Неточные совпадения
— Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, — сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес
имя матери, он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась
от него. Теперь уже не учительница Шведской королевы, а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне.
Зная, что что-то случилось, но не зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь узнать что-нибудь, пошел в ложу брата. Нарочно выбрав противоположный
от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим полковым командиром своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено
имя Карениных, и заметил, как поспешил полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
— Только потому, что у них нет или не было
от рождения независимости состояния, не было
имени, не было той близости к солнцу, в которой мы родились.
— Прошу вас, — продолжал я тем же тоном, — прошу вас сейчас же отказаться
от ваших слов; вы очень хорошо знаете, что это выдумка. Я не думаю, чтоб равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживало такое ужасное мщение. Подумайте хорошенько: поддерживая ваше мнение, вы теряете право на
имя благородного человека и рискуете жизнью.
Он наскоро выхлебнул чашку, отказался
от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его
имя.
В общество это затянули его два приятеля, принадлежавшие к классу огорченных людей, добрые люди, но которые
от частых тостов во
имя науки, просвещения и прогресса сделались потом формальными пьяницами.
Сделавши свое дело относительно губернаторши, дамы насели было на мужскую партию, пытаясь склонить их на свою сторону и утверждая, что мертвые души выдумка и употреблена только для того, чтобы отвлечь всякое подозрение и успешнее произвесть похищение. Многие даже из мужчин были совращены и пристали к их партии, несмотря на то что подвергнулись сильным нареканиям
от своих же товарищей, обругавших их бабами и юбками —
именами, как известно, очень обидными для мужеского пола.
Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности,
от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была по
имени деревня, где находилась та приходская церковь, в которой положено было венчаться, именно деревня Трухмачевка, поп — отец Сидор, за венчание — семьдесят пять рублей, и то не согласился бы, если бы он не припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал лабазника Михайла на куме, что он уступил даже свою коляску и заготовил на всех станциях переменных лошадей.
Ее сестра звалась Татьяна…
Впервые
именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
И что ж? оно приятно, звучно;
Но с ним, я знаю, неразлучно
Воспоминанье старины
Иль девичьей! Мы все должны
Признаться: вкусу очень мало
У нас и в наших
именах(Не говорим уж о стихах);
Нам просвещенье не пристало,
И нам досталось
от него
Жеманство, — больше ничего.
Лонгрен, называя девочке
имена снастей, парусов, предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя
от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и т. п., а
от отдельных иллюстраций этих переходил к широким картинам морских скитаний, вплетая суеверия в действительность, а действительность — в образы своей фантазии.
Пока ее не было, ее
имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли
от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
— Вы, разумеется, знаете всех жителей, — спокойно заговорил Грэй. — Меня интересует
имя молодой девушки в косынке, в платье с розовыми цветочками, темно-русой и невысокой, в возрасте
от семнадцати до двадцати лет. Я встретил ее неподалеку отсюда. Как ее
имя?
Раскольников сказал ей свое
имя, дал адрес и обещался завтра же непременно зайти. Девочка ушла в совершенном
от него восторге. Был час одиннадцатый, когда он вышел на улицу. Через пять минут он стоял на мосту, ровно на том самом месте, с которого давеча бросилась женщина.
Затем я взял со стола десятирублевый кредитный билет и подал вам,
от своего
имени, для интересов вашей родственницы и в видах первого вспоможения.
Матери я про этоничего не расскажу, но буду говорить о тебе беспрерывно и скажу
от твоего
имени, что ты придешь очень скоро.
— Ваши обе вещи, кольцо и часы, были у ней под одну бумажку завернуты, а на бумажке ваше
имя карандашом четко обозначено, равно как и число месяца, когда она их
от вас получила…
— Так-с. Ну-с, так имейте в виду-с; а теперь благоволите принять, для интересов вашей родственницы, на первый случай, посильную сумму
от меня лично. Весьма и весьма желаю, чтоб
имя мое при сем не было упомянуто. Вот-с… имея, так сказать, сам заботы, более не в состоянии…
Через час урядник принес мне пропуск, подписанный каракульками Пугачева, и позвал меня к нему
от его
имени.
