Неточные совпадения
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл
написать. И никто не
написал, как значительна их роль в деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня
на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти,
простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
Когда она обращала к нему
простой вопрос, он, едва взглянув
на нее, дружески отвечал ей и затем продолжал свой разговор с Марфенькой, с бабушкой или молчал, рисовал,
писал заметки в роман.
С ним случилось то, что всегда случается с людьми, обращающимися к науке не для того, чтобы играть роль в науке:
писать, спорить, учить, а обращающимися к науке с прямыми,
простыми, жизненными вопросами; наука отвечала ему
на тысячи равных очень хитрых и мудреных вопросов, имеющих связь с уголовным законом, но только не
на тот,
на который он искал ответа.
Там, слышишь,
на какой-нибудь новооткрытой дороге столкнулись или провалились
на мосту вагоны; там,
пишут, чуть не зазимовал поезд среди снежного поля: поехали
на несколько часов, а пять дней
простояли в снегу.
Господин обер-пастор города Герлица Рихтер восстал
на сочинение Бема, называемое «Аврора», за то, что книга эта стяжала похвалы, а между тем она была написана
простым сапожником и о предметах, непонятных даже людям ученым, значит, толковала о нелепостях, отвергаемых здравым смыслом, и господин пастор преследование свое довел до того, что Бем был позван
на суд в магистрат, книга была у него отобрана и ему запрещено было
писать; но, разумеется, хоть и смиренный, но в то же время боговдохновляемый Бем недолго повиновался тому.
Сусанна Николаевна, как мы видели,
простое желание назвала мольбою; а надежду старика, что Егор Егорыч уведомит его о Пьере, она переменила
на убедительную просьбу
написать Сусанне Николаевне о том, как Пьер себя чувствует, и она уже от себя хотела известить беспокоящегося отца.
В Москве я бросился
на исследования из
простого любопытства, так как
писать, конечно, ничего было нельзя.
Беркутов. А что ж Чугунов? Подьячий как подьячий — разумеется, пальца в рот не клади. Ведь вы, горячие юристы, все больше насчет высших взглядов, а, глядишь,
простого прошения
написать не умеете. А Чугуновы — старого закала, свод законов
на память знает; вот они и нужны.
Мы ведь не упрекаем наших сатириков в подлости и ласкательстве за то, что они
писали иногда пышные дифирамбы златому веку, мы не подозреваем их в боярской спеси за то, что они мало обращали внимания
на состояние
простого народа в их время.
Несколько минут Сергей Петрович
простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился
на крыльце, а вслед за тем, сев
на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не
на месте стул и, войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом
на диван, а потом встал и принялся
писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне
на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Видя, что неведение народа о самых
простых вещах гибельно делается для тех самых, которые его воспитывали; догадавшись наконец, что невежество ненадежно, что
на него нельзя положиться ни в чем, потому что оно постоянно может служить орудием в руках первого обманщика, — книжники решились вразумлять народ относительно некоторых предметов: толковали ему о самозванцах, рассказывали историю Годунова и Димитрия,
писали увещательные грамоты и пр.
— О вас
писал я матери в каждом письме, — говорил он. — Если бы все такие были, как вы да ваш батька, то не житье было бы
на свете, а масленая. У вас вся публика великолепная! Народ всё
простой, сердечный, искренний.
Главное затруднение — расходы устранялись отчасти тем, что мы вызвались сами
написать занавес и декорации, наклеить их
на рамы и, без всякого машиниста, с одним
простым плотником, взялись устроить сцену, к чему Хвощинский, необыкновенный мастер
на все ремесла и даже женские рукоделья, оказался вполне способным.
Но от Софрония не бе ни гласу, ни послушания, и тогда господин митрополит, тщетно и долготерпеливо ожидая к себе Софрониева прибытия, прислал
на него конечное решение по девятнадцатому правилу Карфагенского собора и в своей святительской грамоте сице
написал: «Аще же преслушаешь сего предписания и будешь кривить пронырством своим по твоему обычаю, и сие наше приказание преобидишь, то отселе сею грамотою нашею отрешаем тя и соборне извергаем из архиерейского сана и всякого священнодействия лишаем и оставляем
простым и бездействительным иноком Софронием» [В действительности эта грамота послана была Софронию через три года по постановлении владимирского архиепископа Антония, то есть в 1856 году.].
Со всеми людьми, обращающимися к науке нашего времени не для удовлетворения праздного любопытства и не для того, чтобы играть роль в науке,
писать, спорить, учить, и не для того, чтобы кормиться наукою, а обращающимися к ней с прямыми,
простыми, жизненными вопросами, случается то, что наука отвечает им
на тысячи разных очень хитрых и мудреных вопросов, но только не
на тот один вопрос,
на который всякий разумный человек ищет ответа:
на вопрос о том, что я такое и как мне жить.
Но он думает при этом о воскрешении именно этой плоти и
на этой земле, иначе трудно понять его мысль (хотя он и высказывает негодование, встретив подобное ее понимание в письме Вл. Соловьева [Имеется в виду недатированное письмо В. С. Соловьева к Η. Φ. Федорову, в котором он
писал, что «
простое физическое воскресение умерших само по себе не может быть целью…
Кончились хлопоты, еще ден пяток, и караван двинется с места. Вдруг получает Меркулов письмо от нареченного тестя. Невеселое письмо
пишет ему Зиновий Алексеич: извещает, что у Макарья
на тюленя цен вовсе нет и что придется продать его дешевле рубля двадцати. А ему в ту цену тюлень самому обошелся, значит, до́ставка с наймом паузков, с платой за
простой и с другими расходами вон из кармана. Вот тебе и свадебный подарок молодой жене!
Но одно, по-видимому, весьма
простое обстоятельство смутило и стало тревожить Александру Ивановну. Вскоре по возвращении ее от Бодростиных Иван Демьянович получил из Петербурга письмо, которого, разумеется, никому не показал, но сказал, что это
пишет ему какой-то его старый друг Семен Семенович Ворошилов, который будто бы едет сюда в их губернию, чтобы купить здесь себе
на старость лет небольшое именьице
на деньги, собранные от тяжких и честных трудов своей жизни.
Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть все знакомое,
простое, обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены с знакомым рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные
на полках. Я снова буду заниматься фотографией, снимать
простые и тихие виды и сына: как он ходит, как он смеется и шалит. Этим можно заниматься и без ног. И снова буду
писать об умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире.
Выслушивая новое творение брата, решалась она иногда, призвав
на помощь все небесные силы, именем их умолять его
писать проще и понятнее.
Чтоб праха
Мертвых никто не обидел, надгробные камни с
простоюНадписью, с грубой резьбою прохожего молят почтить их
Вздохом минутным;
на камнях рука неграмотной музы
Их имена и лета
написала, кругом начертавши,
Вместо надгробий, слова из святого писанья, чтоб скромный
Сельский мудрец по ним умирать научался.
Солдат был из себя статный да крепкий, хочь патрет
пиши: мускулы
на плечах, руках под кожей чугунными желваками перекатываются, лицо тонкое, будто и не
простой солдат, а чуть-чуть офицерских дрожжей прибавлено.
Некто, бывший
простым священником и потом достигший «степеней»,
пишет: «Ожидание епископа очень благоприятно действовало
на духовенство именно тем, что это было событие важное, которого ждали и к которому подготовлялись.