Неточные совпадения
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я
поеду с
папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С
папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты и он…
— Maman, отчего же
папа не
поехать с нами? — сказала Кити. — И ему веселее и нам.
Когда все собрались в гостиной около круглого стола, чтобы в последний раз провести несколько минут вместе, мне и в голову не приходило, какая грустная минута предстоит нам. Самые пустые мысли бродили в моей голове. Я задавал себе вопросы: какой ямщик
поедет в бричке и какой в коляске? кто
поедет с
папа, кто с Карлом Иванычем? и для чего непременно хотят меня укутать в шарф и ваточную чуйку?
Рыженькая лошадка, на которой
ехал папа, шла легкой, игривой ходой, изредка опуская голову к груди, вытягивая поводья и смахивая густым хвостом оводов и мух, которые жадно лепились на нее.
Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по ней арапником, приговаривая: «В кучу!» Выехав за ворота,
папа велел охотникам и нам
ехать по дороге, а сам повернул в ржаное поле.
Папа сел на лошадь, и мы
поехали.
— Приехала сегодня из Петербурга и едва не попала на бомбу; говорит, что видела террориста,
ехал на серой лошади, в шубе, в
папахе. Ну, это, наверное, воображение, а не террорист. Да и по времени не выходит, чтоб она могла наскочить на взрыв. Губернатор-то — дядя мужа ее. Заезжала я к ней, — лежит, нездорова, устала.
— A propos о деревне, — прибавил он, — в будущем месяце дело ваше кончится, и в апреле вы можете
ехать в свое имение. Оно невелико, но местоположение — чудо! Вы будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на горе: вы его полюбите. Вид на реку… вы не помните, вы пяти лет были, когда
папа выехал оттуда и увез вас.
—
Папа, удобно ли тебе будет
ехать туда? — пробовала отговорить отца Надежда Васильевна. — Зося все еще больна, и сам Игнатий Львович не выходит из своего кабинета. Я третьего дня была у них…
— Да… но при теперешних обстоятельствах… Словом, вы понимаете, что я хочу сказать. Мне совсем не до веселья, да и
папа не хотел, чтобы я
ехала. Но вы знаете, чего захочет мама — закон, а ей пришла фантазия непременно вывозить нынче Верочку… Я и вожусь с ней в качестве бонны.
—
Папа,
поедем в Америку, когда m-r Бьюмонт купит у тебя завод, — сказала шутя Катерина Васильевна: — я там буду что-нибудь делать. Ах, как бы я была рада!
— Я,
папа, непременно
поеду за границу, — мечтала вслух одушевлявшаяся Нюрочка. — Все увижу своими глазами.
— И тебя,
папа, возьму с собой… Вместе
поедем.
— Связанную меня можете везти всюду, но добровольно я не
поеду. Прощайте,
папа.
— Она хотела тотчас же
ехать назад, — это мы ее удержали ночевать.
Папа без ее ведома отослал лошадь. Мы думали, что у вас никто не будет беспокоиться, зная, что Лиза с нами.
— Что ж такое,
папа! Было так хорошо, мне хотелось повидаться с Женею, я и
поехала. Я думала, что успею скоро возвратиться, так что никто и не заметит. Ну виновата, ну простите, что ж теперь делать?
Это еще до того времени, когда я на дрожках сидел,
папа, и ты меня видел; это я другой раз, по другой записке к Кате тогда
ехал.
— Ты слышал,
папа, что сюда
едет Лаптев? — перебила Луша пьяную болтовню старика.
— Ах, я и забыл было, — сказал
папа с досадливым подергиваньем и покашливаньем, — я к Епифановым обещал
ехать нынче. Помнишь Епифанову, la belle Flamande? еще езжала к вашей maman. Они славные люди. — И
папа, как мне показалось, застенчиво подергивая плечом, вышел из комнаты.
Но
папа велел заложить колясочку, надел свою модную оливковую бекешу, зачесал остатки волос, вспрыснул платок духами и в самом веселом расположении духа, в которое приводило его убеждение, что он поступает по-барски, а главное — надежда увидать хорошенькую женщину,
поехал к соседям.
— Куда ты
едешь? — спросил я
папа.
Впереди десятков двух казаков
ехали два человека: один — в белой черкеске и высокой
папахе с чалмой, другой — офицер русской службы, черный, горбоносый, в синей черкеске, с изобилием серебра на одежде и на оружии.
— Слушаю, — сказал Полторацкий, приложив руку к
папахе, и
поехал к своей роте. Сам он свел цепь на правую сторону, с левой же стороны велел это сделать фельдфебелю. Раненого между тем четыре солдата унесли в крепость.
Впереди всех
ехал на белогривом коне, в белой черкеске, в чалме на
папахе и в отделанном золотом оружии человек внушительного вида.
Соня. Мы завтра
поедем в лесничество,
папа. Хочешь?
— Я непременно хотела быть у вас, — заговорила она своим детским голосом и крепко пожимая и потрясая своей маленькой ручкой могучую руку Бегушева. —
Папа тоже непременно хотел
ехать со мною, но сегодня с утра еще куда-то ушел и до сих пор нет. Я думаю: «Бог с ним», — и
поехала одна.
— А ты разве не
поедешь ко мне ужинать? У меня
папа будет и привезет устриц! — проговорила дама.
— Какой досадный этот Тюменев, до сих пор не
едет! — произнесла она раздраженным голосом. — Пойдемте, пожалуйста, в Петергоф пешком ему навстречу, чтобы мне поскорее узнать о
папа!