И Базаров и Аркадий ответили ей безмолвным поклоном, сели в экипаж и, уже нигде не останавливаясь, отправились домой, в Марьино, куда и прибыли благополучно на следующий день вечером. В продолжение всей дороги ни тот, ни другой не упомянул даже
имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта и все глядел в сторону, прочь
от дороги, с каким-то ожесточенным напряжением.
Она ограничилась легким восклицанием, попросила Аркадия поклониться отцу
от ее
имени и послала за своею теткой.
Там есть социалисты-фабианцы, но о них можно и не упоминать, они взяли
имя себе
от римского полководца Фабия Кунктатора, то есть медлителя, о нем известно, что он был человеком тупым, вялым, консервативным и, предоставляя драться с врагами Рима другим полководцам, бил врага после того, как он истощит свои силы.
— При чем здесь — за что? — спросил Лютов, резко откинувшись на спинку дивана, и взглянул в лицо Самгина обжигающим взглядом. — За что — это
от ума. Ум — против любви… против всякой любви! Когда его преодолеет любовь, он — извиняется: люблю за красоту, за милые глаза, глупую — за глупость. Глупость можно окрестить другим
именем… Глупость — многоименна…
Года три тому назад, когда Валентину минуло двадцать два, он, тайно
от меня, подал прошение на высочайшее
имя об отмене опеки, ему — отказали в этом.
В этих словах Самгину послышалась нотка цинизма. Духовное завещание было безукоризненно с точки зрения закона, подписали его солидные свидетели, а иск — вздорный, но все-таки у Самгина осталось
от этого процесса впечатление чего-то необычного. Недавно Марина вручила ему дарственную на ее
имя запись: девица Анна Обоимова дарила ей дом в соседнем губернском городе. Передавая документ, она сказала тем ленивым тоном, который особенно нравился Самгину...
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет
от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его
имя оказалось припутанным. А этот Миша — существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
Весной Елена повезла мужа за границу, а через семь недель Самгин получил
от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько дней она приехала, покрасив волосы на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова на ее
имя.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам
от себя, а все иные боги —
от разума,
от ухищрений его, и под
именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Матрена. Вот тут есть одна: об пропаже гадает. Коли что пропадет у кого, так сказывает. Да и то по
именам не называет, а больше всё обиняком. Спросят у нее: «Кто, мол, украл?» А она поворожит, да и скажет: «Думай, говорит, на черного или на рябого». Больше
от нее и слов нет. Да и то, говорят,
от старости, что ли, все врет больше.
— Вот вы о старом халате! — сказал он. — Я жду, душа замерла у меня
от нетерпения слышать, как из сердца у вас порывается чувство, каким
именем назовете вы эти порывы, а вы… Бог с вами, Ольга! Да, я влюблен в вас и говорю, что без этого нет и прямой любви: ни в отца, ни в мать, ни в няньку не влюбляются, а любят их…
Чтоб сложиться такому характеру, может быть, нужны были и такие смешанные элементы, из каких сложился Штольц. Деятели издавна отливались у нас в пять, шесть стереотипных форм, лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником след. Но вот глаза очнулись
от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса… Сколько Штольцев должно явиться под русскими
именами!
Фамилию его называли тоже различно: одни говорили, что он Иванов, другие звали Васильевым или Андреевым, третьи думали, что он Алексеев. Постороннему, который увидит его в первый раз, скажут
имя его — тот забудет сейчас, и лицо забудет; что он скажет — не заметит. Присутствие его ничего не придаст обществу, так же как отсутствие ничего не отнимет
от него. Остроумия, оригинальности и других особенностей, как особых примет на теле, в его уме нет.
