Неточные совпадения
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл
написать. И никто не
написал, как значительна их роль в деле воспитания русской
души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь
от пыли, сора».
Он показал ей, что и где
писать, и она села за стол, оправляя левой рукой рукав правой; он же стоял над ней и молча глядел на ее пригнувшуюся к столу спину, изредка вздрагивавшую
от сдерживаемых рыданий, и в
душе его боролись два чувства — зла и добра: оскорбленной гордости и жалости к ней, страдающей, и последнее чувство победило.
«Я не помню, —
пишет она в 1837, — когда бы я свободно и
от души произнесла слово „маменька“, к кому бы, беспечно забывая все, склонилась на грудь. С восьми лет чужая всем, я люблю мою мать… но мы не знаем друг друга».
— Ах ты, проклятый ворчун! — сказал я ему, выходя, и Кетчер,
от души смеясь, повторял: «Да разве это не курам на смех, не
написал и приехал, — это из рук вон».
В ожидании этого — я
пишу. Может, это ожидание продолжится долго, не
от меня зависит изменение капризного людского развития; но говорить, обращать, убеждать зависит
от меня — и я это делаю
от всей
души и
от всего помышления.
Пора благодарить тебя, любезный друг Николай, за твое письмо
от 28 июня. Оно дошло до меня 18 августа.
От души спасибо тебе, что мне откликнулся. В награду посылаю тебе листок
от моей старой знакомки, бывшей Михайловой. Она погостила несколько дней у своей старой приятельницы, жены здешнего исправника. Я с ней раза два виделся и много говорил о тебе. Она всех вас вспоминает с особенным чувством. Если вздумаешь ей отвечать,
пиши прямо в Петропавловск, где отец ее управляющий таможней.
Вы должны
написать мне подробно о замужестве нервической барышни… и непременно пожелайте ей
от меня всего, что обыкновенно желают в этих случаях, как следует государственному преступнику желать — сильно
от искренней
души…
Со взморья, с дачи брата Николая,
пишу вам, любезный друг Иван Александрович. Приветствую вас, добрую Прасковью Егоровну, милую Наташу, Володю и Николая с наступившим новым годом. Всем вам
от души желаю всего лучшего!
«Да, все это — дребедень порядочная!» — думал он с грустью про себя и вовсе не подозревая, что не произведение его было очень слабо, а что в нем-то самом совершился художественный рост и он перерос прежнего самого себя; но, как бы то ни было, литература была окончательно отложена в сторону, и Вихров был
от души даже рад, когда к нему пришла бумага
от губернатора, в которой тот
писал...
От души желаем не ошибиться в наших ожиданиях, возлагаемых на г. Калиновича, а ему
писать больше, и полнее развивать те благородные мысли, которых, помимо полного драматизма сюжета, так много разбросано в его первом, но уже замечательном произведении».
Липутин тотчас же согласился, но заметил, что покривить
душой и похвалить мужичков все-таки было тогда необходимо для направления; что даже дамы высшего общества заливались слезами, читая «Антона Горемыку», а некоторые из них так даже из Парижа
написали в Россию своим управляющим, чтоб
от сей поры обращаться с крестьянами как можно гуманнее.
Ответ
от Сверстова он очень скоро получил, в коем тот
писал ему: «Гряди, и я бы сам пошел за тобой, но начинаю уж хворать и на прощанье хочу побранить тебя за то, что ты, по слухам, сильно сбрендил в деле Тулузова, который, говорят, теперь совершенно оправдан, и это останется грехом на твоей
душе».
— Ночью; а утром, чем свет, и письмо отослал с Видоплясовым. Я, братец, все изобразил, на двух листах, все рассказал, правдиво и откровенно, — словом, что я должен, то есть непременно должен, — понимаешь? — сделать предложение Настеньке. Я умолял его не разглашать о свидании в саду и обращался ко всему благородству его
души, чтоб помочь мне у маменьки. Я, брат, конечно, худо
написал, но я
написал от всего моего сердца и, так сказать, облил моими слезами…
Проповеди о посте или о молитве говорить они уже не могут, а всё выйдут к аналою, да экспромту о лягушке: «как, говорят, ныне некие глаголемые анатомы в светских книгах о
душе лжесвидетельствуют по рассечению лягушки», или «сколь дерзновенно, говорят, ныне некие лжеанатомы по усеченному и электрическою искрою припаленному кошачьему хвосту полагают о жизни»… а прихожане этим смущались, что в церкви, говорят, сказывает он негожие речи про припаленный кошкин хвост и лягушку; и дошло это вскоре до благочинного; и отцу Ивану экспромту теперь говорить запрещено иначе как по тетрадке, с пропуском благочинного; а они что ни начнут сочинять, — всё опять мимоволыю или
от лягушки, или — что уже совсем не идуще —
от кошкина хвоста
пишут и, главное, всё понапрасну, потому что говорить им этого ничего никогда не позволят.
