на ключ и даже завешана ковром, и мы проходили через
коридор, из которого тогда еще была дверь
в гостиную.
— Стану я всякой свинье служить, —
говорил он, продолжая стоять
в коридоре и отплевываясь по временам. Макар Григорьев между тем очень умно вел с господами разговор.
— Да не выдадут же,
говорят тебе! — кричала Марья из
коридора,
в который она ушла. — Я — не Клеопатры Петровны, а баринова. Он меня и за то уж съест теперь, что я с барыней уезжала.
По
коридору бродили люди, собирались
в группы, возбужденно и вдумчиво разговаривая глухими голосами. Почти никто не стоял одиноко — на всех лицах было ясно видно желание
говорить, спрашивать, слушать.
В узкой белой трубе между двух стен люди мотались взад и вперед, точно под ударами сильного ветра, и, казалось, все искали возможности стать на чем-то твердо и крепко.
На улице с нею здоровались слободские знакомые, она молча кланялась, пробираясь сквозь угрюмую толпу.
В коридорах суда и
в зале ее встретили родственники подсудимых и тоже что-то
говорили пониженными голосами. Слова казались ей ненужными, она не понимала их. Все люди были охвачены одним и тем же скорбным чувством — это передавалось матери и еще более угнетало ее.
— Вы? Здесь? — и ножницы его так и захлопнулись. А я — я будто никогда и не знал ни одного человеческого слова: я молчал, глядел и совершенно не понимал, что он
говорил мне. Должно быть, что мне надо уйти отсюда; потому что потом он быстро своим плоским бумажным животом оттеснил меня до конца этой, более светлой части
коридора — и толкнул
в спину.
Сначала ругмя-ругали все господ своих, а тут одна и
говорит другой: «Я,
говорит, девонька, вчерася-тко видела, как управляющий крался по
коридору в спальню к барыне!» Тьфу, согрешила грешная! — закончила сердито свое токованье старуха и отплюнулась при этом.
— Служил, батушка, отец протоиерей, по разумению своему служил.
В Москву и
в Питер покойница езжали, никогда горничных с собою не брали. Терпеть женской прислуги
в дороге не могли. Изволят, бывало,
говорить: «Все эти Милитрисы Кирбитьевны квохчут, да
в гостиницах по
коридорам расхаживают, да знакомятся, а Николаша,
говорят, у меня как заяц
в угле сидит». Они ведь меня за мужчину вовсе не почитали, а все: заяц.
Софи
поговорила с немкой и наняла этот будуар;
в этом будуаре было грязно, черно, сыро и чадно; дверь отворялась
в холодный
коридор, по которому ползали какие-то дети, жалкие, оборванные, бледные, рыжие, с глазами, заплывшими золотухой; кругом все было битком набито пьяными мастеровыми; лучшую квартиру
в этом этаже занимали швеи; никогда не было, по крайней мере днем, заметно, чтоб они работали, но по образу жизни видно было, что они далеки от крайности; кухарка, жившая у них, ежедневно раз пять бегала
в полпивную с кувшином, у которого был отбит нос…
Встал и протянул мне руку. Так молча и расстались. Выхожу из кабинета
в коридор, встречаю Сергея Тимофеевича, рассказываю сцену с братом. Он покачал головой и
говорит...
Но поступь у него тихая и походка осторожная, вкрадчивая; при встрече
в узком
коридоре он всегда первый останавливается, чтобы дать дорогу, и не басом, как ждешь, а тонким, мягким тенорком
говорит: «Виноват!» У него на шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жесткие крахмальные воротнички, и потому он всегда ходит
в мягкой полотняной или ситцевой сорочке.
Они стояли
в полутёмном углу
коридора, у окна, стёкла которого были закрашены жёлтой краской, и здесь, плотно прижавшись к стене, горячо
говорили, на лету ловя мысли друг друга.
Ночью Дарья Михайловна сообщила мне, что родилась девочка, но что роженица
в опасном положении; потом по
коридору бегали, был шум. Опять приходила ко мне Дарья Михайловна и с отчаянным лицом, ломая руки,
говорила...
Марья Николаевна за все эти милости владыке
в ноги, а тот сейчас же вызвал из
коридора, где ждали просители, молодого белокурого семинариста и
говорит...
Стоя
в шапке и калошах
в коридоре выстывающего института, Персиков
говорил своему ассистенту Иванову, изящнейшему джентльмену с острой белокурой бородкой...
Я иду за своей женой, слушаю, что она
говорит мне, и ничего не понимаю от волнения. По ступеням лестницы прыгают светлые пятна от ее свечи, дрожат наши длинные тени, ноги мои путаются
в полах халата, я задыхаюсь, и мне кажется, что за мной что-то гонится и хочет схватить меня за спину. «Сейчас умру здесь, на этой лестнице, — думаю я. — Сейчас…» Но вот миновали лестницу, темный
коридор с итальянским окном и входим
в комнату Лизы. Она сидит на постели
в одной сорочке, свесив босые ноги, и стонет.
— Служил, батушка, отец протоиерей, по разумению своему угождал и берег их.
В Москву и
в Питер покойница езжали, никогда горничных с собою не брали. Терпеть женской прислуги
в дороге не могли. Изволят, бывало,
говорить: «Все эти Милитрисы Кирбитьевны квохчут да
в гостиницах по
коридорам расхаживают, а Николаша,
говорят, у меня, как заяц,
в углу сидит». Оне ведь меня за мужчину вовсе не почитали, а все, бывало, заяц.
