Неточные совпадения
Он объявил, что главное дело — в хорошем почерке, а не в чем-либо другом, что без этого не попадешь ни в
министры, ни в государственные советники, а Тентетников писал тем самым
письмом, о котором говорят: «Писала сорока лапой, а не человек».
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с другом Гарибальди, друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с лордом Шефсбюри и с еще большим его другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном… Испугался Фергуссон, ничего не боявшийся, за ближнего и пишет
письмо за
письмом о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга испугался Гладстон. Кто мог думать, какая пропасть любви и сострадания лежит иной раз под портфелем
министра финансов?..
Следственно, de facto запрещение было снято, но, несмотря на мое
письмо к
министру, он мне не отвечал.
Исключительный интерес представляет
письмо Ф. Баадера к
министру народного просвещения гр. Уварову.
Письма посылались официальным путем — через III отделение, показывались
министрам, царю.
…Твое служение заветному делу святое. Не уставай и не волнуйся. Говори с
министрами и со всеми прямо и гордо, проникнутая своей правдой… [Говорить прямо и гордо — о своем желании облегчить участь крепостных перечислением их в государственные крестьяне (см. примеч. к
письму 210).]
Чувствительно благодарю вас за проект
письма к
министру…
— По-моему, самое благоразумное, — сказал он, — вам написать от себя
министру письмо, изложить в нем свою крайнюю надобность быть в Петербурге и объяснить, что начальник губернии не берет на себя разрешить вам это и отказывается ходатайствовать об этом, а потому вы лично решаетесь обратиться к его высокопревосходительству; но кроме этого — напишите и знакомым вашим, кто у вас там есть, чтобы они похлопотали.
— Это все Митька, наш совестный судья, натворил: долез сначала до
министров, тем нажаловался; потом этот молодой генерал, Абреев, что ли, к которому вы давали ему
письмо, свез его к какой-то важной барыне на раут. «Вот, говорит, вы тому, другому, третьему расскажите о вашем деле…» Он всем и объяснил — и пошел трезвон по городу!..
Министр видит, что весь Петербург кричит, — нельзя ж подобного господина терпеть на службе, — и сделал доклад, что по дошедшим неблагоприятным отзывам уволить его…
В изобретении разных льстивых и просительных фраз он почти дошел до творчества: Сиятельнейший граф! — писал он к
министру и далее потом упомянул как-то о нежном сердце того. В
письме к Плавину он беспрестанно повторял об его благородстве, а Абрееву объяснил, что он, как человек новых убеждений, не преминет… и прочее. Когда он перечитал эти
письма, то показался даже сам себе омерзителен.
В деле аки бы ваших сношений через становую приставшу с раскольниками есть одно только голословное
письмо священника; я и говорю, что прежде, чем предавать человека суду, надо обследовать все это законным порядком; они не согласились, в то же присутствие постановили, что они приведут в исполнение прежнее свое постановление, а я, с своей стороны, донесу
министру своему.
Мещерский присоединял необыкновенное дарование писать по-русски сильно, резко и дельно; он показывал мне толстую книгу
писем, писанных им для разных лиц, находившихся в самых трудных обстоятельствах, —
писем к государю и к другим особам царской фамилии, а также и к разным
министрам.
В возмездие за это открытие основатель системы получил через того же посланника собственноручное
письмо короля прусского, в котором он благодарил автора и выказывал такое сочувствие к его системе, что изъявил намерение поручить своему
министру внутренних дел — применить ее во всех прусских областях, где только будет возможно.
При «доказательных статьях» приложены были, в переводе на русский язык,
письма принцессы к султану, к графу Орлову, к трирскому
министру барону Горнштейну и к другим.
При этом она показала Рокотани
письма к ней князя Лимбурга и
министра Горнштейна.
Ему, главному
министру одного из германских курфирстов, неловко было передавать такие
письма: они могли навлечь немало хлопот его государю; с другой стороны, Горнштейн мог заключить, что брак князя Лимбурга, против которого он так усердно действовал, совершился…
А на другой день оного известия получил я из Неаполя
письмо от английского
министра Гамильтона, что там одна женщина была, которая просила у него паспорта для проезда в Рим, что он для услуги ее и сделал, а из Рима получил он от нее
письмо, где она себя принцессой называет.
Затем фельдмаршал доказал ей положительно, что подробности, заключающиеся в
письме к неизвестному
министру (это было
письмо к Горнштейну), были известны ей одной, а потому оно не могло быть писано другим лицом.
Шкот написал Панчулидзеву дерзкое
письмо, которого тот не мог никому показать, так как в нем упоминалось о прежних сношениях автора по должности главноуправляющего имениями
министра, перечислялись «дары» и указывались такие дела, «за которые человеку надо бы не губернией править, а сидеть в остроге».
— Это
письмо от Архарова; он пишет, что завтра выйдет высочайший приказ о назначении меня товарищем
министра уделов, а относительно тебя пишет, что он говорил государю и его величество благосклонно отнесся к причине, задержавшей тебя в Москве. На днях он уведомит тебя, когда можно представить тебя государю… Ты будешь — он, по крайней мере, надеется — принят снова на службу в гвардию, тем же чином…
Она скажет в
письме к государыне, что герцог знал ее низкое происхождение, но сам уговорил Мариулу не открывать этого никому, а помогать всячески связи дочери с кабинет-министром.
13 сентября Каульбарс прибыл в Софию и вступил в управление агентства, а 14-го он в полной парадной форме сделал официальные визиты регентам и
министрам, а
министру иностранных дел вручил
письмо господина Гирса, уполномочивавшего его в качестве политического представителя России.
Прошение
министру было написано, подписано Василием Васильевичем и передано Милашевичу, который взялся завтра же отправить его по почте заказным
письмом, а расписку почтамта передать Луганскому, которому и назначил свидание в низке трактира Могорина на Невском. Луганский получил от Николая Леопольдовича двадцатипятирублевку и удалился. Вскоре после него стал прощаться и Антон Максимович.
Слух этот скоро и оправдался: «уже шестого августа получено было с нарочным от
министра духовных дел, князя Голицына, игуменом Валаамского монастыря
письмо, в котором изъяснена высочайшая воля государя императора непременно быть в монастыре, и повелено: не приготовлять ничего, — церемонии не делать, а принять самодержавного посетителя как благочестивого путешественника» (ibidem).