Неточные совпадения
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не умер, а был уволен
в отставку за то, что
голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности
в их употреблении)
перешла в зачаточное состояние.
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее руки.
В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез
в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны
перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его
голову, шею, руки.
В то же время он ясно сознавал, что мечта, загоревшаяся
в голове его,
в высшей степени неосуществима, — до того неосуществима, что ему даже стало стыдно ее, и он поскорей
перешел к другим, более насущным заботам и недоумениям, оставшимся ему
в наследство после «растреклятого вчерашнего дня».
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая
в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали
в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми
головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь
переходил с угла на угол.
Клим покорно ушел, он был рад не смотреть на расплющенного человека.
В поисках горничной,
переходя из комнаты
в комнату, он увидал Лютова; босый,
в ночном белье, Лютов стоял у окна, держась за
голову. Обернувшись на звук шагов, недоуменно мигая, он спросил, показав на улицу нелепым жестом обеих рук...
Он лег на спину и заложил обе руки под
голову. Илья Ильич занялся разработкою плана имения. Он быстро пробежал
в уме несколько серьезных, коренных статей об оброке, о запашке, придумал новую меру, построже, против лени и бродяжничества крестьян и
перешел к устройству собственного житья-бытья
в деревне.
Теорий у него на этот предмет не было никаких. Ему никогда не приходило
в голову подвергать анализу свои чувства и отношения к Илье Ильичу; он не сам выдумал их; они
перешли от отца, деда, братьев, дворни, среди которой он родился и воспитался, и обратились
в плоть и кровь.
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена
в голове строгая черта, за которую ум не
переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви, входят или входили
в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других женщин сразу увидишь, что любовь, если не на деле, то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
А если до сих пор эти законы исследованы мало, так это потому, что человеку, пораженному любовью, не до того, чтоб ученым оком следить, как вкрадывается
в душу впечатление, как оковывает будто сном чувства, как сначала ослепнут глаза, с какого момента пульс, а за ним сердце начинает биться сильнее, как является со вчерашнего дня вдруг преданность до могилы, стремление жертвовать собою, как мало-помалу исчезает свое я и
переходит в него или
в нее, как ум необыкновенно тупеет или необыкновенно изощряется, как воля отдается
в волю другого, как клонится
голова, дрожат колени, являются слезы, горячка…
Ему показалось неловко дремать сидя, он
перешел на диван, положил
голову на мягкую обивку дивана; а ноги вытянул. «Освежусь немного, потом примусь…» — решил он… и вскоре заснул.
В комнате раздавалось ровное, мерное храпенье.
— Одни из этих артистов просто утопают
в картах,
в вине, — продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют
в кружках слабых
голов, по трактирам. Это легче, чем работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят,
пересылают с места на место. Они всем
в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
Райский
перешел из старого дома опять
в новый,
в свои комнаты. Козлов переехал к себе, с тем, однако, чтоб после отъезда Татьяны Марковны с Верой поселиться опять у нее
в доме. Тушин звал его к себе, просвещать свою колонию, начиная с него самого. Козлов почесал
голову, подумал и вздохнул, глядя — на московскую дорогу.
Одним словом, он ужасно торопился к чему-то
перейти. Он был весь чем-то проникнут, с ног до
головы, какою-то главнейшею идеей, которую желал формулировать и мне изложить. Он говорил ужасно много и скоро, с напряжением и страданием разъясняя и жестикулируя, но
в первые минуты я решительно ничего не понимал.
С другой стороны, он подозревал, что только благодаря мудрейшей тактике Агриппины Филипьевны все устроилось как-то само собой, и официальные визиты незаметно
перешли в посещения друга дома, близкого человека, о котором и
в голову никому не придет подумать что-нибудь дурное.
Перейдя на другую сторону реки, мы устроили бивак
в густом хвойном лесу. Какими вкусными нам показались рыбьи
головы! Около некоторых
голов было еще много мяса, такие
головы были счастливыми находками. Мы разделили их поровну между собой и поужинали вкусно, но несытно.
В фанзе я увидел ту самую женщину, которая
переходила нам дорогу с кувшином на
голове.
Так
перешли мы
в новый год; что бы ни ждало нас
в нем, я склоняю
голову и говорю за нас обоих: да будет твоя воля!
Великолепные колонны с лепными карнизами
переходят в покойные своды, помнящие тайные сборища масонов, — по преданиям, здесь был кабинет Хераскова. Сквозь полумрак рельефно выступает орнамент —
головы каких-то рыцарей.
Потом мысль моя
перешла к книгам, и мне пришла
в голову идея: что, если бы описать просто мальчика, вроде меня, жившего сначала
в Житомире, потом переехавшего вот сюда,
в Ровно; описать все, что он чувствовал, описать людей, которые его окружали, и даже вот эту минуту, когда он стоит на пустой улице и меряет свой теперешний духовный рост со своим прошлым и настоящим.