Но
папа молчал и никому ни слова о том, что с ним случилось, и где он был, и куда хотел
ехать.
— Потом я после обеда
поехала за этим платьем; приезжаю — уж совсем не то: «Я, говорит, не могу
ехать, матушка умирает…» Ну ведь, знаете,
папа, она каждый день умирает.
Любочка. Ну, как ты хочешь, Anatole? Ведь все родные, друзья только самые близкие, и то мы стольких обидели! Так что ж,
поедем к
папа? А оттуда уж прямо… Как подумаю, через двенадцать дней уж за границей… Как славно!
Ольга Петровна(с беспокойством). Мне поэтому сейчас же надо
ехать к
папа.
Папа третьего дня был в городе и видел, как он откуда-то
ехал на извозчике.
Со мною от Томска до Иркутска
едут два поручика и военный доктор. Один поручик пехотный, в мохнатой
папахе, другой — топограф, с аксельбантом. На каждой станции мы, грязные, мокрые, сонные, замученные медленной ездой и тряской, валимся на диваны и возмущаемся: «Какая скверная, какая ужасная дорога!» А станционные писаря и старосты говорят нам...
В комнате на станции тускло горит лампочка. Пахнет керосином, чесноком и луком. На одном диване лежит поручик в
папахе и спит, на другом сидит какой-то бородатый человек и лениво натягивает сапоги; он только что получил приказ
ехать куда-то починять телеграф, а ему хочется спать, а не
ехать. Поручик с аксельбантом и доктор сидят за столом, положили отяжелевшие головы на руки и дремлют. Слышно, как храпит
папаха и как на дворе стучат молотом.
— Я не требую, — сказала Илька. — Однако же пора
ехать домой…Ты готов,
папа Цвибуш?
Едем! Спрячь на память билеты.
Трудно допустить, чтобы столь заметный в польской конфедерации деятель, как Чарномский,
поехал с принцессой в Рим и забыл возложенные на него конфедерацией поручения единственно из дружбы к приятелю и из желания посмотреть на Рим, где на этот раз и
папы нельзя было видеть.
— Да, тут станешь опытным!.. Всю эту зиму он у нас прохворал глазами; должно быть, простудился прошлым летом, когда мы ездили по Волге. Пришлось к профессорам возить его в Москву… Такой комичный мальчугашка! — Она засмеялась. — Представьте себе:
едем мы по Волге на пароходе, стоим на палубе. Я говорю. «Ну, Кока, я сейчас возьму
папу за ноги и брошу в Волгу!..» А он отвечает: «Ах, мама, пожалуйста, не делай этого! Я ужасно не люблю, когда
папу берут за ноги и бросают в Волгу!..»
Папа был очень умерен в
еде.
Папа, — взрослый человек, доктор, отец большой семьи, — перед тем, как
ехать на практику, приходил к дедушке и почтительно говорил...
На лето
поехал домой. Присутствовал на домашних приемах
папы, принимал больных под его руководством в лечебнице Общества тульских врачей, директором которой был
папа, курировал несостоятельных его больных на дому, благодаря этому знакомился с бытом тульской бедноты-мастеровщины.
Было так.
Папа считался лучшим в Туле детским врачом. Из Ясной Поляны приехал Лев Толстой просить
папу приехать к больному ребенку.
Папа ответил, что у него много больных в городе и что за город он не ездит. Толстой настаивал,
папа решительно отказывался. Толстой рассердился, сказал, что
папа как врач обязан
поехать.
Папа ответил, что по закону врачи, живущие в городе, за город не обязаны ездить. Расстались они враждебно.
—
Папа, Степану нужно в ночное
ехать! — крикнул Володя.
Я испуганно таращил глаза и втягивал голову в плечи, мальчишка бил меня кулаком по шее, а извозчики, — такие почтительные и славные, когда я
ехал на них с
папой или мамой, — теперь грубо хохотали, а парень с дровами свистел и кричал...
В 1879 году в Сиднее, в Австралии, должна была открыться всемирная выставка. Однажды, в субботу, за ужином,
папа стал мечтать. Первого января тираж выигрышного займа. Если мы выиграем двести тысяч, то все
поедем в Австралию на выставку. По железной дороге
поехали бы в Одессу, там сели бы на пароход. Как бы он пошел? Через Константинопольский пролив… «Принеси-ка, Виця, географический атлас!»
— Да ведь я узнал это уже после папиного отъезда, — оправдывался Бобка. — Я слышал, как Матрена сказала Аксинье: «Зарежь вечером цыплят, кроме черной молодки, барышниной любимицы».
Папа приедет только ночью, когда все уже будет кончено с цыплятами… Он
поехал опять к этому противному учителю приглашать его поступить к нам. Так мне, по крайней мере, сказала Лидочка.
— Не беспокойся,
папа! Я не буду шпорить Вострячка и
поеду шагом или легкой рысцою, — убежденно проговорил мальчик.
— А как же, няня, мы мимо деревни
ехали? — вмешался Сережа. — Там людей много! А провизии,
папа говорил, и на хуторе довольно.
Смеющийся солдат
ехал, болтая ногами, на лошади с обрубленными постромками. Лихо сдвинув
папаху на затылок, он рассказывал...
— Maman и я не можем
ехать, — уже резко проговорила Лора, — а доктор велел
папе быть на свежем воздухе как можно дольше.