Неточные совпадения
Исправляя ногу, он беспрестанно всматривался в фигуру Иоанна на заднем
плане, которой посетители не
заметили, но которая, он знал, была верх совершенства.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и
планы хозяйства, и мысли и замечания о книгах, которые он читал, и в особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не
замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.
П.А. Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком)
заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж,
плану целого сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным.
— Да, правда; только у меня
план еще не весь… — робко
заметил Обломов.
Основная идея
плана, расположение, главные части — все давно готово у него в голове; остались только подробности,
сметы и цифры.
— Вы бы представили
план кампании, —
заметил Райский, — может быть, и приняли бы…
«Я буду не один, — продолжал я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до сих пор: со мной будет моя идея, которой я никогда не изменю, даже и в том случае, если б они мне все там понравились, и дали мне счастье, и я прожил бы с ними хоть десять лет!» Вот это-то впечатление,
замечу вперед, вот именно эта-то двойственность
планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла меня ни на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был ли такой день в Петербурге, который бы я не ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю я, и была, кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
Дальнейший
план работ был намечен следующим образом: Г.И. Гранатману было поручено пройти горами между Арзамасовкой и Сибегоу (приток Тадушу), а А.И. Мерзляков должен был обойти Арзамасовку с другой стороны. В верховьях Тадушу мы должны были встретиться. Я с остальными людьми
наметил себе путь по побережью моря к заливу Владимира.
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом
плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» — какое плутовство; будто я от ученой известности отказываюсь, и от кафедры — какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же послужу медицине. Приятно человеку, как теоретику,
замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
С своей стороны, Бурмакин с ужасом
заметил, что взятые им на прожиток в Москве деньги исчезали с изумительной быстротой. А так как по заранее начертанному
плану предстояло прожить в Москве еще недели три, то надобно было серьезно подумать о том, как выйти из затруднения.
Парубок
заметил тот же час, что отец его любезной не слишком далек, и в мыслях принялся строить
план, как бы склонить его в свою пользу.
— Что же, я могу составить тебе
планы и
сметы, а выстроите и без меня. У меня своего дела по горло.
Женщины видели, что Максим тоже
замечает все это, но это входит в какие-то
планы старика.
Решение это очень
смело, но оно не составляет обдуманного, серьезного
плана, и ему суждено погибнуть так же скоро, как оно зародилось.
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой
мести в глазах, наливавшихся кровью; то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные
планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Я
замечаю, что Наташа в последнее время стала страшно ревнива к моим литературным успехам, к моей славе. Она перечитывает все, что я в последний год напечатал, поминутно расспрашивает о дальнейших
планах моих, интересуется каждой критикой, на меня написанной, сердится на иные и непременно хочет, чтоб я высоко поставил себя в литературе. Желания ее выражаются до того сильно и настойчиво, что я даже удивляюсь теперешнему ее направлению.
Я выполнил в Кёльне свой
план довольно ловко. Не успел мой ночной товарищ оглянуться, как я затесался в толпу, и по первому звонку уж сидел в вагоне третьего класса. Но я имел неосторожность выглянуть в окно, и он
заметил меня. Я видел, как легкая тень пробежала у него по лицу; однако ж на этот раз он поступил уже с меньшею развязностью, нежели прежде. Подошел ко мне и довольно благосклонно сказал...
Но так как мне эти трагедии наскучили вельми, — и
заметьте, я говорю серьезно, хоть и употребляю славянские выражения, — так как всё это вредит, наконец, моим
планам, то я и дал себе слово спровадить Лебядкиных во что бы ни стало и без вашего ведома в Петербург, тем более что и сам он туда порывался.
Ну что ж делать, если на этом был тогда же основан, с вашего же согласия и предложения (
заметьте это себе: предложения!), некоторый
план здешних действий, которого теперь изменить уже никак нельзя.
Переночевав в Майнце, мои путешественники опять-таки по
плану Егора Егорыча отправились в Гейдельберг. Южная Германия тут уже сильно начинала давать себя чувствовать. Воздух был напоен ароматами растений; деревья были все хоть небольшие, но сочные. Поля, конечно, не были с такой тщательностью обработаны, как в Северной Германии, но неопытный бы даже глаз
заметил, что они были плодовитее.
Головинский зорко присматривался к брагинской семье, особенно к Татьяне Власьевне, и, конечно, не мог не
заметить того двоившегося впечатления, которое он производил на старуху: она хотела верить в него и не могла, а между тем она была необходима для выполнения великих
планов Владимира Петровича.