В это время на краю щели появился большой черный муравей. Он спустился внутрь на одну из змей и взобрался ей на
голову. Муравей лапками коснулся глаза и рта пресмыкающегося, но оно чуть только показало язычок. Муравей
перешел на другую змею, потом на третью — они, казалось, и не замечали присутствия непрошенного гостя.
Князю пришло
в голову, что Рогожину надо кого-то высмотреть и не пропустить на дороге, и что потому он и
перешел на другой тротуар.
Наконец,
переходя в залу наливать чай, она невольно поворотила
голову в его сторону.
В хвосте россыпи было таким образом пробито десять шурфов, а затем
перешли прямо к «
голове».
А мать Агния тихо вошла, перекрестила их, поцеловала
в головы, потом тихо
перешла за перегородку, упала на колени и начала читать положенную монастырским уставом полунощницу.
Нет! Если и испытывал, то, должно быть,
в самом начале своей карьеры. Теперь перед ним были только
голые животы,
голые спины и открытые рты. Ни одного экземпляра из этого ежесубботнего безликого стада он не узнал бы впоследствии на улице. Главное, надо было как можно скорее окончить осмотр
в одном заведении, чтобы
перейти в другое, третье, десятое, двадцатое…
В ту же секунду над самой
головой раздается величественный гул, который, как будто поднимаясь все выше и выше, шире и шире, по огромной спиральной линии, постепенно усиливается и
переходит в оглушительный треск, невольно заставляющий трепетать и сдерживать дыхание.
Но как — он и сам не мог придумать, и наконец
в голове его поднялась такая кутерьма: мысль за мыслью
переходила, ощущение за ощущением, и все это связи даже никакой логической не имело между собою; а на сердце по-прежнему оставалось какое-то неприятное и тяжелое чувство.
Павел, под влиянием мысли о назначенном ему свидании, начал одну из самых страстных арий, какую только он знал, и весь огонь, которым горела душа его, как бы
перешел у него
в пальцы: он играл очень хорошо! M-me Фатеева, забыв всякую осторожность, впилась
в него своими жгучими глазами, а m-lle Прыхина, закинув
голову назад, только восклицала...
Помню, мне еще пришло однажды
в голову, что старик и собака как-нибудь выкарабкались из какой-нибудь страницы Гофмана, иллюстрированного Гаварни, и разгуливают по белому свету
в виде ходячих афишек к изданью. Я
перешел через улицу и вошел вслед за стариком
в кондитерскую.
Так перебрал он всех ротных командиров от первой роты до шестнадцатой и даже до нестроевой, потом со вздохом
перешел к младшим офицерам. Он еще не терял уверенности
в успехе, но уже начинал смутно беспокоиться, как вдруг одно имя сверкнуло у него
в голове: «Подполковник Рафальский!»
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов; армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед;
в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный дом превращается
в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении
головы; владельцы этих домов, зимой ютившиеся
в конурах ради экономии
в топливе, теперь
переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что из каждого кармана пахнет талером или банковым билетом.
Велики вы, славны, красивы, горды,
переходит имя ваше из уст
в уста, гремят ваши дела по свету —
голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко.
— Прощайте, monsieur Irteneff, — сказала мне Ивина, вдруг как-то гордо кивнув
головой и так же, как сын, посмотрев мне
в брови. Я поклонился еще раз и ей, и ее мужу, и опять на старого Ивина мой поклон подействовал так же, как ежели бы открыли или закрыли окошко. Студент Ивин проводил меня, однако, до двери и дорогой рассказал, что он
переходит в Петербургский университет, потому что отец его получил там место (он назвал мне какое-то очень важное место).
Он участвовал при переправе через Дунай,
переходил Балканы, отсиживался на Шипке, был при последней атаке Плевны; ранили его один раз тяжело, четыре — легко, и, кроме того, он получил осколком гранаты жестокую контузию
в голову.
Адмиральша, Сусанна и майор
перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает
в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею
голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись
в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны:
в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания
в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
Он начал с того, что его начальник получил
в наследство
в Повенецком уезде пустошь, которую предполагает отдать
в приданое за дочерью («гм… вместо одной, пожалуй, две Проплеванных будет!» — мелькнуло у меня
в голове); потом
перешел к тому, что сегодня
в квартале с утра полы и образа чистили, а что вчера пани квартальная ездила к портнихе на Слоновую улицу и заказала для дочери «монто».
И вот, вокруг этих-то безнадежных людей, около этой-то перекатной
голи, стелет Иудушка свою бесконечную паутину, по временам
переходя в какую-то неистовую фантастическую оргию.
Разговор, сначала безразличный и вялый, по мере того как
головы разгорячались, становился живее и живее и, наконец, неизменно
переходил в беспорядочную ссору, основу которой составляли воспоминания о головлевских умертвиях и увечиях.