Теперь, когда я
пишу эти строки, мою руку удерживает воспитанный во мне с детства страх — показаться чувствительным и смешным; когда мне хочется ласкать и говорить нежности, я не умею быть искренним. Вот именно
от этого страха и с непривычки я никак не могу выразить с полной ясностью, что происходило тогда в моей
душе.
В первом случае необходимо было: во-первых, ехать в уездный город и нанимать прдьячего, который был бы искусен в написании просьб; во-вторых, идти в суд, подать просьбу и там одарить всех, начиная с судьи и кончая сторожем, так как, в противном случае, просьба может быть возвращена с надписанием; в-третьих,
от времени до времени посылать секретарю деревенских запасов и
писать ему льстивые письма; в-четвертых, в терпении стяжать
душу свою.
Помню, что, когда я уже забывался, позвонили: почтальон принес письмо
от кузины Сони. Она радовалась тому, что я задумал большую и трудную работу, и жалела, что так трудно найти натурщицу. «Не пригожусь ли я, когда кончу институт? Подожди полгода, Андрей, —
писала она, — я приеду к тебе в Петербург, и ты можешь
писать с меня хоть десять Шарлотт Корде… если только во мне есть хоть капля сходства с тою, которая, как ты
пишешь, теперь владеет твоею
душой».
От 26 сентября. «Я тебе еще не
писала, что на днях должно выйти новое сочинение Гоголя, содержание которого неизвестно; оно печатается под величайшим секретом в Петербурге по его поручению; ждем и нетерпеливо, что может оно заключать? У нас же прошли слухи, что будто это отрывки из его переписки с друзьями, что будто он сжег второй том „Мертвых
душ“ и так далее; слухи, по которым должно заключить, что он не совсем в здравом уме, по крайней мере слишком односторонен».
В это время он
написал довольно много хороших пьес, и, конечно, это опять, много зависело
от того обстоятельства, что он был совершенно спокоен и
душа его ничем не возмущалась.
Красавина. Стихом. Она в стихи очень верует, потому, говорит, коли что стихами написано, уж это верно: значит,
от души человек
писал, без всякой фальши. А я и случись тут, как он письмо-то в окошко бросил.
Наш век смешон и жалок, — всё
пишиЕму про казни, цепи да изгнанья,
Про темные волнения
души,
И только слышишь муки да страданья.
Такие вещи очень хороши
Тому, кто мало спит, кто думать любит,
Кто дни свои в воспоминаньях губит.
Впадал я прежде в эту слабость сам,
И видел
от нее лишь вред глазам;
Но нынче я не тот уж, как бывало, —
Пою, смеюсь. — Герой мой добрый малый.
Блажен!.. Его
душа всегда полна
Поэзией природы, звуков чистых;
Он не успеет вычерпать до дна
Сосуд надежд; в его кудрях волнистых
Не выглянет до время седина;
Он, в двадцать лет желающий чего-то,
Не будет вечной одержим зевотой,
И в тридцать лет не кинет край родной
С больною грудью и больной
душой,
И не решится
от одной лишь скуки
Писать стихи, марать в чернилах руки...
—
Пишите, сударыня; и я желаю
от души вашему мужу оправдаться, — возразил Иван Семеныч. — Но вместе с тем, чтобы ты меня, Егор Парменыч, впоследствии не обвинил, что я на тебя что-нибудь налгал или выдумал, так вот, братцы-мужички, что я
писал к вашему барину, — и затем, вынув из кармана черновое письмо, прочитал его во всеуслышание. В письме этом было написано все, что он мне говорил.
Тут вдруг Кунин вспомнил донос, который
написал он архиерею, и его всего скорчило, как
от невзначай налетевшего холода. Это воспоминание наполнило всю его
душу чувством гнетущего стыда перед самим собой и перед невидимой правдой…
Он
писал: «Между прочим, я не получил сюда ни подтверждающего письма
от Франка относительно статьи о
душе России, ни рукописи текста «Предварительного действа» А. Н. Скрябина (последний, неосуществленный замысел композитора.
Володя, давно уже перебравшийся
от батюшки Спиридония в гардемаринскую каюту, где теперь было просторно, жил мирно со своими сожителями, но близко ни с кем из них не сошелся и друга не имел, которому бы изливал все свои помыслы, надеясь на сочувствие, и потому он
писал огромные письма домой, в которых обнажал свою
душу.
Так же высказываются Иван Карамазов, Настасья Филипповна, многие другие. И уже прямо
от себя Достоевский в «Дневнике писателя»
пишет: «Я объявляю, что любовь к человечеству — даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие
души человеческой» (курсив Достоевского).
Я вздрогнул: это были почти те же самые слова, какие я слышал в Твери
от сестры Волосатина, которой я
написал и послал свое глупое письмо. Ненавистное воспоминание об этом письме снова бросило меня в краску, и я, продолжая стоять с поникшею головою перед моей матерью, должен был делать над собою усилие, чтобы понимать ее до глубины
души моей проникавшие речи.