И он стал говорить о медицине то, что о ней обыкновенно говорят, похвалил гигиену и сказал, что ему давно хочется устроить в Москве ночлежный дом и что у него даже уже есть
смета. По его
плану рабочий, приходя вечером в ночлежный дом, за пять-шесть копеек должен получать порцию горячих щей с хлебом, теплую, сухую постель с одеялом и место для просушки платья и обуви.
Заметив впечатление, произведенное Ириной на высокопоставленные лица и мгновенно сообразив, какие"mit etwas Accuratessе"из этого факта можно извлечь выгоды, граф, как человек энергический и умеющий прислушиваться, тотчас составил свой
план.
Так дни неслись, проходили недели, и хотя никаких еще не произошло формальных объяснений, хотя Литвинов все еще медлил с своим запросом, конечно, не по собственному желанию, а в ожидании повеления от Ирины (она как-то раз
заметила, что мы-де оба смешно молоды, надо хоть несколько недель еще к нашим годам прибавить), но уже все подвигалось к развязке, и ближайшее будущее обозначалось ясней и ясней, как вдруг совершилось событие, рассеявшее, как легкую дорожную пыль, все те предположения и
планы.
Все это Янсутский уже знал, сватаясь за Домну Осиповну, и предполагал тогда, сделавшись ее мужем, скупить за бесценок все эти маленькие взыскания и таким образом сделаться главным ее кредитором; но теперь он решился употребить этот
план как орудие
мести против Домны Осиповны.
Признавая необыкновенную силу способностей Петра, удивляясь быстроте успехов его в ученье, мы должны, однако,
заметить, что от обучения сложению далеко еще до преобразовательных
планов.
Он не прочь от деятельности — до тех пор, пока она имеет вид призрака и далека от реального осуществления: так, он создает
план устройства имения и очень усердно занимается им, — только «подробности,
сметы и цифры» пугают его и постоянно отбрасываются им в сторону, потому что где же с ними возиться!..
Ставши под покровом официальных распоряжений, он
смело карал то, что и так отодвигалось на задний
план разнообразными реформами, уже приказанными и произведенными; но он не касался того, что было действительно дурно — не для успеха государственной реформы, а для удобств жизни самого народа.
Лизавета Николаевна и он были давно знакомы. Они кланялись. Составив
план свой, Печорин отправился на один бал, где должен был с нею встретиться. Он наблюдал за нею пристально и
заметил, что никто ее не пригласил на мазурку: знак был подан музыкантам начинать, кавалеры шумели стульями, устанавливая их в кружок, Лизавета Николаевна отправилась в уборную, чтобы скрыть свою досаду: Печорин дожидался ее у дверей. Когда она возвращалась в залу, начиналась уже вторая фигура: Печорин торопливо подошел к ней.
Он считает, однако, нужным
заметить здесь, что недавно этот достоуважаемый генерал отказался представить одну его просьбу палате лордов и даже не хотел выслушать его объяснений, — что, впрочем, нужно приписать только влиянию некоторых лиц, не хотящих понять и оценить
планы разумного общества.
Мой
план… Он необычен, он оригинален, он
смел до дерзости, но разве он не разумен с точки зрения поставленной мною цели? И именно моя наклонность к притворству, вполне разумно вам объясненная, могла подсказать мне этот
план. Подъем мысли, — но разве гениальность и вправду умопомешательство? Хладнокровие, — но почему убийца непременно должен дрожать, бледнеть и колебаться? Трусы всегда дрожат, даже когда обнимают своих горничных, и храбрость — разве безумие?
Моя голова становилась тесна для этих жгучих мыслей, как тесна была эта каморка для всяких
планов борьбы и
мести. Я вскочил, присел на своей постели, охватил голову руками и пытался призвать к себе обычное самообладание.
Он не ходил бы из угла в угол, не хватал бы себя за голову и не строил бы всевозможных
планов, а предоставил бы всё жизни, которая
мелет в муку даже жёрновы.
Обеды вместе с Цезариной, и потом, зачастую, целые вечера в ее обществе, с глазу на глаз с этой интересной, умной и прелестной женщиной, решительно не давали ему глубже вдуматься в себя, в свое положение, и даже чувство к Татьяне Николаевне мало-помалу все как-то сглаживалось в нем и отходило на задний
план, и он сам все меньше и меньше
замечал в себе эту внутреннюю и как-то невольно совершавшуюся метаморфозу.
Однако мыслительская работа Беме опознается не столько по таким глухим признаниям, сколько по общему
плану его трактатов, очень и очень не непосредственных, но носящих в своем построении следы напряженной умственной работы.], и, если бы из его сочинений сохранилась лишь одна «Аврора», его первый трактат, имеющий печать свежести и непосредственности «вдохновения», и наиболее чуждый притязаний на систему, то можно было бы, пожалуй, не
заметить одной из основных черт творчества Беме, с большой тонкостью подмеченной Шеллингом, это… его рационализма.