Перешёл улицу наискось, воротился назад и, снова поравнявшись с домом, вытянулся, стараясь заглянуть внутрь комнат. Мешали цветы, стоявшие на подоконниках, сквозь них видно было только сутулую спину Рогачева да встрёпанную
голову Галатской. Постояв несколько минут, вслушиваясь
в озабоченный гул голосов, он вдруг быстро пошёл домой, решительно говоря себе...
— Вот эти глаза видели Фрези Грант, — сказала Дэзи, прикладывая пальцы к моим векам. — Вот эта рука пожимала ее руку. — Она прикоснулась к моей руке. — Там, во рту, есть язык, который с ней говорил. Да, я знаю, это кружит
голову, если вдумаешься туда, — но потом делается серьезно, важно, и хочется ходить так, чтобы не просы́пать. И это не
перейдет ни
в кого; оно только
в тебе!
Глафире Львовне было жаль Любоньку, но взять ее под защиту, показать свое неудовольствие — ей и
в голову не приходило; она ограничивалась обыкновенно тем, что давала Любоньке двойную порцию варенья, и потом, проводив с чрезвычайной лаской старуху и тысячу раз повторив, чтоб chère tante [милая тетя (фр.).] их не забывала, она говорила француженке, что она ее терпеть не может и что всякий раз после ее посещения чувствует нервное расстройство и живую боль
в левом виске, готовую
перейти в затылок.
— Так отчего же, скажите, — возразил Бельтов, схватив ее руку и крепко ее сжимая, — отчего же, измученный, с душою, переполненною желанием исповеди, обнаружения, с душою, полной любви к женщине, я не имел силы прийти к ней и взять ее за руку, и смотреть
в глаза, и говорить… и говорить… и склонить свою усталую
голову на ее грудь… Отчего она не могла меня встретить теми словами, которые я видел на ее устах, но которые никогда их не
переходили.
Голос старушки, выражение всей фигуры изменялись с непостижимою быстротою; все существо ее мгновенно отдавалось под влияние слов и воспоминаний, которые возникали вереницами
в слабой
голове ее: они
переходили от украденных полушубков к Дуне, от Дуни к замку у двери каморы, от замка к покойному мужу, от мужа к внучке, от внучки к Захару, от Захара к дедушке Кондратию, которого всеслезно просила она вступиться за сирот и сократить словами беспутного, потерянного парня, — от Кондратия
переходили они к Ване и только что полученному письму, и вместе с этими скачками голос ее слабел или повышался, слезы лились обильными потоками или вдруг пересыхали, лицо изображало отчаяние или уныние, руки бессильно опускались или делали угрожающие жесты.
Поезд опоздал несколькими минутами. Томление Литвинова
перешло в мучительную тоску: он не мог устоять на месте и, весь бледный, терся и толпился между народом."Боже мой, — думал он, — хоть бы еще сутки…"Первый взгляд на Таню, первый взгляд Тани… вот что его страшило, вот что надо было поскорей пережить… А после? А после — будь что будет!.. Он уже не принимал более никакого решения, он уже не отвечал за себя. Вчерашняя фраза болезненно мелькнула у него
в голове… И вот как он встречает Таню!..
— Нет… — ответил Фома. От речей старика
в голове у него было тяжело и мутно, и он был доволен, что разговор
перешел, наконец, на деловую почву.
— Ну, сделай милость, вперед так не делай: на
голом диванчике нехорошо спать, да он и короток, и по утрам иногда нехорошие росы бывают, а если когда тебя из спальни выгонят, так ты
в другие комнаты
переходи.
Казалось, что бледные звезды плывут ей навстречу, и воздух, которым она дышит глубоко, идет к ней из тех синих, прозрачно-тающих глубин, где бесконечность
переходит в сияющий праздник бессмертия; и уже начинала кружиться
голова. Линочка опустила
голову, скользнув глазами по желтому уличному фонарю, ласково покосилась на Сашу и со вздохом промолвила...
— Да, да!.. — кричал доктор. — Притом, старатель по самой организации своего труда хищник с ног до
головы: он выбирает только лучшие куски, снимает сливки и бросает, чтобы
перейти к другим. Старатель может разрабатывать только россыпи с содержанием 60–70 долей золота на 100 пудов песку, тогда как
в Америке выгодным считается промывать россыпи с содержанием 5 долей.
«Да и кто его знает, этого запоздалого, — промелькнуло
в голове господина Голядкина, — может быть, и он то же самое, может быть, он-то тут и самое главное дело, и не даром идет, а с целью идет, дорогу мою
переходит и меня задевает».
Когда наш герой вошел, то почувствовал, что как будто ослеп, ибо решительно ничего не видал. Мелькнули, впрочем, две-три фигуры
в глазах: «Ну да это гости», — мелькнуло у господина Голядкина
в голове. Наконец наш герой стал ясно отличать звезду на черном фраке его превосходительства, потом, сохраняя постепенность,
перешел и к черному фраку, наконец, получил способность полного созерцания…