Неточные совпадения
Грэй замер. В то время, как другие
женщины хлопотали около Бетси, он пережил
ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам.
(Возможность презирать и выражать свое презрение было самым приятным
ощущением для Ситникова; он в особенности нападал на
женщин, не подозревая того, что ему предстояло несколько месяцев спустя пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова.)
Клим остался с таким
ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то
женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
«Я стал слишком мягок с нею, и вот она уже небрежна со мною. Необходимо быть строже. Необходимо овладеть ею с такою полнотой, чтоб всегда и в любую минуту настраивать ее созвучно моим желаниям. Надо научиться понимать все, что она думает и чувствует, не расспрашивая ее. Мужчина должен поглощать
женщину так, чтоб все тайные думы и
ощущения ее полностью передавались ему».
Его волновал вопрос: почему он не может испытать
ощущений Варвары? Почему не может перенести в себя радость
женщины, — радость, которой он же насытил ее? Гордясь тем, что вызвал такую любовь, Самгин находил, что ночами он получает за это меньше, чем заслужил. Однажды он сказал Варваре...
«Макаров говорил, что донжуан — не распутник, а — искатель неведомых, неиспытанных
ощущений и что такой же страстью к поискам неиспытанного, вероятно, болеют многие
женщины, например — Жорж Занд, — размышлял Самгин. — Макаров, впрочем, не называл эту страсть болезнью, а Туробоев назвал ее «духовным вампиризмом». Макаров говорил, что
женщина полусознательно стремится раскрыть мужчину до последней черты, чтоб понять источник его власти над нею, понять, чем он победил ее в древности?»
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое
ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от
женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он, положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
Она скрылась, с негодованием хлопнув дверью. В бешенстве от наглого, бесстыдного цинизма самых последних ее слов, — цинизма, на который способна лишь
женщина, я выбежал глубоко оскорбленный. Но не буду описывать смутных
ощущений моих, как уже и дал слово; буду продолжать лишь фактами, которые теперь все разрешат. Разумеется, я пробежал мимоходом опять к нему и опять от няньки услышал, что он не бывал вовсе.
Тем не менее, несмотря на всю смутную безотчетность его душевного состояния и на все угнетавшее его горе, он все же дивился невольно одному новому и странному
ощущению, рождавшемуся в его сердце: эта
женщина, эта «страшная»
женщина не только не пугала его теперь прежним страхом, страхом, зарождавшимся в нем прежде при всякой мечте о
женщине, если мелькала таковая в его душе, но, напротив, эта
женщина, которую он боялся более всех, сидевшая у него на коленях и его обнимавшая, возбуждала в нем вдруг теперь совсем иное, неожиданное и особливое чувство, чувство какого-то необыкновенного, величайшего и чистосердечнейшего к ней любопытства, и все это уже безо всякой боязни, без малейшего прежнего ужаса — вот что было главное и что невольно удивляло его.
В 1885 г. беглые каторжные напали на аинское селение и, по-видимому, только ради сильных
ощущений занялись истязанием мужчин и
женщин, последних изнасиловали, — и в заключение повесили детей на перекладинах.
В самом лице этой
женщины всегда было для него что-то мучительное; князь, разговаривая с Рогожиным, перевел это
ощущение ощущением бесконечной жалости, и это была правда: лицо это еще с портрета вызывало из его сердца целое страдание жалости; это впечатление сострадания и даже страдания за это существо не оставляло никогда его сердца, не оставило и теперь.
Несколько раз припоминал он в эти шесть месяцев то первое
ощущение, которое произвело на него лицо этой
женщины, еще когда он увидал его только на портрете; но даже во впечатлении от портрета, припоминал он, было слишком много тяжелого.
— Но вы сами согласитесь, что нельзя же по одному
ощущению, хоть бы оно даже и массе принадлежало, кидать людей в темницу, с семейством, в числе которых, вероятно, есть и
женщины.
В самом деле, это был премилейший мальчик: красавчик собою, слабый и нервный, как
женщина, но вместе с тем веселый и простодушный, с душою отверстою и способною к благороднейшим
ощущениям, с сердцем любящим, правдивым и признательным, — он сделался идолом в доме Ихменевых.
