Неточные совпадения
— Драма, — повторил поручик, раскачивая фляжку на ремне. — Тут — не драма, а —
служба! Я театров не выношу. Цирк — другое дело, там ловкость, сила. Вы думаете — я не понимаю, что такое — революционер? — неожиданно спросил он, ударив кулаком по колену, и
лицо его даже посинело
от натуги. — Подите вы все к черту, довольно я вам служил, вот что значит революционер, — понимаете? За-ба-стовщик…
Из коридора к столу осторожно, даже благоговейно, как бы к причастию, подошли двое штатских, ночной сторож и какой-то незнакомый человек, с измятым, неясным
лицом, с забинтованной шеей, это
от него пахло йодоформом. Клим подписал протокол, офицер встал, встряхнулся, проворчал что-то о долге
службы и предложил Самгину дать подписку о невыезде. За спиной его полицейский подмигнул Инокову глазом, похожим на голубиное яйцо, Иноков дружески мотнул встрепанной головой.
Теперь же пока это скромный, маленький уголок России, в десяти тысячах пятистах верстах
от Петербурга, с двумястами жителей, состоящих, кроме командира порта и некоторых служащих при конторе
лиц с семействами, из нижних чинов, командированных сюда на
службу казаков и, наконец, якутов.
Всем Хитровым рынком заправляли двое городовых — Рудников и Лохматкин. Только их пудовых кулаков действительно боялась «шпана», а «деловые ребята» были с обоими представителями власти в дружбе и, вернувшись с каторги или бежав из тюрьмы, первым делом шли к ним на поклон. Тот и другой знали в
лицо всех преступников, приглядевшись к ним за четверть века своей несменяемой
службы. Да и никак не скроешься
от них: все равно свои донесут, что в такую-то квартиру вернулся такой-то.
Его сердитое
лицо с черноватою бородкой и черными, как угли, глазами производило неприятное впечатление; подстриженные в скобку волосы и раскольничьего покроя кафтан говорили о его происхождении — это был закоснелый кержак, отрубивший себе палец на правой руке, чтобы не идти под красную шапку. […чтобы не идти под красную шапку — то есть чтобы избавиться
от военной
службы.]
Но ежели бы сие до такового
лица относилось, которое, быв некогда опытно, а потом в отставке, внезапу подверглось призванию с облечением доверия, то, кажется, лучшее в сем случае было бы поступить так: разыскав корни и нити и отделив вредные плевелы
от подлинных и полезных класов, первые исторгнуть, вторым же дать надлежащий по
службе ход".
Обревизовав канцелярию присутствия, вице-губернатор вошел к губернатору с рапортом, объясняя в нем, что по делам старшего секретаря найден им величайший и умышленный беспорядок, который явно показывает, что господин Медиокритский, еще прежде того, как ему лично известно, замешанный в похищении у частного
лица тысячи рублей серебром, и ныне нравственно не исправился, а потому полагает для пользы
службы удалить его без прошения
от должности.
В тех недавних случаях отказа
от военной
службы, вследствие религиозных убеждений неменонитов, правительственные
лица поступали так...
Но другой вопрос, о том, имеют ли право отказаться
от военной
службы лица, не отказывающиеся
от выгод, даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в судах, ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать к власти, полиции или суду.
«Много ораторов и писателей, — говорит автор, — восстали против такого положения и старались доказать несправедливость непротивления и по здравому смыслу и по писанию; и это совершенно естественно, и во многих случаях эти писатели правы, — правы в отношении к
лицам, которые, отказываясь
от трудов военной
службы, не отказываются
от выгод, получаемых ими
от правительств, но — не правы но отношению самого принципа «непротивления».
Что касается до судьбы остальных моих
лиц, то Тюменев, назначенный по духовному завещанию душеприказчиком Бегушева, прежде всего отказался
от приема дома в наследство
от Александра Ивановича, да по правде сказать, ему и не для чего это было: он страдал таким колоссальным геморроем, какому самые опытные врачи примера не видывали и объясняли это тем, что он свою болезнь на
службе насидел!
Всенощная
служба больше утренней приятна мне была; к ночи, трудом очищенные, люди отрешаются
от забот своих, стоят тихо, благолепно, и теплятся души, как свечи восковые, малыми огоньками; видно тогда, что хоть
лица у людей разные, а горе — одно.