Собственно, солидных нельзя было назвать угнетателями
в тесном смысле этого слова, но все же
в их обращении с новичками всегда слышалось наигранное, оскорбительное пренебрежение. Столкнувшись где-нибудь
в коридоре или на лестнице с разбежавшимся новичком, солидный брал его осторожно двумя пальцами за рукав и
говорил с брезгливой гримасой на лице...
Ольга. С дяденькой
в коридоре дурно сделалось…
говорят, удар… он умирает…
Ераст. Да дальше-то что? Ты дело-то
говори! Некогда мне с тобой проклажаться. (Заглядывает
в коридор.)
Что он
говорил, я хорошенько не помню; помню только, что он, между прочим, утверждал, что
в первом томе содержание поэмы не двигается вперед; что Гоголь выстроил длинный
коридор, по которому ведет своего читателя вместе с Чичиковым и, отворяя двери направо и налево, показывает сидящего
в каждой комнате урода.
Теперь, когда мы случайно встречались внизу
в коридоре или на дворе, я кланялся, она приветливо улыбалась;
говорили мы о погоде, о том, что, кажется, пора уже вставлять двойные рамы и что кто-то со звонками по плотине проехал, и
в это время я читал на ее лице: «Я верна вам и не порочу вашего честного имени, которое вы так любите, вы умны и не беспокоите меня — мы квиты».
Потом стало опять темно… Михайла мне шепчет: «Пойдем… кончено…» У меня ни страха, ни жалости, — одеревенел весь. Подошли к двери, послушали — тихо, вышли
в коридор — никого! Поглядел на меня Михайла и
говорит: «Эх, дурень, на что ты похож! Иди ко мне
в буфетную, выпей водки». Я ушел, а он еще остался
в коридоре.
Сначала они походили по
коридору,
поговорили между собой о чем-то шепотом и прошли
в физический кабинет.
Он встал и, смеясь, ушёл на дежурство. Когда он шёл по
коридору, у него вдруг явилось сожаление о том, что, кроме него, никто не слышал речей Матрёны. «Ловко
говорила! Баба, баба, а тоже понимает кое-что». И, охваченный приятным чувством, он вошёл
в своё отделение навстречу хрипам и стонам больных.
Не знаю, действительно ли они учили свои роли, но только
говорили беспрестанно и даже устроили какую-то странную между собой игру: «Перестаньте, Мишель, я уйду», —
говорила вдруг Дарья Ивановна и уходила
в темный
коридор, но Мишель следовал за ней и
в коридор.
Прямо с поезда вторгся он
в меблированные комнаты, где я жил. Это было зимою,
в семь часов утра, когда на петербургских улицах еще горят фонари, а усталые клячи влекут по домам спящих ночных извозчиков. Он был неумолим. Он не хотел слушать никаких доводов номерной девушки и
говорил зычным голосом на весь
коридор...
— Выйдем минуты на две
в коридор, нужно мне с глазу на глаз
поговорить с тобой насчет того, знаешь…
И, не слушая Меркулова, пошел вон из номера. Исходил он все
коридоры, перебудил много народа, но, чего искал, того не достал. И бранился с половыми, и лаской
говорил им, и денег давал — ничего не мог поделать. Вспомнил, что
в номере у него едва початая бутылка рейнвейна. И то хорошо, на безрыбье и рак рыба.
Сердечко Таси екнуло. Она не осмелилась, однако, ослушаться строгого директора и покорно последовала за ним. Пройдя несколько комнат Василий Андреевич (так звали господин Орлика) толкнул какую-то дверцу, и Тася очутилась
в маленькой, полутемной каморке с одним крошечным окошечком без стекла, выходящим
в коридор.
В ту же минуту господин Орлик вышел, не
говоря ни слова: задвижка щелкнула, и Тася осталась одна-одинешенька
в своей темной каморке.
— Погодите, кажется, кто-то идет. Ох, уж эти мне гимназисты! —
говорила она вполголоса, идя к двери и выглядывая
в коридор. — Нет, никого не видно…
В коридоре Вырубов остановил его и
говорит...
— Сашка! Я давно уже тебя люблю, только стеснялся сказать. Вижу, идешь ты по
коридору, даже не смотришь на меня… Господи! — думаю. — За что? Уж я ли к нему… Друг мой дорогой! И с удивлением слушал самого себя.
Говорят, — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке; неужели я, правда, так люблю этого длинного дурака? Как же я этого раньше сам не замечал? А
в душе все время было торжествование и радость от того, что мне сказал Шлепянов.
"Прогнала бы их преспокойно, —
говорил он про себя, — пускай идут есть крымские яблоки
в коридор".
Затем он вышел, не отрывая глаз от газеты, и остановился
в коридоре, недалеко от своей двери. Ему было слышно, как Ефимья дрожащим голосом прочла первые строки. Прочла и уж больше не могла; для нее было довольно и этих строк, она залилась слезами и, обнимая своего старшенького, целуя его, стала
говорить, и нельзя было понять, плачет она или смеется.
Солдаты
в купе очень мало обрадовались нежданному гостю. Они стояли
в коридоре и
говорили громко, чтоб слышали полковник и капитан...