Ромашов стоял, глядел искоса на Петерсон и думал с отвращением: «О, какая она противная!» И от мысли о прежней физической близости с этой
женщиной у него было такое
ощущение, точно он не мылся несколько месяцев и не переменял белья.
Вся эта путаница
ощущений до того измучила бедную
женщину, что она, не сказав более ни слова мужу, ушла к себе в комнату и там легла в постель. Егор Егорыч, в свою очередь, тоже был рад уходу жены, потому что получил возможность запечатать письмо и отправить на почту.
Я некоторое время молча прислушивался, и внезапная мысль, что передо мною сумасшедшая
женщина, вызвала у меня
ощущение брезгливого страха.
— Вы рассмотрите-ка под микроскопом каждую
женщину и найдите разницу, — предлагал он. — Эту разницу мы любим только в себе, в своих
ощущениях, и счастливы, если данный номер вызывает в нас эти эмоции. В нас — все, а
женщины — случайность, вернее — маленькая подробность… Почему нам нравится, когда в наших руках сладко трепещет молодое женское тело, а глаза смотрят испуганно и доверчиво? Мы хотим пережить сами этот сладкий испуг пробудившейся страсти, эти первые восторги, эту доверчивость к неизведанной силе…
И я покинул всё, с того мгновенья,
Всё:
женщин и любовь, блаженство юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья,
И в свете мне открылся новый свет,
Мир новых, странных
ощущений,
Мир обществом отверженных людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений.
Фигура
женщины все уменьшалась, точно таяла, а Фома, не отрывая глаз, смотрел на нее и чувствовал, что помимо страха за отца и тоски о
женщине — в душе его зарождается какое-то новое, сильное и едкое
ощущение.
Стоя у окна, не глядя ни на кого в особенности, он говорил — и, вдохновенный общим сочувствием и вниманием, близостью молодых
женщин, красотою ночи, увлеченный потоком собственных
ощущений, он возвысился до красноречия, до поэзии…
Как только она это сказала — мое тройное
ощущение за себя и других кончилось. Теперь я видел и понимал только то, что видел и слышал. Ганувер, взяв руку
женщины, медленно всматривался в ее лицо, как ради опыта читаем мы на расстоянии печатный лист — угадывая, местами прочтя или пропуская слова, с тем, что, связав угаданное, поставим тем самым в линию смысла и то, что не разобрали. Потом он нагнулся и поцеловал руку — без особого увлечения, но очень серьезно, сказав...
Яков лежал на диване и курил, наслаждаясь
ощущением насыщенности, исключающей все желания; это
ощущение он ценил выше всего в жизни, видя в нём весь её смысл. Оно являлось одинаково приятным и после вкусного обеда и после обладания
женщиной.
И мог ли он, никогда постоянно не трудившийся, убивши первую молодость на интриги с
женщинами, на пирушки с друзьями, на увлечения искусствами, мог ли он, говорю я, с его подвижным характером, привыкнувши бежать за первым
ощущением, сдружиться с монотонной обязанностью службы и равнодушно выдерживать канцелярские сидения, где еще беспрестанно оскорбляли его самолюбие, безбожно перемарывая сочиненные им бумаги.
Случайно или умышленно, но только разговоры их по преимуществу стали склоняться на любовь. Лизавета Васильевна в этом отношении была гораздо опытнее брата: она знала любовь в самых тонких ее
ощущениях; она, как видно, очень хорошо знала страдания и счастие влюбленного. С отрадою и не без волнения прислушивался Павел к словам сестры и понимал их каким-то неясным чувством; в первый раз еще сблизился он с
женщиною и взглянул в ее сердце.
Но иногда поспешные, милостивые и тепленькие ласки его возлюбленной поднимали в груди юноши тошное
ощущение обиды, он вспоминал торопливые слова
женщины, деловые движения ее тела и с унылою горечью думал...
Он на другой же день потихоньку сходил к библиотекарю и выпросил у него все, какие были, сочинения Пушкина и принялся: читал он день… два, и, странное дело, как будто бы целый мир новых
ощущений открылся в его душе, и больше всего ему понравились эти благородные и в высшей степени поэтичные отношения поэта к
женщине.
Твердынский. Как дорога, однако, сближает. Такое
ощущение странное в близости
женщины. (Садится ближе) И как отлично, что вы не носите кринолин. И как у вас тут складочка, совсем античная. (Указывает на спину.)