Положим, ему известно было и раньше, до того дня, когда стал колебаться: брать ему или нет
от Серафимы эти двадцать тысяч; ему известно было, что они с матерью покривили
душой, не отослали сейчас же Калерии оставленного ей стариком капитала, не вызвали ее, не
написали обо всем.
Я им переделал эту докладную записку и
написал текст по-немецки с русским переводом. И когда мы в другой раз разговорились с Алимпием"по
душе", он мне много рассказывал про Москву, про писателя П.И.Мельникова, который хотел его"привесть"и представить по начальству, про то, как он возил Меттерниху бочонок с золотом за то, чтобы тот представил их дело в благоприятном свете императору, тому, что отказался
от престола в революцию 1848 года.
В 1872 году Глеб Успенский был в Париже. Он побывал в Лувре и
писал о нем жене: «Вот где можно опомниться и выздороветь!.. Тут больше всего и святее всего Венера Милосская. Это вот что такое: лицо, полное ума глубокого, скромная, мужественная, словом, идеал женщины, который должен быть в жизни. Это — такое лекарство
от всего гадкого, что есть на
душе, что не знаю, — какое есть еще другое? В стороне стоит диванчик, на котором больной Гейне, каждое утро приходя сюда, плакал».
Погода по-прежнему была сверкающая, в раскрытые окна глядела налитая солнцем зелень сада, по блестящим полам медленно двигались под сквознячком легкие стаи пушинок
от тополей. В
душе было послеэкзаменационное чувство огромного облегчения и освобождения; впереди — Петербург, студенчество; через две недели — к Конопацким. И я
писал...
На именины мои, одиннадцатого ноября, сестра Юля передала мне в письме поздравление с днем ангела
от Любы. Всколыхнулись прежние настроения, ожила вера, что не все уже для меня погибло, сладко зашевелились ожидания скорой встречи: на святки мы ехали домой. Все бурливее кипело в
душе вдохновение.
Писал стихов все больше.
Внутри его — власть сильнее разума,
от нее спасения нет! Незнаемое отметило его
душу своим знаком, он раб и с непонимающею покорностью идет, куда предназначено. А в записке своей он
писал...
— Да ведь в ней для него вся
душа госпиталя! Врачи, аптека, палаты, — это только неважные придатки к канцелярии! Бедняга-письмоводитель работает у нас по двадцать часов в сутки, —
пишет,
пишет… Мы живем с главным врачом в соседних фанзах, встречаемся десяток раз в день, а ежедневно получаем
от него бумаги с «предписаниями»… Посмотрели бы вы его приказы по госпиталю, — это целые фолианты!
Ну что ж я против этого скажу? И почему это умнее, чем спиритизм? По-моему, даже глупее. У спиритов, по крайней мере, сами
от себя не пророчествуют, а
пишут то, что
души им диктуют.
Мы вернулись к столу. Постные физии наводили друг на друга ужасное уныние. Сначала блаженная читала чьи-то письма
от разных барынь. Два письма были из-за границы. В одном такие уж страсти рассказывались: будто англичанин какой-то вызывает по нескольку
душ в раз и заставляет их между собой говорить."Когда он меня взял за руку,
пишет эта барыня, так я даже и не могу вам объяснить, что со мной сделалось". Недурно было бы узнать, что это с ней сделалось такое?
Государыня милостиво отнеслась к поступку Еропкина и наградила его андреевскою лентою через плечо, дала 20 000 рублей из кабинета и хотела пожаловать ему четыре тысячи
душ крестьян, но он
от последнего отказался,
написав: «Нас с женой только двое, детей у нас нет, состояние имеем, к чему же нам набирать себе лишнее».
«Обожаемый друг
души моей»,
писал он. «Ничто кроме чести не могло бы удержать меня
от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но — это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и всё любим тобою, я брошу всё и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Я и сам люблю Павлушу и без содрогания не могу подумать, что, быть может, сейчас, в эту самую минуту, как я
пишу его имя, его убивают или уже давно он мертв и похоронен; вчера ночью, случайно проснувшись, я долго потом не мог уснуть
от какой-то нелепой и мучительной раздвоенности в
душе: решительно не могу думать о Павлуше как о живом и в то же время не имею никакого права думать о нем как о мертвом.
Души и свободы нет, потому что жизнь человека выражается мускульными движениями, а мускульные движения обусловливаются нервною деятельностью;
души и свободы нет, потому что мы в неизвестный период времени произошли
от обезьян, — говорят,
пишут и печатают они, вовсе и не подозревая того, что, тысячелетия тому назад, всеми религиями, всеми мыслителями не только признан, но никогда и не был отрицаем тот самый закон необходимости, который с таким старанием они стремятся доказать теперь физиологией и сравнительной зоологией.