В прежней
службе приятно было свободной походкой в Шармеровском вицмундире пройти мимо трепещущих и ожидающих приема просителей и должностных
лиц, завидующих ему, прямо в кабинет начальника и сесть с ним за чай с папиросою; но людей, прямо зависящих
от его произвола, было мало.
Прохор Прохорыч. Из
лица, впрочем, вы довольно свежи. Не
от бездействия ли это происходит? Вы, кажется, изволили весьма мало на
службе состоять?
Это страшное слово было громко и смело брошено ему в
лицо в присутствии всех сотоварищей по
службе, и после этого слова Устинов с презрением, даже более, с омерзением, словно
от какой-нибудь холодной и склизкой гадины, отдернул
от него свою руку.
Вот один уже заметное
лицо на государственной
службе; другой — капиталист; третий — известный благотворитель, живущий припеваючи на счет филантропических обществ; четвертый — спирит и сообщает депеши из-за могилы
от Данта и Поэ; пятый — концессионер, наживающийся на казенный счет; шестой — адвокат и блистательно говорил в защиту прав мужа, насильно требующего к себе свою жену; седьмой литераторствует и одною рукой пишет панегирики власти, а другою — порицает ее.
Мужики, напирая друг на друга, старались не глядеть в
лицо солдатам, которые, дрожа
от мороза, подпрыгивали, выколачивая стынущими ногами самые залихватские дроби. Солдаты были ни скучны, ни веселы: они исполняли свою
службу покойно и равнодушно, но мужикам казалось, что они злы, и смущенные глаза крестьян, блуждая, невольно устремлялись за эту первую цепь, туда, к защитам изб, к простору расстилающихся за ними белых полей.
Затем, отдалив
от себя прежнюю прислугу, Алина приняла к себе на
службу новых
лиц и в том числе дочь прусского капитана, Франциску фон-Мешеде, которая была при ней безотлучно до самого конца ее приключений и вместе с нею попала в Петропавловскую крепость.
Раз Владимир Семеныч, вернувшись со
службы домой, застал сестру плачущей. Она сидела на диване, опустив голову и ломая руки, и обильные слезы текли у нее по
лицу. Доброе сердце критика сжалось
от боли. Слезы потекли и у него из глаз и ему захотелось приласкать сестру, простить ее, попросить прощения, зажить по-старому… Он стал на колени, осыпал поцелуями ее голову, руки, плечи… Она улыбнулась, улыбнулась непонятно, горько, а он радостно вскрикнул, вскочил, схватил со стола журнал и сказал с жаром...
Если прихожане церкви просили о ком-нибудь, чтобы определить его к
службе церковной, то
от них требовалось свидетельство, что они знают рекомендуемое ими
лицо; «не пьяницу, в домостроении своем не ленивого, не клеветника, не сварливого, не любодейца, не убийцу, в воровстве и мошенничестве не обличенного; сии бо наипаче злодействия препинают дело пастырское и злообразие наносят чину духовному».
Семен Иоаникиевич повторил
от своего
лица и
от лица племянников согласие принять на сторожевую
службу Ермака и его людей, отвести им земли и отпустить дерева для постройки изб и хозяйственного обзаведения. Как на отведенную новым поселенцам землю, он указал на местность, лежащую за старым поселком.
Он намеревался открыть в орден доступ не только
лицам знатного происхождения и отличившимся особыми заслугами по государственной
службе, но и талантам — принятием в орден ученых и писателей, таких, впрочем, которые были бы известны своим отвращением
от революционных идей.
— Вы, конечно, — начал Сурмин, — живя в России, находясь на русской
службе, не
от себя, а
от лица поляков высказали те нарекания, которые привыкли они пускать на ветер.
С этой минуты перемены стали быстро следовать одна за другою. Владимир Сергеевич Похвиснев, сделанный уже ранее сенатором, получил повеление исполнять должность генерал-прокурора. Увольнение разных
лиц от службы посыпалось градом.
Имущественные средства Марковича были не очень свободны — он нуждался в подспорье, которым ему и служило маленькое жалованье, присвоенное его канцелярской должности (помнится, что-то около двадцати пяти рублей в месяц). Занятия
службою Марковича не тяготили, но не могла его не тяготить подчиненность
лицу,
от которого он зависел.