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше
имя, узнать
от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни тетку, ни…
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю
от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего
имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
— И зовете меня на помощь; думал, что пришла пора медведю «сослужить службу», и чуть было не оказал вам в самом деле «медвежьей услуги», — добавил он, вынимая из кармана и показывая ей обломок бича. —
От этого я позволил себе сделать вам дерзкий вопрос об
имени… Простите меня, ради Бога, и скажите и остальное: зачем вы открыли мне это?
— Во
имя чего вы требуете
от меня этой услуги? Что вы мне?
Наконец вот выставка. Он из угла смотрит на свою картину, но ее не видать, перед ней толпа, там произносят его
имя. Кто-то изменил ему, назвал его, и толпа
от картины обратилась к нему.
Он, во
имя истины, развенчал человека в один животный организм, отнявши у него другую, не животную сторону. В чувствах видел только ряд кратковременных встреч и грубых наслаждений, обнажая их даже
от всяких иллюзий, составляющих роскошь человека, в которой отказано животному.
О Вере не произнесли ни слова, ни тот, ни другой. Каждый знал, что тайна Веры была известна обоим, и
от этого им было неловко даже произносить ее
имя. Кроме того, Райский знал о предложении Тушина и о том, как он вел себя и какая страдательная роль выпала ему на долю во всей этой драме.
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с старой правдой, бросающееся к новой, которая давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только слепого презрения ко всему старому, не различавшего старого зла
от старого добра, и принималась на веру
от не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых людей — без
имени, без прошедшего, без истории, без прав.
Она порицала и осмеивала подруг и знакомых, когда они увлекались, живо и с удовольствием расскажет всем, что сегодня на заре застали Лизу, разговаривающую с письмоводителем чрез забор в саду, или что вон к той барыне (и
имя, отчество и фамилию скажет) ездит все барин в карете и выходит
от нее часу во втором ночи.
Князь сообщил ему адрес Версилова, и действительно Версилов на другой же день получил лично
от Зерщикова письмо на мое
имя и с лишком тысячу триста рублей, принадлежавших мне и забытых мною на рулетке денег.
И это у того, который хотел уйти
от них и
от всего света во
имя «благообразия»!
Может быть, вы удовольствуетесь этим и не пойдете сами в лабиринт этих
имен: когда вам? того гляди, пропадет впечатление
от вчерашней оперы.
Овосава — это
имя, Бунгоно — нечто вроде фамилии, которая, кажется, дается, как и в некоторых европейских государствах,
от владений, поместьев или земель, по крайней мере так у высшего сословия.
Они назвали залив, где мы стояли, по
имени, также и все его берега, мысы, острова, деревни, сказали даже, что здесь родина их нынешнего короля; еще объявили, что южнее
от них, на день езды, есть место, мимо которого мы уже прошли, большое и торговое, куда свозятся товары в государстве.
Кеткарт, заступивший в марте 1852 года Герри Смита, издал, наконец, 2 марта 1853 года в Вильямстоуне, на границе колонии, прокламацию, в которой объявляет,
именем своей королевы, мир и прощение Сандильи и народу Гаики, с тем чтобы кафры жили, под ответственностью главного вождя своего, Сандильи, в Британской Кафрарии, но только далее
от колониальной границы, на указанных местах.
А вот вы едете
от Охотского моря, как ехал я, по таким местам, которые еще ждут
имен в наших географиях, да и весь край этот не все у нас, в Европе, назовут по
имени и не все знают его пределы и жителей, реки, горы; а вы едете по нем и видите поверстные столбы, мосты, из которых один тянется на тысячу шагов.
Вскоре он издал прокламацию, объявляя, что все пространство земли
от реки Кейскаммы до реки Кей он,
именем королевы, присоединил к английским владениям под названием Британской Кафрарии.
Он в первый раз понял тогда всю жестокость и несправедливость частного землевладения и, будучи одним из тех людей, для которых жертва во
имя нравственных требований составляет высшее духовное наслаждение, он решил не пользоваться правом собственности на землю и тогда же отдал доставшуюся ему по наследству
от отца землю крестьянам.
Я
от всего отрекся: нет у меня ни
имени, ни места, ни отечества, — ничего нет.