Неточные совпадения
Чем больше горячился
папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда
папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я
прав, а впрочем, воля ваша!
— Какая тайна? Что вы! — говорила она, возвышая голос и делая большие глаза. — Вы употребляете во зло
права кузена — вот в чем и вся тайна. А я неосторожна тем, что принимаю вас во всякое время, без тетушек и
папа…
—
Право,
папа, ты сегодня предлагаешь такие странные вопросы; доктор, конечно, хороший человек, я его всегда уважала, но в таком вопросе он является все-таки чужим человеком… О таких вещах,
папа, с посторонними как-то не принято советоваться.
— Да кто у нас знакомые: у
папы бывают золотопромышленники только по делам, а мама знается только со старухами да старцами. Два-три дома есть, куда мы ездим с мамой иногда; но там еще скучнее, чем у нас. Я замечала, что вообще богатые люди живут скучнее бедных.
Право, скучнее…
—
Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет
право приходить осматривать и приторговывать… нет,
папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был
прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни
папы, ни мамы не скажут.
— Если б это было нужно,
папа, то отчего же не пойти за
правое дело?
— Поговорим,
папа, серьезно… Я смотрю на брак как на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных
прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют жизнь и себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
— Ты ведь не знаешь, какая у нас тревога! — продолжала Гловацкая, стоя по-прежнему в отцовском мундире и снова принявшись за утюг и шляпу, положенные на время при встрече с Лизой. — Сегодня, всего с час назад, приехал чиновник из округа от попечителя, — ревизовать будет. И
папа, и учители все в такой суматохе, а Яковлевича взяли на парадном подъезде стоять. Говорят, скоро будет в училище.
Папа там все хлопочет и болен еще… так неприятно,
право!
—
Право, еще не думала об этом,
папа. Кажется, хорошие люди.
Он скажет: „Что ж делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты не мой сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей любви, то я никогда не оставлю тебя“; и я скажу ему: „
Папа, хотя я не имею
права называть тебя этим именем, но я теперь произношу его в последний раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда не забуду, что ты мой благодетель, но не могу больше оставаться в твоем доме.
Я, как честный человек, не могу… мне надо еще три рубля,
право, не буду просить… не то что не буду просить, а просто… пожалуйста,
папа.
Как ни странно мне было слышать, что Володя так спокойно судит о выборе
папа, мне казалось, что он
прав.
— А хоть бы и так — опять-таки он не
прав. Попросил раз прощенья, видит, что
папа не прощает, — и в другой раз попроси!
— Слушаю, — сказал Полторацкий, приложив руку к
папахе, и поехал к своей роте. Сам он свел цепь на
правую сторону, с левой же стороны велел это сделать фельдфебелю. Раненого между тем четыре солдата унесли в крепость.
Я и его не осуждаю — у него талант, но он не
прав, и я ему прямо говорю: вы не правы;
папу надо видеть; надо на него глядеть без предубеждения, потому что с предубеждением все может показаться дурно, — а без предубеждения…
Вдруг, например, я вхожу в генеральском мундире: у меня и на
правом плече эполета и на левом плече эполета, через плечо голубая лента — что? как тогда запоет красавица моя? что скажет и сам
папа, директор наш?
Саша. Будет тебе… Идем! Серьезно,
папа… Пора уже тебе оставить выпивку и скандалы. Предоставь это тем здоровилам… Они молодые, а тебе все-таки, старику, не к лицу,
право…
Минут через десять пробежал и Марунич, держа в левой руке винтовку, а
правой отчаянно жестикулируя. Вид у него был растерянный,
папаха сдвинута на глаза, физиономия исцарапана, одежда изорвана.
— Не плачь, Миша, голубчик…
Папа тебя больше не тронет. Не бейте его, Иван Петрович! Ведь он еще дитя… Ну-ну… Хочешь лошадку? Я тебе лошадку пришлю… Какой же вы,
право… жестокосердный…
— Не могу…Никто не имеет
права,
папа Цвибуш, бить тебя по лицу. Никто!
— Вы не имеете
права…Я не виновата, — залепетала Оля. — Так угодно
папе, маме и т. д.
Она говорит: «в девках» и горничных называет «девки». От ее голоса, серых глаз, всего тона приходится иногда жутко; но к ней она не придирается, не ворчит, по целым дням ее не видно — все ей нездоровится. Только и Сане сдается, что нянька Федосеевна
права: «сухоручка» держит
папу в руках, и без ее ведома ничего в доме не делается.
11 ноября были мои именины, и я получил в подарок от
папы и мамы собрание стихотворений Ал. Толстого, где находилась и драма «Посадник». Красивый том в коленкоровом переплете цвета какао, с золототисненным факсимиле через всю верхнюю крышку переплета из нижнего левого угла в верхний
правый: «Гр. А. К. Толстой». И росчерк под подписью тоже золототисненный.
Но всякому, читавшему повести в журнале «Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось в молодости упорно бороться с родителями за
право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать. И я шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с
папой, я в гимназии, на большой перемене, с грустью ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я ем такой вкусный пирог в последний раз.
Мысли Пашкова перенеслись на девочку, которую он и жена удочерили, и, следовательно, она могла с законным
правом называть их «
папа» и «мама».
— Да, да, ты
прав,
папа! Купи нам игрушку, — весело ответили дети, и все трое направились к дверям соседнего магазина. Маленькая, худенькая, оборванная девочка остановилась перед ними. Она была очень жалка в своих лохмотьях, с исхудалым от голода и нужды личиком, со впалыми, лихорадочно горящими глазами.
— Глупый, какой я тебе
папа! — дрогнувшим голосом, после некоторого молчания, заметил он и двумя пальцами
правой руки стал щекотать шейку ребенка.
— Как женщина уже видна теперь, — сказала она по-французски, указывая на маленькую Наташу. — Вы нас, женщин, упрекаете в нелогичности. Вот она — наша логика. Я говорю:
папа хочет спать, а она говорит: нет, он смеется. И она
права, — сказала графиня Марья, счастливо улыбаясь.
— Ты моложе нас,
папа. Гораздо,
право, — сказала она и опять засмеялась.