Она понимала лучше, чем студент, то, что с ним теперь происходило. Она знала, что у мужчин первые шаги в чувственной любви сопряжены с такими же ужасными, болезненными
ощущениями, как и первые затяжки опиумом для начинающих, как первая папироса, как первое опьянение вином. И она знала также, что до нее он не сближался ни с одной
женщиной, что она была для него первой, знала это по его прежним словам, чувствовала это по его дикой и суровой застенчивости, по его неловкости и грубости в обращении с ней.
Все те дни он жил какою-то усиленною напряженною и одурманенною жизнью, среди какого-то фантастического мира затаенно страстных внутренних
ощущений, под царящим обаянием необыкновенной и могучей, как казалось ему,
женщины.
В то первое время замечательная, оригинальная красота этой
женщины хотя и производила на него свое невольно обаятельное впечатление, но эта красота, это богатство и роскошь тела говорили одной только чувственности —
ощущение, которое, при мысли о любви к Татьяне, Хвалынцев гнал от себя и безусловно осуждал его, хотя это
ощущение все-таки, помимо его собственной воли, как тать закрадывалось в душу и смущало его порою.
Какая разница в
ощущениях, вносимых в душу этими двумя
женщинами?
Вы смело можете рассчитывать на успех, если охотитесь на дуру или на такую же искательницу приключений и
ощущений, как вы сами, или женщину-пройдоху, для которой вы чужды.
Есть у него и еще один признак «без обмана» — это вздрагивание нервов при виде любимой
женщины. Никаким усилием воли нельзя воздержаться от такого
ощущения. В первую тайную встречу в Нижнем на Откосе, в десятом часу, на дорожке, в густой тени лип, он еще не испытывал этого удара под коленями.
Если бы боги сотворили людей без
ощущения боли, очень скоро люди бы стали просить о ней;
женщины без родовых болей рожали бы детей в таких условиях, при которых редкие бы оставались живыми, дети и молодежь перепортили бы себе все тела, а взрослые люди никогда не знали бы ни заблуждений других, прежде живших и теперь живущих людей, ни, главное, своих заблуждений, — не знали бы что им надо делать в этой жизни, не имели бы разумной цели деятельности, никогда не могли бы примириться с мыслью о предстоящей плотской смерти и не имели бы любви.
На первых порах его мучили стыд и страх, что весь зал знает о том, что его сейчас обнимала и целовала
женщина, он ежился и беспокойно оглядывался по сторонам, но, убедившись, что в зале по-прежнему преспокойно пляшут и болтают, он весь предался новому, до сих пор ни разу в жизни не испытанному
ощущению.
— Какой удар для тетушки и для Пьера! — заметил Василий Васильевич, не выразив даже своего личного
ощущения, точно он никогда не знал несчастную
женщину.
Странные, незнакомые ему до сих пор
ощущения переживал Осип Федорович в присутствии этой очаровательной
женщины.
Он снова начал прибегать к спасительному вину, искать сильных, заглушающих этот внутренний голос,
ощущений в игре в карты и рулетку, и в оргиях с
женщинами, которых цинизм граничит с грацией, и в беспутстве которых есть своего рода поэзия, поэзия низменных душ.
Ощущение близости в несколько шагов от
женщины, которая так же, как и он страдает в разлуке с ним и жаждет свиданья — за последнее время это убеждение всецело укрепилось в уме Неволина — давало ему нечто вроде нравственного удовлетворения.
Ни одна
женщина не могла дать ему это
ощущение свежести, нетронутой души и сердца, которая очаровала его притуплённый, но тонкий вкус.
— Вы, душа моя, — сказала она мне, — идете исполинскими шагами. Вы знаете ли, что я, при всей моей привычке, не сразу решилась заглянуть в те места, где торгуют
женщиной. Страшную боль выносите вы оттуда. Скажу вам наперед, что быть там и не думать о себе самой, подавить свои личные
ощущения, — на первый раз невозможно!
Эти и подобные речи своеобразного поклонника увлекали молодую
женщину, открывая ей совершенно новый мир, она пресытилась уже лекарством, прописанным ей ее матерью, ей хотелось новых, неизвестных
ощущений.