Это была такая радость, о которой не
смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что о даче. Говорили без устали, строили
планы, заранее восхищались предстоящим наслаждением провести целое лето на поле природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни детей, что многие воспитанницы отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились на «приютскую» дачу.
Два года тому назад, когда он, только слегка
наметив свой
план, бросил службу и приехал в Петербург, у него не было ничего, кроме небольшого, заложенного и перезаложенного хуторка, не имеющего уже никакой цены, да двух-трех тысяч наличности, собранной на службе из жалованья и наград, которые он получал, благодаря его усердию, рачительности и талантам.
— Вы меня не спрашиваете, в чем заключается мой
план,
заметьте, несомненный
план приобретения громаднейшего состояния, и я знаю, почему вы меня о нем не спрашиваете: вы не спрашиваете не потому, чтоб он вас не интересовал, а потому, что вы знаете, что я вам его не скажу, то есть не скажу в той полноте, в которой бы мой верный
план, изобретение человека, нуждающегося в двадцати пяти тысячах, сделался вашим
планом, —
планом человека, обладающего всеми средствами, нужными для того, чтобы через полгода, не более как через полгода, владеть состоянием, которым можно удивить Европу.
И у Павла Николаевича созрел
план, по которому он
смело надеялся закрепить за собою Ларису еще крепче, чем Глафиру Васильевну, и был вполне уверен, что ни Бодростина и никто на свете этого
плана не проникнут.
— Прекрасный
план, —
заметила ему, отворачиваясь. Глафира.
Никогда еще не наполняло его такое острое чувство ничтожества и тлена всего земного… Он
смел кичиться своей особой, строить себялюбивые
планы, дерзко идти в гору, возноситься делеческой гордыней, точно ему удалось заговорить смерть!.. И почему остался жив он, а она из-за чумазых деревенских ребятишек погибла, бесстрашно вызывая опасность заразы?
Я
намечал общий
план, а потом уж каждый из нас импровизировал, что хотел.
Ваня и Нина в ужасе. Смерть в помойке, помимо своей жестокости, грозит еще отнять у кошки и деревянной лошади их детей, опустошить ящик, разрушить
планы будущего, того прекрасного будущего, когда один кот будет утешать свою старуху-мать, другой — жить на даче, третий — ловить крыс в погребе… Дети начинают плакать и умолять пощадить котят. Отец соглашается, но с условием, чтобы дети не
смели ходить в кухню и трогать котят.
Впечатления, вынесенные столпником из покинутой им лицемерной столицы, были так неблагоприятны, что он отчаялся за весь мир и не
замечал того, что через это отчаяние он унижал и
план и цель творения и себя одного почитал совершеннейшим.
До вечера Щеглов ходил по двору и придумывал
план наказания и
мести. Многие
планы перебывали в его голове, но что он ни придумывал, всё подходило под ту или другую статью уложения о наказаниях. После долгого, мучительного размышления оказалось, что он ничего не
смел…
— С некоторых пор я
замечаю, что я вам в тягость… Что у вас какие-то
планы, соображения, в которых я не играю никакой роли… Пожалуйста, не стесняйтесь, я не умру, если вы меня и бросите…
Хотя болезнь Григория Лукьяновича, как мы уже
заметили, и не разрушила его
планов, и враги его: архиепископ Пимен, печатник Иван Михайлович Висковатый, казначей Никита Фуников, Алексей Басманов и сын его Феодор, Афанасий Вяземский — последние трое бывшие любимцы государя — погибли вместе с другими страшною смертию, обвиненные в сообщничестве с покойным князем Владимиром Андреевичем и в участии в измене Новгорода, но звезда Малюты за время его отсутствия сильно померкла: появился новый любимец — хитрый и умный Борис Годунов, будущий венценосец.
Так веселилась и ликовала Москва, и это веселье и ликованье, казалось, находили свой отзвук и в палатах и хижинах, и лишь, как печальный остров среди моря веселья и радости, Стоял угрюмый дом Салтыковых на Лубянке, с затворившейся в нем его, когда-то грозной, теперь полусумасшедшей хозяйкой. С гнетущей и день и ночь мыслью о
мести ее бывшей приемной дочери, ходила она взад и вперед по пустынным комнатам, придумывая
планы, один другого неисполнимее, при ее отчужденном настоящем положении.
— В таком случае, мы, бедные, сегодня будем все на заднем
плане… —
заметила одна молоденькая дама, сидевшая рядом с дочерью хозяйки.
Надо
заметить, что Владимир понял, но боялся ошибиться. В такое неожиданно быстрое осуществление его
планов он не верил и ожидал более ясных намеков.